Сумерки ледяных нимф (1997)

Мне нравится ходить на попкорн.

(с) Гай Мэддин

К четвертому полнометражному фильму известнейшего канадского режиссера Гая Мэддина редко добавляют прилагательные «самый» такой-то или такой. Противоречивая вариация романа Кнута Гамсуна «Пан», в которой неповторимая форма оттеняет содержание и вовлекает в мифологическое странствие по стране, где не заходит Солнце.

Проблематика фильма искусственно крутится вокруг единства природы и человека, наличия обожествленного начала, которым пропитано все живое. Но даже какого-то направления мысли в сторону этого в фильме немного. Видим ли мы возможное сближение со Вселенной? Попытки героев познать мир - открыть неповторимую уникальность текущей жизни? Или же сцен соития на фоне природных красот достаточно? Хотя конечно, пантеизм здесь не связан непосредственно с природой. В данном случае, это представление о Боге, создавшем этот мир Любовью, которая понимается как всепроникающая, творческая, космическая сила, изначально присутствующая в Боге и формирующая этот мир. И тут эта сила сводит с ума.

В оригинальном романе главный герой бежит от цивилизации в норвежский лес - в фильме же Мэддина все это превращается в фантастическую страну Мандрагору. Здесь вместо полярных ночей пространство, где нет ничего и нигде и единственный символ ночи – шрамы на запястье главного героя.

Наш герой возвращается к себе домой на страусиную ферму к сестре Амелии. В доме, казалось бы, налажено хозяйство, но главный помощник Амелии пытается избавить самого себя от оков рабской жизни и выделить себе часть собственности. Эта проблема прямо-таки разрывается в фильме на самом высоком эмоциональном градусе. К ней постепенно возвращаются, требования то удовлетворяются, то не удовлетворяются – но помощник по дому здесь вырван из среды. Он пуст и жалок, его мотивы, хоть и меркантильны, но повешены в воздухе и не работают на единство фильма. Персонаж, без которого в картине можно было прийти к тематическому консенсусу, связности и последовательности.

Главным бензином в сюжетном двигателе можно считать заунывные любовные метания героя между двумя женщинами, каждая из которых извращена своими представлениями о природе, желаниях, Боге. Важный божественный символ фильма – статуя Венеры. Этот сюжет позаимствован из новеллы Проспера Мериме «Венера Илльская» - надетое на статую кольцо превращается в клятву верности богине Венеры и приводит героя к роковому исходу.

В нашем случае роковой исход у зрителей, которые рассчитывают получить связный рассказ. Казалось бы, к чему претензии, не всегда сюжет и захватывающая история определяет успешность фильма (да и кто вообще знает, что его определяет), но здесь как хотелось бы верить сюжет и сама история важны. Ведь нас погружают в фантастическую атмосферу – в мифологическую страну, но в воображении автора она может и сложилась, но до зрителя не дошла. Невозможно прослеживать перипетии любовных желаний героев, как простое переливание из пустого в порожнее. Любые символы здесь не дополняют и усложняют историю, делая ее глубже, а перетягивают на себя все внимание, оставляя итоговую сухость. В фильме нет самого важного – человека, только поток нескончаемых порывов.

Но нельзя все подытоживать на такой плохой ноте! Для тех, кто не знаком с творчеством Мэддина – это отличный старт привыкнуть к тому инструментарию, с помощью которого создается сюрреалистическая атмосфера. Иногда она перетекает в черную комедию, философскую драму или сказку, и как ни странно часто остается цельной. «Сумерки ледяных нимф», в отличие от сделанного раннее «Архангела» (1990) - цветной фильм. И с цветом здесь разошлись на славу. Выдуманный мир позволяет сочетать самые кричащие цвета, окутывать их в блестящий футляр и выдавать, как самую привычную комбинацию. Рассеянный свет сюрреалистической реальности, невозможное в обычном понимании движение Солнца и изменение его оттенков, а также карикатурное художественное небо. Выстроенное пространство в фильме действительно достойно внимания. Сложно найти аналогии. Тут режиссер использует свой излюбленный прием – стилизацию под фильмы времен зарождения кинематографа. Здесь это не так явно, не так открыто, но считывается. Словно цвет – только появившийся инструмент в арсенале и его можно применять, не ограничиваясь разработанными правилами и сложившимися традициями.

Но все же, как фильм это до конца не работает. Больше всего это напоминает запись театральной сказочной пьесы для детей, которые лет сорок сидели в зрительном зале и уже стали достаточно взрослыми для постельных сцен. Но в любом случае, такой киноопыт (по нашему мнению), как и любой, полезен. Творчество Мэддина – неспроста одно из самых изучаемых в Канаде, своеобразие и неповторимость сюрреалистического экспериментатора достойно таких разбирательств.

Даже сам режиссер в небольшом фильме о фильме «В ожидании сумерек» не предвещал ничего хорошего из этого творения. Он считал, что это будет его последний фильм, так как продюсерское давление выбьет его из-под него фундамент. Но благо все пошло немного по другому сценарию.