Ревность (2013)

Я не могу сказать, что досконально знакома с кинематографом Новой волны (хотя смотрела несколько её представителей), но характерные признаки и тенденции этого направления я поняла. Поэтому фильм «Ревность» («La jalousie») 2013 г. для меня является своеобразной ностальгией режиссёра (Филипп Гаррель) по 1960-м гг. и киноискусству того времени. Однако ностальгия здесь уходит и на более глубокий, личный уровень: Гаррель экранизирует историю из своего детства, причём делая это напрямую, нисколько не скрываясь. Когда-то его отец (театральный актёр Морис Гаррель) ушёл из семьи, полюбив другую актрису, которая впоследствии бросила его. Режиссёр ничего не меняет в истории жизни отца, лишь заменяя себя самого на девочку. Однако то, что добавляет картине особой чувственности и «семейности», это тот факт, что Мориса Гарреля играет его реальный внук, сын режиссёра Луи Гаррель, причём под своим собственным именем. Анна Муглалис со своим выразительным, чисто-французским хриплым голосом идеально подходит на роль зрелой женщины Клаудии, не понимающей себя, безработной актрисы, в которую страстно, безгранично влюблён главный герой. Она видит любовь в простом комфорте, в счастье от осознания того, что тебя любят и тебе хорошо. Для неё нет понятия ревности. Он видит любовь в полном погружении и соединении себя с другим человеком, связи с его подсознанием. Ревность для него выступает неразрывным элементом любви.

Многие писали, что весь фильм (особенно вторая его часть) пронизан предзнаменованиями смерти, но я этого не заметила. Я видела настоящую, нежную отцовскую любовь Луи к дочери: прогулки в парке, смех, шутки, забота… Я видела и любовь Луи к женщине, любовь чувственную и поглощающую его. Я видела любовь сестры Луи к нему, сопереживание и попытки помочь брату. Любовь матери к дочке, любовь к бросившему её мужу… Вся картина — это сплошная любовь. И нет смерти. Однако одновременно герои и ревнуют: Луи ревнует Клаудию к её другу, дочка ревнует отца, мать ревнует Луи и дочку к Клаудии, сестра ревнует Луи к их умершему давно отцу… Выходит, что только те, кто умеет любить, могут и ревновать, и эти два чувства неразделимы в представлении режиссёра.

Т. к. «Ревность» — это дань Новой волне, то здесь изумительная, характерная операторская работа: не торопливая, расставляющая акценты на руках героев, их лицах, каких-то непримечательных предметах. Иногда кажется, что оператору не хочется двигаться: он просто стоит и наблюдает, а герои живут. И мы сами становимся этими наблюдателями, которым доступны самые личные моменты жизни персонажей. Вообще картина выглядит максимально простой, не наигранной, как будто это не фильм, а тайное окно в чьи-то чужие судьбы. И это заслуга оператора.

Луи Гаррель идеально выглядит в чёрно-белом цвете. Мне кажется, ему просто нельзя сниматься в цветных фильмах, потому что эта бледная кожа, руки как у античных статуй, лёгкая щетина, ужасно кудрявые волосы, нос, выразительные глаза… Здесь должен быть только чб, ничем не отвлекающий и позволяющий сконцентрироваться.

Музыка занимает совсем немного от общего хронометража, но она так выразительна, меланхолична и всё таки не грустна. Композитор Жан-Луи Обер написал её мотив (Ouvre ton coeur) и некоторые вариации.

«Ревность» это кино, которое нужно смотреть одному, в тишине комнаты, обязательно в оригинале с субтитрами, чтобы слышать французскую речь, и в хорошем качестве. Это кино о любви, о ревности и о том, что хоть, по словам одного из героев, жизнь приятна тем, что её в любой момент можно остановить, но останавливать её не надо. Надо жить и любить, потому что всегда есть те, кому необходима наша любовь. Вот так фильм о смерти превращается в светлую поэзию о жизни.

