Сало, или 120 дней Содома (1975)

Ух, меня и угораздило. Вот вообще от себя не ожидала написания ТАКОГО фильма.

Разумеется, я знала, на что иду. Что сажусь смотреть, в смысле: вольное переложение сюжета книги маркиза де Сада, разве что перенесённое в 40-е годы прошлого века и — в фашистскую республику Сало. Я морально подготовилась, ага (не, ну мало ли чО).

Действие перенесёно в 1944-45-е годы, в фашистскую 'республику Сало' на севере Италии, где группа лиц из высшего общества унижает, издевается, мучает, пытает юношей и девушек, собранных для услаждения извращённой элиты, чувствующей свою погибель. Четыре месяца длится эта экзекуция. 120 дней. Для взрослых это последняя возможность удовлетворить свои низменные инстинкты, для молодых людей - расплата за свою юность и желание жить.

—-

В общем, что имею сказать от себя.

Это был тот случай, когда и страшно, и интересно.

Фильм страшный. Неоднозначный.

Подвергался множеству кругов цензуры от запретов до превознесения.

Стоивший (по некоторым версиям) своему создателю жизни.

Споры о котором не утихают по сей день.

Жестокий и омерзительный. Изобилующий сценами пыток, унижений и убийств — с целым ассортиментом девиаций…

И при всём при этом фильм шикарен.

Да, сначала его у меня язык не поворачивался таковым назвать *к слову о языках тоже… но не спойлерю, не-не*

И, уж не обессудьте, без подробностей, хотяяя… спрашивайте, коли угодно *но я предупредила*.

…Зачем, спрашивается, подобное снимать?

Ведь и так несть числа (было, есть и будет) пытающихся через разнокалиберный трэш донести некие высокие идеи. Но — все их по дороге растерять... и тогда в остатке лишь шок да опустошение. И ещё отвращение…

…Зачем же смотреть?

Ведь вот после некоторых фильмов хочется промыть глаза и… оттереть саму душу.

А есть и такие, при просмотре коих будто б и соприкоснёшься ты с самой низменной грязью душевной и плотской, но… почему-то не испачкаешься…

*И зачем посмотрела лично я?.. Притом, что за некоторые не берусь вовсе, лишь ограничиваясь прочтением описания. Не вижу смысла погружаться, ибо не во что… чаще всего мелко и грязно там, как в луже. Но не тот здесь случай. Поскольку не та книга в основе экранизации (о, да, во владении словом «отцу садизма» не откажешь)…

Но вот имелась у меня робкая надежда, что целью Пазолини была отнюдь не только и не столько точность передачи через экран чужой «вкусно» поданной извращённости, а ровно наоборот *+кое-что ещё*…

И тем более неслучайным увиделось, казалось бы, нелогичное сочетание (противопоставление?) совершенно безыскусной актёрской игры и тут же — проникновенно-волшебной музыки Морриконе, звучащей в великолепии южных пейзажей и старинной архитектуры, будто вечности, застывшей в камне…

Да, Пазолини всё удалось.

Показать богомерзкий ужас, не смакуя его.

Без акцента на эстетике страданий и разврата.

Без подмены понятий и желания оправдать и подсунуть под «элитарностью» очевидное зло и грязь..

И всё это в столь иронично-трагичном воссоздании кругов ада (в отсылке к Данте).

Да, планировался фильм как часть целой концептуальной трилогии, но… не случилось. Этого режиссёр не успел… Как и увидеть саму премьеру… Зато таки успел и сумел вложить в «СалО…» даже не просто смыслы, а вполне себе аллегории: идеологии превосходства высшей расы фашизма и философии вседозволенности де Сада…

И — оставить своим творением какое-то совершенно правильное послевкусие.

С одной стороны — о том, что пресыщение порождает порок, а он в своей квинтэссенции однажды неминуемо приходит к логическому завершению: преступлению и — вырождению. *должен прийти, и почему-то здесь в это верится*

«…Не, ну а почему бы и да, в конце-то концов?!»…— *возопил тут идеалист во мне, продолжив свои выводы *с коими я вполне согласна*:

— что неизбывность человечьих грехов всё ж не властна над ценностями вечными.

— что вседозволенность — не равно свобода, и никогда ею не станет. Главное, не перепутать…

— и что извращение, даже в самых грамотных и изощрённых поползновениях возведения в учение, философию, идеологию (привет, любимое окошечко Овертона!), всё равно останется грязью и извращением.

