Пи (1997)

Прошлогодний просмотр этого великолепного фильма оставил неизгладимое впечатление. Нам показаны хитросплетения мыслей гениального математика-затворника, который как никто другой близко подобрался к, должно быть, величайшей загадке человечества - имени Бога, звучащее как длинное число. Фильм не многие осилят, большинству он покажется унылой тягомотиной без экшена - настолько нынче люди разучились думать и анализировать, лишь потребляя и не давая ничего взамен. А фильм, безусловно, великолепный, как по смыслу, так и по оформлению. Мы видим сюрреалистический мир Макса Коэна, гения-математика, чья цель - найти универсальный код, предсказывающий положение дел на рынке. По ходу действия и без того пылающий от бесконечных расчётов мозг не без помощи самодельного суперкомпьютера вычисляет нечто куда более невероятное - универсальный код всего! За ним гонятся как алчные воротилы с Уолл-стрит, так и еврейские религиозные фанатики. Главная тема фильма - как поступит человек, получивший невероятное знание? Способен ли самый гениальный ум в истории принять такую тяжёлую ношу и не сгореть? Нам не раз показывали разношёрстных гениев, но не показали предел их возможностей. Даже Макс Коэн начал сходить с ума от непрерывной работы своего мозга, а узнав Имя Бога не оставил себе пути назад.

10 из 10

Если начать пересказывать сюжет фильма о гениальном математике, разрабатывающим крутую теорему и одержимым галлюцинациями с бредом преследования, то вы наверняка подумаете об «Играх разума» и будете правы с той лишь колоссальной разницей, что имеете дело с её своеобразным выкидышем-уродцем наподобие эмбриона из «Головы-ластика». В этой экспрессивной ленте действительно всё мрачно, врасплох и навыворот, как и в картине Дэвида Линча. Атмосфера тоже пугающе похожа: мы погружаемся в мир абсолютной психопатологии, только не застенчивого тихони-интроверта, а буйно помешанного психопата, страдающего чем-то вроде эпилепсии и маниакального желания взломать цифровой код мироздания. Его многочисленные приступы и шизофренические припадки чем-то напоминают другую чёрно-белую ленту «Отвращение» Романа Полански, где внутренний мир травмы максимально зловеще и убедительно просачивается в реальный мир.

Трудно выделить что-то обычное в этом фильме — в нём прекрасно и необычно всё! Очень впечатляет киноязык Дарена Аранофски, напоминающий мрачный, смелый и во многом шокирующий симбиоз Дэвида Линча с Гаспаром Ноэ да ещё под глубокомысленные монологи Дерека Джармена из «Блю». Прекрасен выбор электронного музыкального сопровождения, тонко создающего киберпанковскую атмосферу. Забавно наблюдать напичканную компьютерами комнату главного героя, оборудованную по последнему слову техники от 1997 года: сегодня этот киберпанк напоминает скорее стимпанк, чем создаёт впечатление эдакой анти-Матрицы. Актёр прекрасен и напомнил Пинка из «Стены» Pink Floyd (кстати, там тоже есть эпизод про «Brain Damage»). Но, главное, что немедленно приковывает внимание, держит в напряжении весь хронометраж и безусловно делает весь фильм — это чумовая работа оператора! Эта взбалмошная сферхдинамичная камера, создающая ощущение «на последнем дыхании» просто гениальная в своей простоте идея для малобюджетного дебютного фильма! Всё перечисленное является прекрасным примером того, как из каждого ограничения и недостатка можно сделать выдающееся достоинство! Здесь во всём есть своя изюминка, и потому картина многократно себя окупила: не только за счёт шокирующего видеоряда и динамичности повествования — тут есть и место глубокой философии.

Главный герой очевидно стремится стать Прометеем, но очень скоро понимает, что рискует, скорее, повторить путь Христа. Решение «не давать людям огонь» принимается им вовсе не из благих побуждений, а ради обретения самого себя. Выбирая между спасением человечества и спасением себя, в нём обретается эдакий Личный Христос, не выдерживающий крестных мук, и хотя к сему падению привела гордыня, жертва всё же становится искупительной, подтверждая тезис из Торы, что «спасший одного человека, спас всё человечество».

«Пи» представляет собой дальновидный взгляд на разум гения с множеством запоминающихся сцен и образов. Игра и особенно монтаж очень сильны. Музыка — отличное индустриальное техно, которое задает неистовый эмоциональный темп по мере развития сюжета.