10 из 10

Предпоследняя работа знаменитого французского режиссера Филиппа Гарреля не была обделена вниманием на 70-м кинофестивале в Венеции. Отказавшись от манифестов и предыдущих жанровых экспериментов, режиссер поведал нам свою самую простую, аскетичную и одновременно интимную историю.

Гаррель открыт для диалога: история его «Ревности» уникальна, но до боли знакома каждому. Автор не пытается замаскировать автобиографичность ленты, он помешан на себе, но предлагает зрителю прожить минуты личных взлетов и падений вместе с ним, изредка поглядывая на нас с экрана глазами младшего Гарреля и безмолвно предлагая провести параллели с личным опытом.

Кинематограф Гарреля самодостаточен: герои громко любят и кричат, но громче их молчание и взгляды. Долгие крупные планы стремятся подчеркнуть уникальность их личных трагедий среди суеты и рутины бытовой жизни, в которую главные герои отчаянно не вписываются. Широкоформатная монохромная съемка, безупречная операторская работа Вилли Курана впитывает в себя и сохраняет лучшие традиции французской новой школы. Черно-белый очень к лицу картине, тонко гармонируя и сочетаясь с музыкой Жана Луи Обера, он проливает свет на перипетии событий и драм давно минувших и забытых дней.

Наверное, «Ревность» — самое безмятежное, доступное и светлое полотно режиссера за много-много лет, и в нем «не будет ни труб, ни барабанов», но оно однозначно заслуживает просмотра, так как является одой меланхолии, оставляющей после себя ощущения личного присутствия в истории.

8,5 из 10

Ревность — это женщина, которая приходит, когда почти всё идеально и уходит, когда ее больше, чем нужно Любовь — это женщина, которая приходит, даже когда не все гладко, но уходит, когда становится очень много ревности. Есть ли ревность проявление любви и наоборот? Это риторический вопрос, преследующий человечество.

Фильм Филиппа Гарреля, в котором он снял своих детей, меланхолично рассказывает нам правдивую историю современной любви лжецов. Режиссер не акцентирует на проблеме, ревность прямо ли косвенно касается каждого персонажа, поглощая главного героя незаметно в эту бездонную яму. Казалось бы, единственным выходом окажется смерть, но ревность настолько смертельна, насколько бессмертна любовь. Монохромность фильма — прием спокойствия и сдержанности, а не драмы и боли, как может показаться на первый взгляд. Но, несмотря на визуальное весьма размеренное повествование, фильм проникнут невидимой нитью трогательности.

Я люблю кино за то, что в нем можно найти ответы на вопросы, которые терзают душу. В этом фильме я нашла удивительного собеседника, который поверил мне душу в любовных и семейных отношениях, не раскрывая всех карт, как настоящий человек, как ценная книга.

P.S. Хоть раз, заглянув в грустные глаза Луи Гарреля, вы обрекаете себя на неизбежное желание сопереживать его вечно несчастному в любви герою.

То, что отличает французское кино от многих других — завораживающий шарм любовной драмы — соединилось в этом фильм с прекрасной черно-белой картинкой, которая заставляет нас, зрителей, напрячь свой внутренний «взор». Не так-то просто увидеть всю цветную палитру чувств, блистательно демонстрируемую героями фильма.

Сорваться с места и рвануть в каморку, чтобы проверить — не ушел ли Он. Не ушел. Потерять себя, разучиться «ходить» из-за «крыльев» за спиной: «она же слишком умная». Ходить в паб, курить сигареты и оставаться со своей «тайной». Существовать в поисках красивой жизни, забывая (?) про любовь.

Воскресные прогулки с дочерью, работа в театре, легкий флирт — но никогда больше. Вечное возвращение к той, которую любит вечно и отчаянно. Промахнуться, очутиться в больнице. Не понять, не принять. Жить во имя любви (любви ли?).

Ревность? Действительно ли есть место ревности в этом фильме? Что есть ревность — бесконечно сильная привязанность к человеку или огромное самолюбие, не позволяющее другому иметь отношение к тому, что «твое»?

Прекрасная работа операторов, отличная игра актеров. Лучшая — на мой взгляд — постановка проблемы ревности.

