Когда мне было 5 лет, я покончил с собой (1994)

Этот фильм окончательно выгрел во мне навязанную мысль, что «не существует непризнанных гениев». А может самая чистая гениальность — не квинтэссенция из саундтрека с ярлычком качества, релиза на blu-ray и актеров, имена которых постоянно на языке? Все львы и пальмы ровным счетом ничего не стоят.

Два ребенка полюбили друг друга. Святое прониклось святым и приобрело высшее. Нет ничего удивительного, что их не захотели понять; закостенелость равна взрослости, есть лишь редкие исключения из этого правила, такой человек тоже показан здесь — это Эдуард. «Взрослость» — трагедия мира, его основное страдание. И мучаются не главные герои, а их окружающие — главный врач, родители, учителя. Мучаются от того, что им не постичь эту тайну — любви чистой, искренней, светлой, непосредственной — уже, наверное, никогда; больше того, они даже не знают, что являются духовными калеками. Такие же калеки и зрители. Мы посмотрим этот фильм, подумаем в лучшем случае: «как все верное показано», останемся под эффектом: кто на пару часов, а кто на несколько дней, но в итоге все равно выпадем из-под его влияния. Не потому, что кино плохое — оно совершенное, а потому, что так проще…

«Если не обратитесь и не станете как дети…»

Додумывая рассказанную историю, хочется верить, что Жиль и Джессика остались исключениями из редкого правила даже повзрослев.

Случается, что детское любопытство заканчивается выстрелом в висок. Так бывает, когда родители не замечают странностей своих детей, считая неожиданный вопрос всего лишь глупым беспокойством, от которого можно отмахнуться скороговоркой из никчёмных слов, думая, что затихший ребёнок уснул в покое, а не ушёл в себя.

Засыпая, пятилетний Жиль вообразил, что кончает с жизнью, чтобы умирая, стать другим — неуемным фантазёром и мечтателем, подружиться с хулиганистым товарищем и такой же, как и он, воображалой Джессикой, срастаясь с нею родственной душой, так крепко, что взрослым вдруг становится не по себе.

От невероятного начала события рассказом мальчика мгновенно переходят в сумасшедший дом, где непокорного ребенка ломает равнодушный главврач, а его ассистент, поступая в обход инструкций, использует механизм участливого сострадания, доверительным разговором помогая пациентам справляться со своею бедой.

Кажется, французы до конца не определились, о чем будет этот фильм, нагромождая в нем разные сомнения и противоречия, бросая упрёк родителям, уклоняющимся от трудных разговоров со своими детьми, учителям, подменяющим педагогику командованием и муштрой, завершая ряд медицинским диагнозом, прописывая карцер вместо воодушевляющих бесед.

Лечебный террор перемежается рассказами Жиля о себе и своих похождений с подружкой Джессикой, финал которых привёл его в больничную тюрьму, где он, отгородившись ото всех, изливает одиночество надписями на белой карцерной стене, тоскуя по оставшейся за порогом первой, незабываемой детской любви. Это так, но не все так просто.

Дружеская психотерапия внимательного стажёра Эдуарда сменяется принудительным мерами его начальника, мирный покой изолятора взрывается шумом и грохотом буйных пациентов, ужасом распахивая глаза удивленного паренька, моментами превращающегося из объекта помощи в помощника беспомощных докторов.

Незаметно картина теряет романтический дух, превращаясь в абсурдистский коктейль безобразий и безумия, где, пробиваясь сквозь удушливую мглу, многозначной метафорой является мечтательному Жилю чёрный своенравный конь, зовущий его в необъятные просторы любви, свободы и добра.

Всплывающая в воспоминаниях история любви обрастает этическими и нравственными проблемами, обнаруживая в трудностях общения с непростым ребёнком изъяны системы, бессильной переварить сложный менталитет, подчиняя нравы правилам, без оглядки на индивидуальность людей.

В этом контексте недоговорённостью мелькает обозначенная короткой фразой судьба, испытавшей на себе гнет правил строгой санитарки мадам Кокран, пытающейся незаметно помочь и утешить загнанного паренька, сама находя утешение в объятиях чуткого ребёнка.

Кошмары застенков, пересиливая весёлые воспоминания Жиля и комичную манеру исполнившего его роль Дмитрия Ружеля, создают фантасмагорию борьбы с инакомыслием, которую ведут взрослые, причислившие необычного ребенка в разряд психически расстроенных людей, чтобы ломая характер, встроить мальчика в привычный обществу управляемый механизм, подчинённый порядку однородного большинства.