А со стороны же другой — как всё было бы, если б фашизм победил на самом деле… Аморально, преступно и… буднично, и вот это по-настоящему страшно. Последняя сцена фильма, кажущаяся нелепицей, как раз об этом…

…Иногда просят резюмировать, рекомендую ли фильм. О, да. Если, конечно, вы НЕ: беременны/ сверхтрепетны и ещё бесчисленное количество «не», коль имеется предубеждение против жёстких фильмов (а этот именно таков). Ну и, разве что, не ешьте во время фильма *хотя мне сие не мешало, но #яжмедик, что с меня взять? А если тоже решитесь, то и вам приятного аппетита просмотра*

Да, рекомендую, если вам, как и мне, интересно вдумываться, почему одни фильмы хочется развидеть, а в другие — всматриваться, чтоб запомнить.

Быть может, в этой разнице воздействия и кроется отличие подлинных произведений Искусства и поделок-подделок под него?..

И да, вроде, малость и боязно прозвучать излишне пафосно с такими заявками, но мне действительно важно научиться понимать это всё. Хотя б для себя. И уметь отличать одно от другого.

И — вдруг кому-то всё это важно тоже?..

'Сало, или 120 дней Содома' (1975) - это контроверзиальная кинокартина, созданная итальянским режиссером Пьетро Паолини. Фильм основан на произведении Маркиза де Сада и является печально знаменитым представителем кинематографического искусства, известного своей провокационностью и отклонением от традиционных стандартов. Сюжет разворачивается в Италии времен фашистского режима, где четыре влиятельных фашиста устраивают беспредел в своей вилле. Заключив десятки молодых мужчин и женщин, они подвергают своих жертв разнообразным формам физического и психологического насилия, создавая отвратительный и мучительный опыт. Стоит отметить, что 'Сало' воспринимается как произведение искусства, а не просто как развлекательное кино. Паолини экспериментирует с формой, светом и композицией, создавая атмосферу абсурда и безнадежности, что делает фильм уникальным в своем роде. Визуальное исполнение, несмотря на свою суровость, является искусством, и в этом плане 'Сало' удивляет. Однако, фильм несомненно вызывает спорные реакции. Он проникает в темные уголки человеческой психики и вынуждает зрителя столкнуться с экстремальными проявлениями зла. Такой подход делает 'Сало' труднопостижимым и вызывает вопросы о пределах искусства, где заканчивается художественная свобода и начинается оскорбление общественной морали.

Таким образом, 'Сало, или 120 дней Содома' является фильмом, который невозможно оценить в чистом виде. Он уникален, вызывает дискуссии и оставляет глубокие следы в памяти зрителя, но также требует от него терпения и готовности столкнуться с темными и неудобными сторонами человеческой природы.

Сразу скажу, что моя рецензия относится ровно к одному аспекту этого фильма - умении режиссера передать де Сада.

Собственно, что такое де Сад формально? Де Сад - это хардкорная неклассическая философия, особенно если мы говорим о днях содома. Де Сад предлагает нам структуру идеального общества, на манер 'Государства' Платона, с которым его и корректно сравнивать. Дни содома, как и 'Государство' - это абстрактное место, абстрактный замок, идеальные люди, идеальные взаимоотношения и так далее. Это что-то, что очень тяжело изобразить - режиссер взял на себя почти неподъемную задачу, да к тому же и на одном из самых сложных авторов для прочтения (ввиду его языка и нашего естественного предубеждения).

Что сумел передать режиссер? Он сумел уловить и передать математичность происходящего, знаменитый де садовский словесный садизм, что очень хорошо выразилось в персонаже, который любит рассказывать анекдоты, едва ли не математического характера. Он также сумел адаптировать атмосферу де Сада, напомню, человека, который пишет об идеальных конструкциях - удачно подобрав фашисткую италию под основной сюжет, а сами разговоры выразив в конкретных застольях, цитатах, акцентах. Де садовское безумие оказывается очень близким, понятным, простым; это вполне легитимное истолкование и огромная заслуга режиссера, который старался следовать букве текста.

Отметим и удачные вставки из 'Жюстины' и из 'Философии из Бодуара'.