Временно оставшийся без средств к существованию и лишенный вдохновения актер Луи, пожалуй, слишком опрометчив и импульсивен в своих решениях, слишком порывист и вихраст, оттого вся жизнь его едва ли подчинена рутинному течению в серое никуда. Но что поделать? Такова его натура, которую невозможно изменить, перечеркнуть, заново возродить. Бросив собственных жену и дочь ради любовницы Клаудии, с которой у Луи, помимо альковных, сложились еще и сугубо творческие отношения, Луи тем не менее предстоит постичь скоротечность сексуального притяжения, по обыкновению подменяющего истинный лик любви, и обжечься ритуальным огнем ревности.

Знаменитый французский режиссер, сценарист и актер Филипп Гаррель — нонконформист, постструктуралист, постмодернист, постреалист и даже посткинематографист, ворвавшийся в мир нового французского кино на излете бурных 60-х годов наравне с иными представителями «новой волны» и ныне, как и его кумир Годар, продолжающий провоцировать публику своими творениями, сын своего отца, культового Морриса Гарреля, дитя эпохи, вписавшее собственные аутентичные синематические па в духе Соте и Риветта — в 2013 году, в рамках Венецианского кинофестиваля представил, пожалуй, самый свой нетипичный, простой и прозрачный фильм — фильм «Ревность», в котором достопочтенный демиург и деконструктор привычных кинематографических форм, с патологическим нарциссизмом исследующий собственное прошлое и связь со своими предками, отрешился от прошлых опытов внежанрового, построенного исключительно на образах чистого кино, обратившись к самому французскому по духу и сопереживательному вообще предмету жанрового кино — мелодраме. Для Гарреля «Ревность» является скорее отхождением от привычного курса, удачным упражнением в кинематографической простоте и фабульной линейности. представляя из себя не полноценное универсальное авторское высказывание, а скорее комментарий к своей прошлой жизни, очередной опыт вовлечения зрителей в перипетии семейной биографии, попутно вплетая в художественную ткань картины нехитрую мораль о всепожирающей ревности и губительности предательства искренних, неподдельных чувств, предательства семьи, из которой Луи ушел своевольно, поддавшись даже не страсти, а сиюминутному желанию, спасаясь от депрессии и неустроенности в чужой постели. Но что находит он там в итоге? Клаудия более амбициозна, более жестка, для нее и в жизни, и в любви не может быть слишком больших сомнений. Для нее Луи — не вечная любовь до гроба, а всего лишь очередная ступень для реализации неизрасходованного актерского таланта. Ей нужен и Мужчина, и Творец, способный вылепить из нее все, изменившись при этом сам. Но Луи отнюдь не таков. Неслучайная тема Маяковского буквально говорит о неизбежной фатальности подобного любовного союза, в котором творческого много больше, чем личного, а страсть и секс являются всего лишь страстью и всего лишь сексом, а не великими чувствованиями, дарующими путь к собственному запечатлеванию в вечность. Увы, у Луи и Клаудии до вечности еще слишком далеко, а вот для рутины, удушающего быта — чересчур близко. Он не ее Пигмалион, а она не его Галатея, и в ревности им лучше, чем в любви.

Однако «Ревность» не движется в своем сюжетном развитии ожидаемо к трагедии, к неизбежному финалу с выплеснувшейся болью и внутренними надрывами, а достаточно неожиданно лента обрывается на полуслове, оставляя пространство для маневров, но уже самим зрителем. Гаррель по-прежнему играет с ним, и «Ревность» сродни этакому кинематографическому подобию вуайеризма и недописанному интимному дневнику, который уже сам зритель волен продолжить. В том повествовательном ключе, который кажется наиболее подходящим. В финале ленты уже царит сплошная условность, а характеры персонажей становятся просто типажами, выхваченными из театра жизни.