Одна из причин, по которой я ценю этот математический кислотный трип, заключается в том, что он находится на пересечении моих интересов в сфере развлечений: он касается интеллектуальной малобюджетной инди-фантастики, лавкрафтианских ужасов, тем религиозного мистицизма и конспирологии с прилагающейся параноидальной атмосферой, которую усиливает зернистая чёрно-белая съёмка. Другая причина в том, что «Пи» заставит переосмыслить всю смысловую многослойность, которую он попытался вызвать.

Главный герой фильма — ненадёжный рассказчик Макс — это гений, который пытается найти образец порядка в явно хаотичной вселенной. Он видит математику везде: в форме ракушек, в том, как сливки завитками растворяются в его кофе, в спиральных движениях сигаретного дыма. В дальнейшем использование повторяющегося образа спирали обозначает прозрение и жизненную борьбу, а также помогает определить природу этого экспериментального фильма, залегающую в учении Фрейда о Ид, Эго и Суперэго.

Но главный вопрос для Макса — это модель фондового рынка. «Эврика» почти на языке, и это сводит его с ума. Эмоциональная напряжённость настолько сильна, что ему бы следовало подлечиться, чтобы получить кратковременную передышку и закончить работу. Когда Макс находит ответ, и правда начинает его менять. Его старый друг также находит ответ, и правда убивает его.

Джонатан Левитт и Николас Кристенфелд из Калифорнийского университета доказали: спойлеры делают просмотр интереснее, если в фильме больше медитации, чем действия.

«Истина — это не то, к чему человечество готово, и не то, чего оно заслуживает.»

Вот так за всех решило Ид Макса. Иудейские каббалисты оказались правы, он не в состоянии быть хранителем такого знания. Он оказался лишь сосудом для средства, с помощью которого можно было это знание получить.

Макс отпускает своё открытие — аллегорическое объяснение жизни и места в ней человечества. Впервые он счастлив.

…После просмотра возникает новое чувство трепета перед сложностями вселенной, а также желание ценить простые обыденности жизни. Это позволяет увидеть красоту, скрытую в собственном невежестве. Я рекомендую этот фильм всем, кто ценит искусство, созданное с большей искренностью, чем изысканностью.

Фильм попал в список «обязательно посмотреть» по прочтению многих рейтингов и списков кинокритиков. Не пожалела — впечатление яркое, но сложно сказать, что приятное… Этот фильм пронизан болью… Несколько дней из жизни талантливого математика, у которого есть свое представление об устройстве мира и системе.

Это боль героя от больного разума в сочетании с внешним давлением мира людей, где у всех свои личные желания стоят выше, чем понимание состояния человека и разумное использование его таланта. Даже его учитель далек от искренности, хотя именно их диалоги с главным героем интересно слушать и наблюдать. Героев совсем мало, но все образы очень яркие и представляют целые пласты социально-экономической системы, которой легко раздавить человека…

Музыкальное сопровождение пронзительное — кажется, что и тебе уже становится больно, мутно и хочется в какой-то момент вообще все выключить. Качество съемки на уровне. Локации очень тонко подобраны.

Фильм, однозначно, не для всех. Выбор за вами. Но если вы взялись за просмотр, то досмотрите.

7 из 10

Если в фильме законы жанра существуют ради самих себя, фильм может стать крепким образцом жанра, но шедевром на все времена вряд ли станет. Другое дело — когда законы жанра используются как средство, обыгрываются и подаются без обычных штампов. Тогда у фильма есть все шансы стать шедевром, особенно если все остальное тоже на высшем уровне. «Пи» Даррена Аронофски — прекрасное тому доказательство.

Что у нас считается атрибутами киберпанка? Подсвеченные неоном трущобы (хотя обычные современные города тоже встречаются), герои-одиночки, которые с помощью одного компьютера бросают вызов злобным корпорациям, киборги, искусственный интеллект… Но дело в том, что киборги, неон и прочее — просто декорация, элемент эстетики классического киберпанка. И без всего этого при желании можно обойтись. Декорации — не главное, главное — сюжет и атмосфера. Ну, и законы жанра, используемые сознательно, а не потому, что так «должно быть». Именно поэтому никакой борьбы за мир, никаких неоновых вывесок и киборгов мы в «Пи» не увидим. Зато увидим одинокого героя Макса с самодельным суперкомпьютером, пытающегося найти в числе «пи» универсальный код, дающий власть над курсом акций на бирже. Код где-то рядом, и на Макса практически открывается охота: его открытие нужно и аналитикам с Уолл-стрит, и еврейской секте, уверенной, что в коде скрыта тайна сотворения мира. А Макс — просто ученый, и для него главное — найти код. Спасать или захватывать мир он не собирается. Но решают уже другие люди…