Из минусов можно заметить лишь то, что режиссер все-таки негативно рассматривает весь этот 'садизм'. Его восхищает де Сад, но он его не понимает, что видно, например, по придуманной режиссером сцене, где одной из 'собак' скармливают еду с гвоздями - что здесь, собственно говоря, эротичного, даже учитывая де Сада? Кто сумел бы насладиться этими страданиями? В общем, как мне кажется, режиссер не до конца понял саму суть и причину рассуждений де Сада, не уловил его рассуждения о Природе из той же Жюстины, а потому немного переборщил с показом ради показа, нежели с размышлением о причине показываемого.

В любом случае, одна из лучших киноадаптаций философских книжек!

Имеющий репутацию самого страшного фильма в истории кино, «Сало, или 120 дней Содома» и спустя годы шокирует и поражает, прежде всего, глубочайшей эстетической бескомпромиссностью постановщика, его мужественной решимостью идти в самые глубины зла, в адские бездны, настойчивым желанием понять механику насилия и того, что в самой ленте названо «анархией власти». Дотошность в исследовании природы фашизма может показаться смакованием жестокостей, но это далеко не так, ибо во многих сценах даже при попытках палачей их расчеловечить и оскотинить жертвы страдают всерьез и своим мученичеством духовно возвышаются. Атеист и марксист Пазолини в этом фильме по сути дела противопоставил мученичество и палачество, показал, что первыми фашистами в истории были римские императоры, отдававшие христиан на растерзание львам и придумывавших изощренные пытки.

В «Сало…» палачи, садовские либертины и либертинки – фашисты до мозга костей, ибо они превращают своих жертв в неодушевленный предмет, овеществляют их, пытаясь лишить человеческого облика. Однако, лишают этого облика самих себя. Велико страдание девушки, плачущей о своей матери, однако, это горе становится источником извращенного удовольствия палачей. Палачи сами едят дерьмо идеологии и кормят им своих жертв (не здесь ли источник сорокинской «Нормы»?), в пароксизме дьявольской жестокости и садизма они мучают своих жертв дотошными рассказами об извращениях, сами будучи патологически ненасытными при всей своей пресыщенности наслаждениями. Перезрелые и престарелые либертинки в роскошных платьях медленно повествуют о своих похождениях в геометрически ледяной комнате, мертвой в своей симметричности.

За всеми извращениями показанных и рассказанных ужасов «Сало…» стоит человеческий разум (не случайно Сад «творил» в эпоху Просвещения!), именно его беспощадная логика, соединенная с яростью изощренного инстинкта порождает весь тот адский кошмар, в который на два часа погружается зритель. Увидеть в маркизе де Саде, этой иконе для всей извращенцев, первого в истории литературы фашиста – на это нужно особое мужество. Уродство либертинов и либертинок, не только духовное, но и физическое, их ледяной ум, служащий лишь утолению ненастных желаний, постоянно придумывающий что-нибудь новое, чтобы хоть на миг преодолеть пресыщенность удовольствиями, - все это препарировано Пазолини с невероятной художественной силой. «Сало…» - ни много ни мало фильм о несовместимости палачей и жертв, мученичества и злодейства, христианства и неистового языческого фашизма (в какой изощренной жреческой одежде один из либертинов женит других, на это тоже надо обратить внимание).

Палачи-либертины подвергают своих жертв не только физическому и духовному насилию, но и вербальному: они постоянно орут на них, рассказывают омерзительные истории. Однако, жертва, так и не ставшая палачом (а в картине есть и обратное, когда открывается целая цепочка предательств среди жертв ради сбережения их жизней), пройдя страдания до конца, не просто не расчеловечивается, но наоборот, приобретает ореол святости, палач же своей яростью и ненавистью к предмету насилия, сам становится демоноподобной сущностью, переставая быть человеком. «Сало, или 120 дней Содома» - о вечном фашизме, как называл его Умберто Эко, о том, что уже Нерон и Калигула в своих изощренных экзерсисах были прародителями не только маркиза де Сада, но и современных нацистов, убивавших и терзавших невинных людей в годы Второй Мировой.