«Ревность», повествовательно разбитая на две равноценных по содержанию главы — «Я хранил ангелов», которая выдержана в русле весьма линейной мелодрамы и рассказывает о взаимоотношениях Луи и Клаудии, и «Искры в пороховой бочке», являющейся диалогом-исповедью на тему семейной драмы, в котором проступает рисунок обобщающей метафоричности — кино во многом созерцательное, умозрительное на уровне тактильного восприятия, а не интеллектуального, поскольку Гаррель на сей раз берет эвересты реалистичности, говоря о времени и о себе, о жизни, о любви, невозможной без ревности и смерти, за ней следующей по пятам.

Гаррель никогда не был визионером-формалистом, но почти всегда революционером и оппозиционером, хранившем верность, аки весталка, новой волне. На одних полюсах стиля у Гарреля были и Годар, и Уорхол, а нематериалистская условность интересовала Гарреля куда куда как сильнее реализма и прозы. В «Ревности» Гаррель-отец снимает Гарреля-сына, играющего в свою очередь Гарреля-деда, и в этом триединстве семейных уз и творческих воплощенностей, разыгранных по сути на площадке театрализованной камерной истории, режиссер отчетливо пытается осмыслить и передать в итоге зрителям суть неразрывности поколений, саму сущность взаимоотношений отцов и сыновей, отправляя на второй план историю Клаудии, нужной режиссеру лишь для детонации меланхоличного нарратива. Красота застывшего кадра, статика черно-белого стиля, щадящая лапидарность киноязыка и внутренняя умиротворенность, иноприродная коматозность нарратива, личная вовлеченность автора в рассказываемую им историю. Так снимал Клод Лелуш и «Мужчину и женщину», частичной экстраполяцией которого является «Ревность», и Франсуа Трюффо свою синефильскую «Американскую ночь», с которой у «Ревности» имеются пересечения в теме разрушения магии кино и стирания граней между реальностью и вымыслом, сном и явью.

Кинематограф французского киноклассика, авангардиста и сюрреалиста Филиппа Гарреля живет по своим законам. Каждый его фильм — это неразрывно переплетенные сон и явь, черно-белые (в редких случаях цветные) профили, прекрасные и загадочные женские лица, печальные и растерянные мужские взгляды. Лица здесь говорят много больше, чем слова, каждое лицо — самостоятельная история, живущая на пленке своей жизнью, хотя и отличной от реальности, но неизменно зависящей от нее. Это особое киноискусство, окутанное тайной и даже не делающее попыток притвориться неэгоистичным. Гаррель буквально зациклен на самом себе. Все фильмы режиссера, так или иначе, рассказывают о его собственной жизни и о внутренних переживаниях, соединяя реальность и фантазию, являются способами избавления от страхов и недосказанности, пытаются найти определенность, точку опоры в судьбе самого Гарреля и в судьбе близких ему людей.

«Ревность» — это личная история режиссера. Когда он был маленьким, его отец, театральный актер Морис Гаррель, ушел из семьи к другой женщине, которая впоследствии бросила его, а он решил свести счеты с жизнью. «Ревность» — первый фильм Гарреля после смерти отца, ушедшего из жизни летом 2011 года, когда Филипп монтировал «То лето страсти», где Морис Гаррель исполнил свою последнюю роль и играл призрака, мертвеца, который любит жизнь, потому уговаривает молодого человека, своего внука на экране и в жизни, брошенного любимой женой, продолжать жить во что бы то ни стало, найти новый смысл. Но юноша непреклонен в желании разорвать жизненные путы, будто не существует никакой другой любви, кроме любви к женщине.

«Ревность» практически повторяет жизненную историю Мориса Гарреля с той лишь разницей, что Филипп Гаррель меняет маленького себя на очаровательную девочку. Фильм начинается вуайеристски: девочка слышит ссору родителей и подглядывает в замочную скважину за тем, как папа уходит от мамы к другой женщине. Затем начинается первая часть «Я хранил ангелов», где мы смотрим на мир героев глазами ребенка и вторая часть «Искры в пороховой бочке», где вещи предстают перед нами такими, какие они есть.