И да, это киберпанк. А что, корпорация — есть (не так чтобы злая, просто целеустремленная), технология — есть (и покруче чем какой-нибудь искусственный интеллект), герой-одиночка, вынужденный бороться с системой, тоже присутствует, причем борется он не за справедливость и спасение мира от злых олигархов, а за собственную спокойную жизнь. Но потом развивается, осознает важность своего открытия, и из простого ученого превращается в пророка, готового нести миру свое слово в виде кода — или отказаться от него и забыть. Это тот случай, когда стать пророком — искушение, коварно подброшенное дьяволами-бизнесменами и религиозными фанатиками, а истинная святость — остаться собой. От компьютеров сейчас зависит все больше, так почему бы и новой религии в компьютерном мире не возникнуть? А экономика уже давно не может существовать без умного железа. Так что «Пи» — это еще и рассуждение о проблемах кибернетизированной современности: что мы можем без компьютеров? И какую власть над нами получит человек, способный контролировать любой компьютер? Как он использует эту власть? И надо ли вообще ее использовать? Киберпанк начинался именно с размышлений о будущем и о влиянии технологий на нас, и это в «Пи» тоже есть. А вечно актуальный вопрос нравственного выбора подан без морализаторства. Нет темных и светлых сторон — есть только сторона, которую ты выбрал, и все остальные. Бизнесу служить или сектантам — каждый выбирает по себе!

А еще фильм прекрасно снят. Ни одного спецэффекта в нем нет, только иногда монтаж: вокруг героя летают уравнения, в чашке кофе появляется спираль Фибоначчи… Все это нужно, чтобы заглянуть Максу в голову. Мы видим его внутренний мир. И никаких излишеств вроде взрывов и перестрелок! Они здесь просто не нужны. Фильм прекрасен и без этого: операторская работа превращает каждый кадр в шедевр, который хочется распечатать и долго разглядывать. Все на своем месте, все вписывается в композицию. И черно-белая картинка выглядит прекрасно благодаря потрясающему свету. Фильм вызывает настоящий визуальный экстаз.

Радуют и актеры. Не особо известные, но явно талантливые, способные сыграть запоминающихся и глубоких героев. Это прекрасно.

Но самое прекрасное в «Пи» — откровенно панковская атмосфера. Этот фильм — полнейший андеграунд, как по производству (снимали на коленке на несколько тысяч долларов — для девяностых это вообще не деньги), так и по содержанию: перед нами история человека, отстранившегося от системы, от общества, от всего, человека, у которого свои интересы, и ради них он готов показать средний палец даже тем, кто может возвести его на трон. Просто так, потому что они ему не нужны. Это киберпанк, в котором упор сделан именно на «панк», а «кибер» на втором месте. Содержание важнее формы, короче говоря.

«Пи» — квинтэссенция жанра. Вся его панковско-философская суть передана не в раскрученном блокбастере, а в скромном независимом фильме, снятом на копейки. У блокбастера этого никогда бы не вышло — он стал бы в лучшем случае качественной, неглупой, но гламурной попсой. Панковский дух способен передать только андеграунд — и Аронофски с этим блестяще справился.

10 из 10

В 1997 году дебютировал нью-йоркский режиссёр Даррен Аронофски. С первой попытки ему удалось заявить о себе, умудрившись снять на чёрно-белую плёнку за скромные пожертвования друзей и знакомых вполне достойную картину, отхватившую несколько наград на второстепенных кинофестивалях и во много раз окупившую свой бюджет.

Главный герой — учёный-математик Максимилиан Коэн. Он плотно сидит на таблетках, регулярно доставляющих ему неприятности в виде навязчивых галлюцинаций, и ведёт затворнический образ жизни, наплевав на любые взаимодействия с социумом — на заботу миловидной соседки, на связи с еврейской общиной, на потенциальное сотрудничество с Уолл-стрит. По мере его приближения к некому глобальному открытию он всё больше и больше сходит с ума, конфликтует с немногочисленными друзьями и теряет последние контакты с окружающим миром. Единственным другом для Коэна становится старик Сол, в прошлом переживший подобное состояние и сумевший его побороть. Он советует одержимому идеей герою отложить свои исследования и пожить наконец нормальной жизнью, но разумные советы, как обычно, никто не слушает.