Есть они и теперь, фашист – всякий, кто, не уважая другого человека, превращает его в объект своих изощренных фантазий, кто оскотинивает сам себя, овеществляя и мучая другого. Всякий же, кто, отказавшись сотрудничать с фашистом, обрекает себя на муки и, претерпевая их до конца, возвышается духовно, становясь примером для других людей, мужественно сохранив свое достоинство. Удивительно и симптоматично, что такой режиссер, как Пазолини, исследовавший всю жизнь природу людских инстинктов, снял в конце карьеры столь противоречивый, но все же гуманистический фильм, отстаивающий право человека оставаться таковым, даже несмотря на возможные страдания.

Постмодернистский фарс, в котором на первый взгляд больше формы ради формы. Но это же не просто про то, что взрослые заставляют платить молодость, за юность и красоту, а молодость расплачивается своим временем за право жить.

Как и в любом хорошем фильме тем для осмысления и обсуждения много. По мне так это замечательная критика фашизма, как впрочем и любой авторитарной или коррумпированной власти. Как сказал один из персонажей, настоящей анархии, т.е. анархии власти. Замечательная аналогия с поеданием фекалий, как по цвету, так и по навязыванию чуждых взглядов. Это хорошо относится к любому времени, когда нормальным начинает считаться нечто, о чём говорят что это правила и навязывают.

Понятно что фильм шокирующий и чрезмерно эксплуатационный. Особенно отвратительны сцены с экскрементами. Но с другой стороны, кого сейчас действительно удивишь насилием на экране?! А такой приём неплохо использовала и ультралиберальная социалистка Баскова в своём Зелёном Слонике и Сорокин в своей Норме.

Кино конечно не для всех и пока что во все времена.

Фильм кстати таки получил Золотого Льва в 2015 в категории Классика Венеции.

Пазолини снял один из самых смелых и провокационных по идее фильмов, однако не решился сделать посыл очевидным для всех и отказался от какого бы то ни было символизма, от глубоких диалогов и от идеологически насыщенных сцен. Сам маркиз де Сад пользовался короткими пророческими вставками философического свойства, отрицающими мораль в тех или иных проявлениях, предвосхитившими интеллектуальные изыскания и Достоевского, и Камю, и Сартра. Я думаю, очевидно, что нельзя вот так просто взять и перенести роман об отсутствии объективных моральных норм в ситуацию абсурднейшей и ужаснейшей трагедии в истории человечества.

Таким образом, мы имеем в определенном смысле постмодерновый фильм: нигилистичный, жестокий, интертекстуальный, имеющий в основе симулякр. До прочтения книги смотреть в принципе нет смысла. После вдумчивого прочтения — уже, в общем-то, не обязательно. Только если из личного интереса. Ну, скажем, если вас, как и меня, возбуждают сцены насилия.

9 из 10

Середина семидесятых годов двадцатого века явилась сложным, переломным периодом в новейшей истории. Затяжной мировой экономический кризис, начавшийся в этот период, привел к таким событиям в политической и культурной жизни как

а) распад Восточного Блока и СССР,

б) экономическое и культурное возвышение азиатских стран, прежде всего, Японии,

в) появление панка, пост-панка, техно и рэпа в популярной музыке,

г) эпидемия пластика и полиуретана в дизайне и моде, а также, фактически,

д) смерть кинематографа в Западной Европе в том виде, в котором все его знали.

Ведущие западные интеллектуалы, среди которых были и выдающиеся кинорежиссеры, пытались осмыслить происходящее, нащупать, быть может, пути выхода из создавшегося пике.

Непоправимый урон понесла киноиндустрия Италии. Возвысившаяся в эпоху экономического бума 50-х, так хорошо показанного в шедевре Феллини «Сладкая жизнь», студия Чинечитта терпела убытки, отказываясь от амбициозных проектов. Достаточно сопоставить проекты 60-х и 70-х одного из лидеров кинобизнеса, Лукино Висконти: после масштабных полотен, вроде «Леопарда», пришли камерные, практически комнатные фильмы, вроде «Семейного портрета в интерьере». Впрочем, трясло не только кинематограф. Множилась безработица. Избалованные тучными годами молодые люди, хлебнувшие дольче виты, оказавшись в стесненных условиях, все более ожесточались, обвиняя правительство, «мировую закулису», немногочисленных выживших буржуа. Волны студенческого протеста, захлестнувшие Европу с конца 60-х годов, обернулись стихийными вспышками насилия, «симпатией к дьяволу» терроризма со стороны бедных амбициозных ребят.