Ревность — то, что объединяет всех героев фильма. Мама девочки, Клотильда, ревнует Луи, главного героя, к другой женщине, Клаудии, а после рассказов дочери о том, какая новая папина жена хорошая, начинает ревновать и ребенка. Девочка ревнует папу к дедушке, потому что мама говорит, что Луи любит больше всех своего отца. Сестра, Эстер, ревнует Луи к отцу, потому что была слишком маленькой, когда он умер и совсем его не помнит в отличие от своего брата. Наконец, сам Луи ревнует Клаудию, а та не ревнует его, считая, что для счастья главное знать, что тебя любят. Луи же считает, что любовь это и есть ревность как проявление интереса к тому, чем занят любимый человек в твое отсутствие. Клаудия этого интереса не выказывает. Признаваясь ей в любви, Луи говорит важную фразу: «Я знаю, кто я». Тем самым, режиссер подчеркивает, что любить можно только зная себя, а Клаудия себя не знает, а, значит, и любить по-настоящему не способна.

Как и всегда любовь рифмуется для Гарреля со смертью. Смертью пронизан весь фильм, тягостное ожидание неизбежной драматической развязки питает каждый кадр этого маленького шедевра. Постер «Ромео и Джульетты» на двери в квартире Луи и Клаудии, разговоры о Сенеке и Маяковском, шутливо брошенное Луи «Тогда я застрелюсь», слова Клаудии «Ожидание — это смерть. Мне надо быть живой до конца». Поэтому попытка самоубийства выглядит закономерно, потому что для тех, у кого нет лимита на любовь, нет другого пути.

Фильм пропитан поиском отца, некоторые кадры выдают острое и мучительное переживание потери. Духовный отец Клаудии, которому она омывает ноги, давно умерший отец Луи и Эстер, сам Луи, трогательно заботящийся о своей маленькой дочке, которая раздает ему пинки и тумаки, желая понравится Клаудии, будто чувствует, что та считает папу неудачником. В сложный момент Луи приходит к своему наставнику, который говорит: «Может, ты понимаешь вымысел лучше, чем реальную жизнь». Луи говорит, что никогда над этим не думал. А зритель начинает задумываться над тем, где же та тонкая грань, что разделяет экран от реальности, ведь Луи Гаррель играет под своим именем, но не себя, а своего деда ровно в том возрасте, в котором тогда был и Морис Гаррель. Это уже второй раз, когда отец использует сына в качестве ожившей семейной проекции: в «Постоянных любовниках» Луи Гаррель играл отца в том же возрасте, в котором был Филипп в 1968 году. Кроме того, сестру Луи играет реальная сестра Гарреля, Эстер, и тоже под своим настоящим именем. Эта причудливая игра вымысла и реальности традиционна для фильмов Филиппа Гарреля, как-то раз сказавшего, что только с помощью фильма можно переписать свое прошлое.

«Ревность», как и всякое признание в любви, получилась щемяще-нежной, трогательной и едва ли не самой жизнеутверждающей картиной режиссера. Пытаясь освоиться в новом для себя состоянии сиротства, Гаррель снял гимн отцовской любви, такой, какой он себе ее представляет с высоты своего жизненного опыта. Вместе с тем, «Ревность» — это попытка найти опору, а не только признание в любви отцу. Потеряв отца, Филипп Гаррель будто заново открывает для себя свое собственное отцовство и признается в любви к своим детям, сыну и дочери. Особенно сыну, который здесь поразительно похож на своего деда, черты которого так старательно ищет режиссер, пытаясь восполнить утрату. «Ревность» продолжает линию «Того лета страсти», отвечая на вопрос о поиске нового смысла. Он в любви к своим детям, потому что это та связь, которую не может разорвать ни время, ни смерть. Не случайно, имя девочки — а ее зовут Шарлотта — появляется только после попытки суицида. Луи нашел новый смысл, который материализовался в ребенке как ином воплощении любви. А любовь как арахис — больно чистить, но оно того стоит.