Посыл автора прост — чрезмерная увлечённость ни к чему хорошему не приведёт. Число, которое Коэн всё-таки нашёл, приносит ему одни проблемы — окончательную отчуждённость от друзей и вражду с «серьёзными людьми». Сложно даже сказать, кто в финальном конфликте прав, а кто нет — кто-то в нём увидит очередную вариацию на тему «маленький человек и большие злые корпорации, желающие забрать плоды чужих трудов», а кто-то — жадного сноба, который не знает, что делать со своим открытием, но и не отдаёт его тем, кто сможет его использовать.

С технической стороны картина явно не на высоте из-за плохого качества плёнки, однако тут уже дело во вложенных финансах — на $60 000 особо не развернёшься. Но к операторской работе и монтажу вопросов нет. В своём первом полнометражном фильме Аронофски использовал несколько приёмов, характерных и для многих его дальнейших работ: обилие кадров с крупным планом, съёмка некоторых эпизодов от лица персонажа, даже сюжетная линия о постепенном наступлении сумасшествия до сих пор является одной из его излюбленных тем; а короткие повторяющиеся вставки с принятием таблеток сильно напоминают подобный приём в «Реквиеме по мечте», вышедшем через два года.

«Пи» — классический пример успешного начала карьеры. Фильм до сих пор остаётся малоизвестным, но в своё время помог начинающему режиссёру закрепиться в кинематографе и собрать деньги для следующих проектов. Он вполне смотрибельный, невзирая на качество, и достаточно интересный, хоть и кажется поначалу слишком заумным.

Макс — уникальный человек. Он способен складывать в уме трёхзначные числа, делить и умножать. Математика его всё. Он пока не знает, гений он или безумец, но его главная цель — найти тот самый универсальный код в математическом числе Пи. Существует ли наш мир по каким-то определённым системам, изменяется ли он — это те вопросы, на которые Макс и должен будет получить ответы.

Всем известно, что математика — самая точная наука в мире. Мир цифр и уравнений. Уже давненько некоторые великие мыслители предполагали, что наш мир устроен по определённой схеме, которая состоит в свою очередь из определённых закономерностей чисел. Законы природы, человеческого организма, космических тел и т. д. и т. п. И теперь представьте, всё, что существует и будет существовать есть одна определённая система, которую, если высчитать, вполне можно предугадать. Согласен, немного тяжело уловить мысль, особенно нам — гуманитариям. Технарям всё-таки будет проще. Мы и мыслим-то по-разному. Но примечательно то, что фильм будет понятен всем. Сюжет не сильно нагружает нас математикой и её составляющими, а больше сосредоточен на метаморфозе главного героя. Этот дебютный полнометражный фильм Аранофски по-настоящему удивительный. Автор развивает несколько идей, которым под финал даёт раскрыться. Сюжет с каждым разом набирает темпы и галопом несётся до самого конца. Конечно, всё это сдобрено динамичным музыкальным рядом, фирменным коротким эффектным монтажом Аранофски, операторской работой с приёмом эффекта присутствия. Роль Макса примеряет на себя актёр Шон Гуллет, показывая немного странного, но уникального человека, жизнь которого заключается в познании бытия.

Мы — люди, не раз задумываемся о чём-то небесном, непознанном. Порой мы хотим узнать ответы на многие вопросы, касающиеся не только нашей жизни, но и всего мироздания. Что будет после смерти? Есть ли Бог? Кто мы и каково наше место во вселенной? И не один философ ломал голову над этими вопросами, изобретая различные теории, но вопрос всё так же отрыт. Нет ни одного конкретного убеждения и мнения, и не будет, всё иррационально. Все люди субъективно смотрят на мир, окружающих, у каждого из нас есть определённая черта, и каждый из нас уникален. Существует ли система, сказать не могу, потому что не знаю. И, пожалуй, в этом и есть вся прелесть нашего существования. Мы не можем познать мир, мы не можем познать порой даже себя. Именно это и понял в кульминации Макс. Можно быть гением, можно быть безумцем, но какой в этом смысл? Не лучше ли просто сидеть на лавочке и смотреть как падают листья с деревьев? Надо ли приближаться к творцу, или жить в реальности занимаясь насущными потребностями? Выпасть ли из реальности, забыв про всё, погрузившись в своё сознание, ища ответ на волнующие вопросы или же просто жить, проживать свою обыденную жизнь даже не задумываясь о чём-то глобальном?