На этом фоне один из ведущих европейских интеллектуалов эпохи, великий режиссер, писатель, поэт и публицист, Пьер Паоло Пазолини, заметивший в одном из интервью: «сегодня многие считают, что надо убивать», предпринимает беспрецедентную по смелости попытку проанализировать, вполне всерьез, по-философски смело, но с привлечением богатого материала, сложившуюся в обществе нездоровую ситуацию. В 1975 году Пазолини снимает «Сало или 120 дней Содома».

Формально фильм снят по зловещему, превосходящему все разумные пределы, одноименному произведению маркиза де Сада, этого апологета (и, в то же самое время, критика власти). Стоит сразу сказать, что, не смотря на весь отталкивающий ужас, происходящий на экране, Пазолини оставил за кадром большую часть де-садовских зверств. Более того, экранизируя де Сада, режиссер, по сути, экранизировал обширную библиографию критики Сада (в титрах недаром указаны ссылки на работы Клоссовски, Бланшо, Барта, в полемику с которыми вступает итальянский мыслитель). Фильм выступает не только художественным произведением, но и — буквально — исследованием, инвентаризацией современного европейского общества, которое, по мнению Пазолини, не пережило фашизм. К середине 70-х у художника Пазолини накопилось к миру и власти (которая, к слову, возбудила против режиссера более 30 дел) много вопросов и в «Сало» он попытался дать на них свой ужасный ответ: «В течение ряда лет я мог позволить себе заблуждаться. Вырождение настоящего компенсировалось как объективной живучестью прошлого, так и возможностью восстановить его. Но сегодня вырождение тела и чувств приобрело ретроактивную значимость. Если те, кто ТОГДА были такими, смогли сегодня стать тем, что они есть, значит, потенциально они уже были такими, значит, и их тогдашний способ существования обесценился тем, какими они стали сегодня».

Таким образом, по мнению режиссера, не дожившего до премьеры и зверски убитого на пляже в Остии вполне в стиле собственных жутких работ, виновны все. Пазолини показывает (пользуясь всем арсеналом доступных ему художественных средств), что все европейцы (включая и столь любимый им в ранние марксистские годы пролетариат, и крестьянство, и интеллигенцию, и духовенство, и бизнес, и все ветви власти, и томных юношей, и голубоглазых красоток, и любителей Паунда, и дадаистов, и неоклассиков) замараны фашизмом, показанным в фильме в виде той самой любимой де Садом субстанции.

А выход? Выхода, по мнению режиссера, из сложившейся ситуации нет. Фильм обрывается страшно. Подобно тому, как у Бергмана в «Персоне» рвется пленка, у Пазолини один из надсмотрщиков-палачей просто переключает каналы на радио: вместо пыточной музыки Орфа звучит вальс и зритель стремится поспешно забыть весь ужас «120 дней». «Вот этим все и закончится: не будет кино, только порнография и телевидение. И телевидение будет формировать наш образ жизни, предлагая нам хорошо продуманные готовые истории, наслаивая одни модели на другие, доказывая, что жизнь — это непрерывный сериал» — говорит Пазолини. А пытки, страдания, эксплуатация человека человеком, все это есть, и будет продолжаться в республике Сало, этой симуляцией всей нашей «планеты людей» до конца наших дней, оставаясь за кадром шоу. Именно этот феномен благодарные зрители Пазолини, французские философы 70-х годов, назовут спустя пару лет «состоянием постмодерна». И в этом смысле смерть Пазолини, этот «окончательный монтаж» его последнего шедевра, явила собой пример жуткого хеппенинга, верифицировав неумолимый приговор «Сало или 120 дней Содома» миру.

8 из 10

Пазолини при пахоте своего замысла, заброшенного куска целинно-залежных земель неспешно методичен, основателен, при этом не лишён вдохновения. Омерзительное он возводит в ранг поэзии, отвратительное у него живописно. Он максимально эмпатичен своим героям, — иначе невозможно было бы сделать их образы такими убедительными.

Продукт Пазолини есть образное воплощение оксюморона. У него изощрённо сочетается то,. что в принципе не сочетаемо — это, с одной стороны светлая, декоративная сторона жизни, её парадный фасад: классическая музыка, роскошные интерьеры, искусные наряды, красивые лица, изящные формы, красота человеческого тела, образцы высокой архитектуры, великолепные ландшафты; с другой стороны, теневая, запрятанная вглубь, запрещённая область, подвал: — публичный секс во всех мыслимых видах и формах, капрофагия, уролагния, садомазохизм, унижение, насилие.