Временно оставшийся без средств к существованию и лишенный вдохновения актер Луи, пожалуй, слишком опрометчив и импульсивен в своих решениях, слишком порывист и вихраст, оттого вся жизнь его едва ли подчинена рутинному течению в серое никуда. Но что поделать? Такова его натура, которую невозможно изменить, перечеркнуть, заново возродить. Бросив собственных жену и дочь ради любовницы Клаудии, с которой у Луи, помимо альковных, сложились еще и сугубо творческие отношения, Луи тем не менее предстоит постичь скоротечность сексуального притяжения, по обыкновению подменяющего истинный лик любви, и обжечься ритуальным огнем ревности.

Знаменитый французский режиссер, сценарист и актер Филипп Гаррель — нонконформист, постструктуралист, постмодернист, постреалист и даже посткинематографист, ворвавшийся в мир нового французского кино на излете бурных 60-х годов наравне с иными представителями «новой волны» и ныне, как и его кумир Годар, продолжающий провоцировать публику своими творениями, сын своего отца, культового Морриса Гарреля, дитя эпохи, вписавшее собственные аутентичные синематические па в духе Соте и Риветта — в 2013 году, в рамках Венецианского кинофестиваля представил, пожалуй, самый свой нетипичный, простой и прозрачный фильм — фильм «Ревность», в котором достопочтенный демиург и деконструктор привычных кинематографических форм, с патологическим нарциссизмом исследующий собственное прошлое и связь со своими предками, отрешился от прошлых опытов внежанрового, построенного исключительно на образах чистого кино, обратившись к самому французскому по духу и сопереживательному вообще предмету жанрового кино — мелодраме. Для Гарреля «Ревность» является скорее отхождением от привычного курса, удачным упражнением в кинематографической простоте и фабульной линейности. представляя из себя не полноценное универсальное авторское высказывание, а скорее комментарий к своей прошлой жизни, очередной опыт вовлечения зрителей в перипетии семейной биографии, попутно вплетая в художественную ткань картины нехитрую мораль о всепожирающей ревности и губительности предательства искренних, неподдельных чувств, предательства семьи, из которой Луи ушел своевольно, поддавшись даже не страсти, а сиюминутному желанию, спасаясь от депрессии и неустроенности в чужой постели. Но что находит он там в итоге? Клаудия более амбициозна, более жестка, для нее и в жизни, и в любви не может быть слишком больших сомнений. Для нее Луи — не вечная любовь до гроба, а всего лишь очередная ступень для реализации неизрасходованного актерского таланта. Ей нужен и Мужчина, и Творец, способный вылепить из нее все, изменившись при этом сам. Но Луи отнюдь не таков. Неслучайная тема Маяковского буквально говорит о неизбежной фатальности подобного любовного союза, в котором творческого много больше, чем личного, а страсть и секс являются всего лишь страстью и всего лишь сексом, а не великими чувствованиями, дарующими путь к собственному запечатлеванию в вечность. Увы, у Луи и Клаудии до вечности еще слишком далеко, а вот для рутины, удущающего быта — чересчур близко. Он не ее Пигмалион, а она не его Галатея, и в ревности им лучше, чем в любви.

Однако «Ревность» не движется в своем сюжетном развитии не движется ожидаемо к трагедии, к неизбежному финалу с выплеснувшейся болью и внутренними надрывами, а достаточно неожиданно лента обрывается на полуслове, оставляя пространство для маневров, но уже самим зрителем. Гаррель по-прежнему играет с ним, и «Ревность» сродни этакому кинематографическому подобию вуайеризма и недописанному интимному дневнику, который уже сам зритель волен продолжить. В том повествовательном ключе, который кажется наиболее подходящим. В финале ленты уже царит сплошная условность, а характеры персонажей становятся просто типажами, выхваченными из театра жизни.

«Ревность», повествовательно разбитая на две равноценных по содержанию главы — «Я хранил ангелов», которая выдержана в русле весьма линейной мелодрамы и рассказывает о взаимоотношениях Луи и Клаудии, и «Искры в пороховой бочке», являющейся диалогом-исповедью на тему семейной драмы, в котором проступает рисунок обобщающей метафоричности — кино во многом созерцательное, умозрительное на уровне тактильного восприятия, а не интеллектуального, поскольку Гаррель на сей раз берет эвересты реалистичности, говоря о времени и о себе, о жизни, о любви, невозможной без ревности и смерти, за ней следующей по пятам.