Это очень иррациональные вопросы, на которые невозможно найти одну истину. И сколько бы не существовало религий, всегда будет появляться ещё одна, которая будет проповедовать нечто совершенно другое. И стоит ли жить в этом хаосе, где нет истинных ответов на твои вопросы? Будет ли твоя голова пухнуть, рассудок туманиться, а личность превращаться в ничто? Ответы будут разными, но, пожалуй и это всё иррационально. Аранофски сумел заставить этой картиной задуматься не одного человека, может и не один день. Так что фильм стопроцентно заставляет мозг работать и производить процессы, что очень похвально. Тяжело после такого снова впасть в реальность, что значит — фильм работает. Всем бы такие дебюты в кино.

Макс — уникальный человек. Он способен складывать в уме трёхзначные числа, делить и умножать. Математика его всё. Он пока не знает, гений он или безумец, но его главная цель — найти тот самый универсальный код в математическом числе Пи. Существует ли наш мир по каким-то определённым системам, изменяется ли он — это те вопросы, на которые Макс и должен будет получить ответы.

Всем известно, что математика — самая точная наука в мире. Мир цифр и уравнений. Уже давненько некоторые великие мыслители предполагали, что наш мир устроен по определённой схеме, которая состоит в свою очередь из определённых закономерностей чисел. Законы природы, человеческого организма, космических тел и т. д. и т. п. И теперь представьте, всё, что существует и будет существовать есть одна определённая система, которую, если высчитать, вполне можно предугадать. Согласен, немного тяжело уловить мысль, особенно нам — гуманитариям. Технарям всё-таки будет проще. Мы и мыслим-то по-разному. Но примечательно то, что фильм будет понятен всем. Сюжет не сильно нагружает нас математикой и её составляющими, а больше сосредоточен на метаморфозе главного героя. Этот дебютный полнометражный фильм Аранофски по-настоящему удивительный. Автор развивает несколько идей, которым под финал даёт раскрыться. Сюжет с каждым разом набирает темпы и галопом несётся до самого конца. Конечно, всё это сдобрено динамичным музыкальным рядом, фирменным коротким эффектным монтажом Аранофски, операторской работой с приёмом эффекта присутствия. Роль Макса примеряет на себя актёр Шон Гуллет, показывая немного странного, но уникального человека, жизнь которого заключается в познании бытия.

Мы — люди, не раз задумываемся о чём-то небесном, непознанном. Порой мы хотим узнать ответы на многие вопросы, касающиеся не только нашей жизни, но и всего мироздания. Что будет после смерти? Есть ли Бог? Кто мы и каково наше место во вселенной? И не один философ ломал голову над этими вопросами, изобретая различные теории, но вопрос всё так же отрыт. Нет ни одного конкретного убеждения и мнения, и не будет, всё иррационально. Все люди субъективно смотрят на мир, окружающих, у каждого из нас есть определённая черта, и каждый из нас уникален. Существует ли система, сказать не могу, потому что не знаю. И, пожалуй, в этом и есть вся прелесть нашего существования. Мы не можем познать мир, мы не можем познать порой даже себя. Именно это и понял в кульминации Макс. Можно быть гением, можно быть безумцем, но какой в этом смысл? Не лучше ли просто сидеть на лавочке и смотреть как падают листья с деревьев? Надо ли приближаться к творцу, или жить в реальности занимаясь насущными потребностями? Выпасть ли из реальности, забыв про всё, погрузившись в своё сознание, ища ответ на волнующие вопросы или же просто жить, проживать свою обыденную жизнь даже не задумываясь о чём-то глобальном?

Это очень иррациональные вопросы, на которые невозможно найти одну истину. И сколько бы не существовало религий, всегда будет появляться ещё одна, которая будет проповедовать нечто совершенно другое. И стоит ли жить в этом хаосе, где нет истинных ответов на твои вопросы? Будет ли твоя голова пухнуть, рассудок туманиться, а личность превращаться в ничто? Ответы будут разными, но, пожалуй и это всё иррационально. Аранофски сумел заставить этой картиной задуматься не одного человека, может и не один день. Так что фильм стопроцентно заставляет мозг работать и производить процессы, что очень похвально. Тяжело после такого снова впасть в реальность, что значит — фильм работает. Всем бы такие дебюты в кино.