Действующие лица всей этой мерзости поистине мастера придать безобразному статус аристократичности. Они изобретательны в меру своего культурного развития в поиске средств, максимально бьющих по низменным ощущениям, их воспалённое воображение не переставая генерирует варианты извращений, которые лишь внешне легко укладываются в квазикультурные рамки, придавая их действиям вид благопристойности.

Наблюдать за действом, в котором автор выгребет из помойной ямы человеческих пороков самые мерзопакостные, довольно тяжкая работа. Каково (о, слово подвернулось) же режиссёру снимать это свинство? Ассенизатор человечества — редчайшая профессия, род деятельности ни сказать, что подвиг, но что-то героическое в этом есть.

Парадоксально, но вычурно изображаемая изнанка человеческой сущности у большинства зрителей вызывает большее негодование, чем осознание того факта, что действие фильма происходит в те годы, когда в отдельно взятой стране было налажено производство товаров из человеческой плоти: дамских сумочек из кожи заключённых лагерей смерти, матрацев из человеческих волос, в дело шёл и пепел, остающийся после сжигания людей, им удобряли поля. Как ещё не додумались разбрасывать людей на свои нивы для повышения плодородия почв?! Почему же эти факты не вызывает ни у кого особых эмоций, не говоря уже о негодовании? Только ли лишь потому, что всё это было под покровом легитимности в границах вновь образованной империи в соответствии с принятой идеологией? Или потому что эти факты труднее осознать, ведь они бьют по рецепторам высшего порядка, которые у человека находятся в спящем состоянии. А вот эпизоды пожирания испражнений напротив воздействуют на клетки низшего порядка, они настолько чувствительны, что сходу вызывают рвотный рефлекс.

Все ужасы прошлого и текущего времени создатель фильма трансформировал в образы, запечатлённые в сценах, в которых выбранным жертвам прижигают половые органы и соски, выколупывают глазное яблоко из глазницы, отрезают язык, заставляют есть еду набитую гвоздями.

Этот натурализм выстрадан художником, генерирован осознанием того непреложного факта, что слово «фашизм» получило своё первое звучание в благодатной Италии.

Пазолини с человечеством жесток, но лишь в такой мере, в какой зеркальщик изготавливает зеркала в стране с тотальным уродством.

Если бы другой великий режиссёр, Триер снимал этот фильм, то его финал скорее всего закончился бы трэшем: с неведомых мест собрались бы в многочисленную стаю сотни шакалов, гиен, кайотов, и эта дикая разъярённая стоглавая тварь в едином порыве, рыча, истекая слюной, ворвалась бы в содомское логово и сожрала бы, чавкая и отрыгиваясь, всех его обитателей, как неисправимо порочных палачей, так и их ничем не повинных жертв, но уже заражённых пороком.

У великого Пазолини финальная сцена другая -спокойная, выверенная; она попросту гениальна, впрочем, как и гениален весь фильм.

Изысканный садизм, изощрённое смертоубийство, изобретательные пытки, извращенческий беспредел — всё вышеперечисленное тоже является частью вселенной, именуемой Кинематограф. «Сербский фильм», «Человеческая многоножка», «Мученицы», «Хостел» — для поклонников по-настоящему жёсткого кино названия этих фильмов звучат, как сладкая музыка.

Но сегодня хочется поговорить не о зубодробительном трэше и не об откровенной киллер-порнухе. В первую очередь, кино — это искусство, а уже потом похабное зрелище. Поэтому обратим особое внимание на «шокирующие ужасы» и «ужасные шоки», снятые очень известными и даже великими режиссёрами. И первым в этом списке значится общепризнанный классик мирового кино Пьер Паоло Пазолини. Итак, самый противоречивый фильм великого итальянца, его лебединая песня — «Сало или 120 дней Содома».

В данном случае, Сало — это не название фирменного украинского продукта, который употребляется с чесноком под водку с перцем. Республика Сало (с ударением на букву «о») — так неофициально именовалась Итальянская социальная республика, фашистское государство, созданное на исходе второй мировой войны и просуществовавшее полтора года. Именно в фашистскую республику Сало режиссёр Пазолини перенёс действие скандального романа французского писателя 18—19 веков Маркиза де Сада «120 дней Содома».

