Жена полицейского (2013)

Да, Фильм идет почти три часа, с немецкой педантичностью и дотошностью, с выверенной точностью вплоть до мельчайших деталей быта (отчего веришь этим людям, что они там и живут на самом деле), нам показывают фрагменты жизни одной семьи. Зачастую наступает неловкость от подглядывания в замочную скважину или в чужое окно, настолько всё документально реально и естественно. Даже короткие главы с кроликом, с белочкой, с лисой несут в себе смысловую нагрузку- выжидание? позиция охотника? поведение жертвы? Даже старик несет основную мысль, что станет с Уве или что его ожидает…

Такие тихие трагедии внутри семей даже страшнее и громче бурных скандалов. А это значит, что снято очень классно, хотя почти три часа… да еще разделенные множеством глав… кто-то не выдержит и будет кому-то скучно. У меня лично напряжение только нарастало по ходу фильма…

Жаль, что доселе к этой интересной картине была написана всего одна, к тому же откровенно глупая, бездарная, поверхностная рецензия. Что ж, пора ситуацию поменять.

Этот долгий, но любопытный фильм Филипа Грёнинга идёт почти 3 часа и разделён на 59 главок — коротеньких фрагментов, некоторые длятся всего несколько секунд. С немецкой педантичностью подписаны начало и конец каждой главы, они просто пронумерованы. Кажется, что главы можно было бы и не подписывать вовсе. Тем не менее ведётся строгий протокол. Протокол чего?

То, что по началу кажется просто бытописанием, эстетским кадрированием обыденности, на деле является предельным всматриванием в реальность. Камера Грёнинга, а он здесь еще и оператор, то объективно отстранена, то предельно интимна по отношению к героям. Но сама реальность здесь фрагментирована, лишена начала и конца и от того напоминает сон. Мы никогда не помним начало сна, а когда просыпаемся, лишаемся его возможного продолжения. Каждая глава — это середина чего-то, это вырванный фрагмент. Грёнингу удалось сделать кино, в котором нет времени. Оно здесь застыло, превратилось в ничто.

Мы лицезрим детство маленькой девочки и вместе с тем детство всех троих. В детстве времени нет, время появляется вместе со взрослением, а затем все ускоряется и ускоряется. В специальных главах каждый герой поет на камеру детскую песенку, сначала по-отдельности, а потом они поют все вместе. Взрослые здесь тоже как дети. Грёнинг показывает их искренне счастливыми в идиллических эпизодах и глубоко несчастными в эпизодах, где обнажается их кризис.

У полицейского Уве нарушена психика. На работе он наблюдает смерть, держится профессионально, внешне беспристрастно и спокойно, а дома периодически срывается на жену из-за пустяков. Он совершает бессмысленное, немотивированное насилие над женой, и это насилие — предельное выражение его беспомощности. Впрочем, самих эпизодов рукоприкладства в фильме немного, куда больше фрагментов, где показаны последствия побоев — синяки на теле Кристины, заглавной героини. И, надо сказать, эти гематомы производят впечатление куда более тягостное, чем яростные вспышки гнева.

Кристина же находит себя в любви к дочери. Она нежна и заботлива с ней. Эпизод совместного купания в ванне, снятый в легкой рапиде, максимально раскрывает это единение матери и ребенка. Они существуют в прозрачной, пластичной воде, из которой сами и состоят, в которой и зародилась жизнь. Уве тоже любит дочь. Он и жену любит и откровенно признается, что не может без нее. Один кадр фильма практически повторяет знаменитый снимок Энни Лейбовиц, на котором запечатлены Джон Леннон и Йоко Оно. Вообще, если изъять из ленты все эпизоды, напрямую или косвенно связанные с насилием, то получится кино про бесконечно счастливую семью. Но в картине рай и ад одновременны.

Отдельными главами показан некий безмолвный старик. Грёнинг никак не объясняет его присутствие в ленте. Но этот старик очень уж похож на Уве. Можно предположить, что это сам Уве в старости, он доживает свои последние дни, погруженный в воспоминания и рефлексию. Этот странный персонаж не выбивается из картины, как не выбивается пробегающий мимо лис, хотя лис неизбежно имеет коннотацию триеровского «Антихриста». Есть и такие главки, своего рода хайку, в которых вообще нет людей, например, несколько секунд интерьера, или натуры, или белых голубей. Грёнинг при всей камерности картины создает такое огромное поле для трактовок, такую свободу, где не за что зацепиться (точнее, не понятно, за что цепляться в первую очередь), что поначалу просто теряешься.

В первый раз смотришь «Жену полицейского» скорее как триллер, потому что не знаешь, что покажут в следующем эпизоде. Чем все закончится? Будет ли это невыносимо тяжелым зрелищем или нет? Второй раз смотришь (или прокручиваешь в голове) как драму. Но не как психологическую, а скорее как онтологическую драму. Ведь главный вопрос онтологии — «что есть?» И такая фрагментированная структура фильма с его главками-снами едва ли не ставит под сомнение существование действительности.

Грёнинг в рамках всего одного фильма создает свой уникальный киноязык, но это язык только на один фильм. То есть развитие, но развитие тупиковое. Потому как невозможно такую фрагментарность усилить, не впадая в дикий авангард.