Лента повествует о молодом ученом Максе Коэне, занимающимся теорией чисел. У Макса есть idee fixe — всё в нашем мире подчиняется числам. Способности Макса граничат с гениальностью — он способен производить в уме сложные вычисления. Кроме этого, герой обладает целым набором психических расстройств, его часто мучают убийственные мигрени. Макс пытается с помощью самодельного компьютера «Евклида» предсказать поведение фондовой биржи. Однажды, «Евклид» выдает странные показатели, после чего сгорает, выдав перед «смертью» некое 216-значное число. Число, ради которого некоторые люди пойдут на все, лишь бы заполучить заветную комбинацию цифр.

«Пи» стал первым серьезным проектом режиссера. Даррен Аронофски стал широко известен после выхода его «Реквиема по мечте», так полюбившимся грустными школьницами. (Что, к слову, не отменяет тот факт, что фильм отличный). После «Реквиема» были еще фильмы, из которых по популярности можно выделить разве что «Черный лебедь» с невероятной Портман. Кроме отличного сценария и талантливых съемок Мэттью Либатика, в работах Даррена можно особо выделить саундтреки за авторством великолепного Клинта Мэнселла.

Саундтрек «Пи» состоит из треков самых громких деятелей электронного андеграунда середины 90-ых. Чего стоят только имена Massive Attack, Aphex Twin или Orbital. Свой музыкальный талант проявил и сам Клинт, написав специально для фильма 3 отличнейших трека, которые показывают, что если бы не стезя кинокомпозитора, то Мэнселл сделал бы громкую карьеру и в электронной музыке.

Даррен аккумулировал вокруг себя невероятно талантливых людей, совместно с которыми снимал и, надеюсь, продолжит снимать самобытные фильмы, оставаясь на вершине мейнстримового арт-хауса.

Аронофски всегда оказывается режиссёром, не слишком-то близко не то, что в свой внутренний мир, но и даже в мир своих персонажей подпускающим. Возможно, точнее, скорее всего, именно этим он и подкупает зрителя — история оказывается настолько сухо пересказанной даже в рамках ленты, что невольно задаёшься вопросом — а каким тогда образом происходила работа на созданием персонажа, если на деле оказывается так, что с автором он практически никоим образом и не связан?

Разумеется, так кажется только лишь на первый взгляд. На поверку связь более чем глубока и прочна, просто те миры, которые создаёт Аронофски в своих лентах прямого вмешательства автора в дальнейшем и не требуют. На мой взгляд, это — один из самых значимых показателей мастерства режиссёра именно как художника и творца, потому как глубинное понимание того, каким именно образом необходимо создать для персонажа мир, в котором ему, в рамках фильма, будет уютно (именно что уютно, не просто комфортно, а спокойно и максимально уверенно) дано не то, что не всем, а единицам от киноискусства.

Возвращаясь к исходной ленте: «Пи», равно как и «Сумма всех моих частей», равно как и «Игра», равно как и «Теорема Зеро», равно как ещё с не один десяток хороших и не очень фильмов, повествует о банальной истории — технарь сломался во время выполнения очередной сложной, но в общем-то рутинной и монотонной работы (и ключевое здесь — именно что рутинной, донельзя скучной и однообразной).

Однако же в «Пи» история раскручивается на 180 градусов, потом ещё на 360 и пару раз по 90, только лишь после этого останавливаясь — и начиная всё с начала.

Главный герой оказывается в той ситуации, когда по всей логике выхода попросту нет, не потому что его не видно, не потому что он практически недостижим, а потому что его, с высокой долей вероятности, попросту нет. Ни в одной из мыслимых реальностей.

Эта проблема присуща и в действительности многим одарённым математикам, погружающим себя в мир неразрешимых и недоказуемых уравнений — силы не неравны, просто силы оппонента равны максимуму, а твои собственные — минимуму, или нулю.

И самым сложным оказывается то, что отказаться от решения задачи тоже не представляется возможным — не потому что тебя кто-то подталкивает к её решению, не потому что от тебя кто-то этого решения ждёт, а потому что ты сам для себя решил это решение найти.

И все эти проблемы, со стороны, наверное, кажущиеся полнейшей шизофренией или галлюцинаторным бредом на поверку оказываются более чем логичными, более того, единственно возможными в данных условиях — постоянная концентрация только лишь на решении поставленной задачи, паранойя, лёгкая (или не очень) форма истерии или же плохо скрываемой агрессии, ярость, неверие в себя, гиперуверенность в себе, излишняя мнительность, повторяющиеся сновидения, в которых выход либо вот-вот забрезжит, либо, что случается много чаще, так и не находится…

Со стороны, повторюсь, скорее всего это выглядит жутко, изнутри же, напротив, это единственно понятный мир для любого человека, с детства привыкшего именно в нём жить.