Кстати, злобный маркиз увлекался не только садизмом, но и философией. Собственно, смысл его философии как раз и сводился к оправданию садизма. Вот типичное высказывание этого мэтра жестокости: «Дурное поведение, разврат, порочные, преступные и даже чудовищные наши прихоти ценны уже тем, что доставляют нам удовольствие и наслаждение, и неразумно лишать себя того, что приносит радость».

Не знаю, что конкретно доставляло удовольствие и приносило радость Пьеру Паоло Пазолини, но фильм у него получился «крышесносящим».

Скажу сразу — неподготовленный зритель во время просмотра будет блевать и плеваться, ибо болезненные фантазии де Сада и Пазолини воистину не имеют никаких границ.

На протяжении фильма почти все его персонажи употребляют внутрь человеческие экскременты. Интеллектуальные критики стыдливо называют этот процесс «занятием копрофагией». Эти же самые критики уточняют, что «экскременты для сцен копрофагии делались из шоколада и апельсинового мармелада».

В соответствии с нетрадиционной концепцией фильма, участники этого кровавого действа разделены на господ-фашистов и пленников- рабов. Кто-то кого-то постоянно насилует самыми необычными способами. При этом гетеросексуальные отношения запрещены, нарушение запрета карается отрубанием рук и ног.

Пленников заставляют есть пироги с мелкими гвоздями, вырезают им глаза, вырывают языки, съедают сердца, снимают скальпы (как в кино про индейцев). Кроме того, их секут, прижигают калёным железом и просто убивают. Методы убийств, как вы сами понимаете, отличаются особым душегубством и цинизмом.

В общем, герои «Хостела» нервно курят в сторонке.

Я видел много жутких фильмов, но «Сало» — не просто жуть. Это — жуть высокохудожественная.

Я видел много порнографических фильмов, но «Сало» — не просто порнуха. Это — порнуха артхаусная.

Именно поэтому итальянский суд в далёком 1978 году признал «Сало или 120 дней Содома» произведением искусства. Такая вот коллизия — фильм стал произведением искусства по решению суда. Тем не менее, это произведение искусства до сих пор запрещено к показу в очень многих странах.

Как ни странно, я поддерживаю решение итальянского суда и (несмотря на визуальные зверства) ставлю этому фильму очень высокую оценку. И я не садист. Просто это действительно произведение искусства. Но — очень отвратное.

9 из 10

Похоже, в 1975 году зритель был ещё не настолько крепок нервами, чтобы адекватно воспринять столь жёсткое повествование о кошмаре, распространившемся по всей Европе стараниями Адольфа Гитлера, обо всех грязных подробностях фашистской деятельности, из-за чего режиссёр данного фильма был не понят зрителями, удостоившимися посмотреть «Сало…» до премьеры, и в итоге не дожил до этой самой премьеры своего же фильма. В Википедии вы можете прочитать о том, как скончал свою жизнь Пьер Паоло Пазолини, и либо порадоваться, если вы тоже считаете этот фильм неприкрытой мерзостью, за которую нужно убивать; либо же возмутиться в адрес людей, устроивших произвол над человеком, показавшем правду. Фильм может показаться бредом сумасшедшего — есть в нём совершенно безумные детали, но кто знает, на что были способны моральные уроды, кроме как на то, чтобы сжигать людей в печах и делать из кожи грудных детей дамские сумочки — такие нелюди не знали края в своих непотребствах. То, что фильм отвратительный, должно было быть понятно ещё по названию, так неужели те люди, что пришли на допремьерный показ в кино в 1975 году, не понимали, что будут смотреть порно-триллер? Словно никто и не обратил внимание на то, что хотел донести автор. Он показал то, что я вывел в название своей рецензии.