Гаррель никогда не был визионером-формалистом, но почти всегда революционером и оппозиционером, хранившем верность, аки весталка, новой волне. На одних полюсах стиля у Гарреля были и Годар, и Уорхол, а нематериалистская условность интересовала Гарреля куда куда как сильнее реализма и прозы. В «Ревности» Гаррель-отец снимает Гарреля-сына, играющего в свою очередь Гарреля-деда, и в этом триединстве семейных уз и творческих воплощенностей, разыгранных по сути на площадке театрализованной камерной истории, режиссер отчетливо пытается осмыслить и передать в итоге зрителям суть неразрывности поколений, саму сущность взаимоотношений отцов и сыновей, отправляя на второй план историю Клаудии, нужной режиссеру лишь для детонации меланхоличного нарратива. Красота застывшего кадра, статика черно-белого стиля, щадящая лапидарность киноязыка и внутренняя умиротворенность, иноприродная коматозность нарратива, личная вовлеченность автора в рассказываемую им историю. Так снимал Франсуа Трюффо и «Мужчину и женщину», частичной экстраполяцией которого является «Ревность», и «Американскую ночь», с которой у «Ревности» имеются пересечения в теме разрушения магии кино и стирания граней между реальностью и вымыслом, сном и явью.

10 из 10

Образы-абстракции, образы-потенциально-наделенные-смыслом, образы-функциональные пустышки вываливаются из нашего прошлого, когда мы открываем дверцу шкафа с пометкой «Ревность`Ф. Гаррель2013».

Фильм, в котором много непоясненных моментов, несколько символических персонажей, настолько пуст, что на векторе, заданном Филиппом Гаррелем мы можем расчертить собственные графики; и не настолько пуст, чтобы мы не смогли это сделать (как пример пустого произведения приведу работы Ван Сента с 2000). Вектор Гарреля — это совокупность сюжетных и образных клише, причем не только кинематографических, но и, конечно, жизненных. Вектор, Гарреля — это изложение доступными зарисовками гаррелевского опыта. Его опыт окрашивает фильм смыслами, когда мы, переживавшие аналогичные опыты, экстраполируем свой опыт на фильм. Смотреть «Ревность» все равно, что говорить с понимающим тебя человеком и продолжать за него фразы. При этом, это не предсказуемый собеседник, «Ревность» вполне способна сказать, «Нет, у меня было не так». Тут то и ощущается разность опытов. Этим и ценен фильм, функцией прощупывания реальности, путем поиска различий и построения объемной модели всего на одном графике, в этом случае — на «векторе Гарелля»

Эксперимент? Да. Как знать, возможно «Ревность» самый экспериментальный из всех трудов товарища Гарелля. Она выполнена в традиции реализма, и, конечно, малость французской новой волны, никаких крайностей. Никакого «Раннего-Гарреля-Французского-Варианта- Сюрреалистично-Снимающего-Ходоровски», коим мы привыкли видеть режиссера наркотических фэнтези с Нико. Эксперимент именно в деконтекстуализации некоторых (некоторых, подчеркиваю) персонажей, позволяющей нам их контекстуализировать в двух парадигмах — гаррелевского опыта и нашего опыта.

Кстати, «Ревность» восхитительна своим спокойствием. Именно это спокойствие позволяет зрителю не напрягаясь сопоставлять свое и гаррелевское, словно перебирая кипу листков с пометками о проведении лабораторной работы, не спеша и с интересом.

Касательно актеров. Луи как всегда выглядит нормальным, простым, немного глупым обаятельным городским парнем; дама, играющая его женщину, весь фильм говорит очень низким голосом, невероятно интересным и очаровывающим как мантра, ежели вы не собираетесь экстраполировать опыты,«Ревность» уже надо ради потрясающего женского голоса глянуть.