Потому для меня «Пи» — это отнюдь не история шизика-неудачника, который всю свою жизнь проводит в четырёх стенах, занимаясь рутинной работой, выходит на улицу и рассматривает всё сквозь призму собственной неразрешимой формулы, ищет во всём соответствие с ней, просчитывает теорему Фибоначчи на ромашках и архитектурных сооружениях, постоянно что-то бубнит себе под нос и готов на что угодно пойти, включая заведомо глупые авантюры, лишь бы заполучить искомое — решение.

Напротив, это попросту талантливый человек, который попал в переплёт — решение нужно, нужно не только ему, ему готовы помогать, но эта помощь заведомо выглядит как погибель, сроки всё больше и больше сжимаются, решения всё ещё нет, но именно на этом дичайшем всплеске гормонов открывается второе дыхание, третье, пятое, сто двадцать пятое — и должно бы всё получиться, должно бы…

Только… Мы же помним, что это Аронофски — у него хэппи-энды нечастые гости. Мозг у героя не выдерживает.

На пороге миллениума, в момент новой волны интереса к устройству мира и связи этого мира с компьютерными технологиями, цифрами и кодами, режиссеры Даррен Аронофски (Число Пи, 1998) создает свой знаменитый фильм.

«Когда я был маленький, мать учила меня никогда не смотреть на солнце, но в 6 лет я все-таки это сделал…»

Так начинает свое послание и свой самоанализ, математик Макс Коэн. Анализ невозможно прекратить, его необходимо продолжать, продолжать, чтобы добраться до истины, истины, которая ведет к смерти, так как невозможна. В возрасте 6 лет, Макс, вопреки родительским запретам, подобно герою Платоновской пещеры, взглянул на солнце, приблизившись к абсолютному знанию. В тот день для него «что-то изменилось, он прозрел»… Макс Коэн страдает несносными приступами головной боли, но главное, начинает особенно смотреть на мир. Он пытается проанализировать, вычислить его устройство, перевести код мироздания в математический код. Макс пытается найти ту истину, которая поможет ему жить в этом мире: «все, что нас окружает, можно представить и понять с помощью чисел».

Режиссер, Даррен Аронофски, вовсе не хочет дать однозначную версию происходящего, создавая многогранность и «призрачность» своему фильму. Пересмотр кадров картины наводит, каждый раз на новые понятия. Мир «реальности» не существует не только для героя фильма, но и представляется большим вопросом для зрителя.

Метафора или галлюцинация? Гениальность или психическое расстройство? Особое видение мира или проблема адаптации? В конце концов, Макс Коэн единственный, кто видит правду, а «другие» нет? Или нет никакой правды….?

Множество замков пытаются защитить героя от его параноидальных мыслей. Но почему он боится? Что ему угрожает? Макс Коэн пытается увидеть «Другого» смотрящего на него, но сталкивается с противоречиями, попытка найти этого «Другого» рождает его фантазмы, что в свою очередь вызывает параноидальные симптомы. Также хочется заметить, что при упоминании Бога, у Макса начинаются его приступы головной боли. Бог выступает здесь в качестве «большого Другого». В фильме постоянно мелькает кадр с дверным глазком — через который Макс постоянно наблюдает лестничную площадку, и людей проходящих по ней. Кадр дверного глазка, напоминает взгляд, смотрящий на Макса, а может быть, и на смотрящих на Макса зрителей.

«Число» ?и происходит от греческого слова, одно из значений которого «окружность» а другое «периферия». Герой фильма живет на периферии и ужасно боится окружающих его людей. Однако, он их не избегает, он лишь имитирует избегание, напротив, устанавливая с ними прочные связи. Изображая занятость и находясь в постоянном нервном возбуждении, Макс находит время поиграть с соседской маленькой девочкой, найти «друга» из еврейской общины, согласиться на сделку с людьми с Уолл-Стрит. Особые, тонкие, носящие сексуальный характер отношения возникают у него с девушкой из Индии, живущей в квартире сверху. Сублимируя сексуальное желание то в агрессию, то в страх, Макс с особым трепетом относится к своей привлекательной соседке. Женщина, напоминающая ему о матери… Матери, с которой начинается жизнь. Девушка постоянно напоминает ему о существовании другой жизни, обыденной жизни, которой живут миллионы людей. В то же время — мать, которая дает теплоту, заботу и питание. Но с другой стороны от матери исходят родительские запреты: проявления сексуальности и обладанием полным знанием («мать говорила мне, не смотри на свет»). Свет представляет собой знание в полном его смысле. И каждый раз, когда Макс приближается к своему открытию, ему мешает, его останавливает «желание» его соседки. Он находится перед выбором: контролировать сексуальное желание или продвигаться вперед в своем открытии. В его голове это каждый раз рождает конфликт, в котором борются основные желания. Его приступы боли дают провоцируют ласку девушки, в конечном итоге. Когда Макс теряет сознание, девушка оказывается рядом, даря ему материнскую заботу.