Если сравнить этот фильм со многими старыми и современными мерзкими ужастиками, многие из которых прикрываются тем, что якобы относятся к «трешу» и «арт-хаусу», а на деле показывают мракобесие без намёка на логику, то «Сало, или 120 дней Содома» можно по праву назвать шедевром. В фильме есть всё то, что должно быть в любом уважающем себя фильме любого жанра: здесь есть прежде всего интересный сюжет с разными поворотами и шокирующими сюрпризами; а также не менее шокирующие диалоги, доносящие до зрителя весь ужас происходящего, нездоровые наклонности мучителей невинных подростков, страх пленных юношей и девушек перед безжалостными нелюдями, у которых неизвестно, что дальше будет на уме — ведь организаторы содомии в стенах резиденции придумывают всё новые и новые издевательства, моральные и физические. Не надо кричать, что понравиться такой фильм может только тем, кому нравится и в жизни смотреть на чужую боль — этот фильм может понравиться и тем, кто просто хочет увидеть, что имеет место быть в этой жизни, или что когда-то происходило. Это вам не «Бойня блюющих куколок» и «Снафф 102», в которых, кроме боли и блевотины, ровно ничего нет, такие «твАрения» не несут никакой смысловой нагрузки, никакого сюжета, только неприкрытое издевательство для героев и для зрителя. Здесь по-настоящему сильное кино. Конечно, могут показаться бредом сцены с поеданием фекалий — это то, что упоминает каждый в рецензиях и в комментариях, этого невозможно не упомянуть. Читал, что это извращение зашифровано и означает любителей чёрной икры, но мне кажется это неверным истолкованием самого мерзкого непотребства в фильме. Это вопрос к автору книги, по которой снят фильм, и пусть убийцы режиссёра скажут спасибо, что Пазолини показал далеко не всё, что там было написано. Разумеется, фильм только для зрителя со здоровыми нервами и желудком, которые способны увидеть и понять правду такой, какая она есть.

10 из 10

Гений Пазоллини! Пазоллини — Гений! В первую очередь я бы хотел обратиться к критикам (коих большинство), вы что, воспринимаете увиденное всерьез? Это же безумный театр, фантасмагория, бесконечное действо! Не это ли нужно тебе, дорого и утонченный зритель?! А вот тут разврат! А вот там оргии гомосексуального характера! А вот, а вот там..! Что там? Не хотите ли вспомнить творчество «битников» (Берроуз, Кероук, Гинсберг и т. д.). Творчество явно не предназначенное для рефлексирующего эстетства при чтении и просмотре, все это сплошная и не подъемная галлюцинация! А давайте вспомним Жене? Да-да, того которого клеймили многие, нарекали лидером гомосексуального движения Европы, того Жене, что вызывал позывы на рвоту у томных барышень, но это все так, слова! Это театр, ребята, прекраснейший театр! Изобилует перверсиями?! Да ладно, почему бы и нет?! Почему не воспринять все это как безумную пьесу, эдакое воплощение фантазий взрослого человека! Проведя несколько лет в Нидерландах, я невольно начинаю беспокоиться о духовном состоянии большинства критиков и вообще тутошних завсегдатаев… Какая мораль? Какой здравый смысл? Везде порыв, квир-фестивали на плавучих сценах, что рассекают по многочисленным каналам старого Амстердама, шествия лгбт по площади Дам, ребята вы что совсем с ума посходили?

В жизни всегда должно быть место празднику и поэзии для обреченных. Поэзии отражающей духовное и психическое состояние индивида, поэзии неспособной навредить кому-либо вообще. Копрофилия, Мужеложство… ну и что? Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось(с). Не вижу в этом ничего страшного, более того, фильм вызвал у меня самые теплые чувства, эдакая реализация «Голого Завтрака» и «Диких Мальчиков» Берроуза в одном фильме, в одном поэтическом этюде, в одном ужасающем и безгранично влюбляющем в себя, в одном творении гения, гения Пазолини. Баскова и Фон Триер где-то далекооо еще под столом спотыкаются о тапки своих родителей, когда Пазоллини уже гремит! Вещает! Разрушает устои этого прогнившего эстетства, аккуратно насмехаясь над серьезностью обвинений и погибает от руки того самого жалкого общества! Общества порядка и морали, общества с отсутствием сатиры, общества… а зачем нам такое общество. Подводя итоги хочу сказать что не собираюсь ткать ненависть на ситцевых простынях своих, к противникам сиего творения, а просто скажу, что глубинный анализ себя — есть ни что иное, как самокопания, отнюдь не рефлексия, отнюдь не позитивный момент и абсолютно не нужный. Не стоит все воспринимать всерьез и порой можно просто радоваться глубине разврата и содома, того что уничтожил зиждущееся на базисе типичного облика морали и духовного просвещения всего за два часа, вместо сто двадцати дней. Слава Красному знамени коммунистического казарменного порядка, Слава соддому Пазоллини!