Учитель и друг Макса — Соул, который и сам когда-то пытался найти систему в заветном числе, уговаривает Коэна остановиться, взять паузу. Что-то раньше остановило и его поиски… Соул пережил инсульт, он был близок к смерти, и пришел к выводу, что данное открытие, которое поможет расшифровать мир, может также и убить.

Эвклид — древнегреческий математик и философ, внесший основные понятия в геометрию, т. е. в систему измерения мира. Именно так, Макс Коэн назвал свое творение, вычислительный компьютер, который должен помочь ему, узнать заветное число этой системы. Кадры, когда Макс работает с машиной, сделаны сверху. Создается эффект наблюдения. Эвклид, любимое дитя Коэна, но вот только, он никак не может вычислить заветную цифру. Компьютер не способен «читать между строк» (между цифр), что необходимо, чтобы понять всю систему. Но Макс начинает осознавать «главное не цифра, а истина», «главное это то, что между цифрами», это связи…

Его желание это «желание Другого», его знанием хотят обладать другие люди, он заманивает их в свое окружение, обещает помочь, обещает назвать заветное число, раскрыть тайну. Перед ним представители материального (Уолл-Стрит) и духовного мира (еврейская община). И если люди с Уолл-Стрит верят в контроль общества с помощью финансового влияния, то часть еврейской общины, верит в спасение собственных душ. Невольно вспоминается идея гностицизма — через знание мы приобретаем истину. Знание принесет спасение… Но готов ли кто-нибудь из этих людей действительно узнать истину? Макс узнает ответ…никто не готов к этому, и возможно даже он сам. Единственный способ прекратить повторяющиеся переживания несносной для Макса реальности, выйти за рамки системы, в которой он живет. «Всюду в природе существуют системы» говорит Макс. Выход кажется ему невозможным, все будто само начинает повторяться. И единственное решение ведет к смерти. Он бежит он нее, защищается, прячется за замками до одного переломного момента… Видя вторую часть себя, на платформе метрополитена, преодолев страх, он идет навстречу к себе самому, на ступенях он видит свой мозг, по которому ползают паразиты. Когда он пытается проникнуть вовнутрь мозга, его останавливает страх смерти, но когда, вопреки страху, он все же проникает туда, его ослепляет свет, движущегося на него поезда. Истина и смерть слиты в одно целое, и страх смерти останавливает Макса.

Однако это слишком большое знание, чтобы спокойно жить в этой системе, как и слишком малое, чтобы понять эту систему. Макс принимает решение ликвидировать те знания, представления, которые он познал. Уничтожив, ту часть мозга, где находилось знания, или уничтожив себя, как носителя этого знания, или уничтожив свое «Я», Макс оказывается совершенно в другой системе. В этой системе, он простой человек, он больше не «прозревший».

10 из 10

Кошмар среднестатистического гражданина, чьё ФИО едва ли будет занесено в какие-либо анналы, имеющие историческую важность, по определению своему прост, экзистенциален и иррационален; это кошмар усечённого существования, кошмар, рождённый в мороке абсолютного непонимания происходящего и ставший продолжением яви — скучной, унылой, беспросветной, ничтожной, — яви человека-зеро, растворённого в толпе. Но природе кошмаров подвластны все, не бывает людей, которые бы не переживали это невыносимое состояние ускользающей реальности, но в мире науки, где нет места хаосу, кошмары порой оживают самым причудливым образом, разрушая в общем-то это незыблемое ratio.

«Пи» Даррена Аронофски — эдакий авангардный математический хоррор, ставший для режиссёра полноценным кинематографическим дебютом в большом метре — на первый взгляд иллюстрирует эту идею структурированного ужаса, ожившего со страниц диссертаций главного героя, который в своей горделивой тяге к высшему знанию перешёл определённую грань, за что и расплатился по гамбургскому счёту сполна. Но фильм Аронофски, увы, совсем не о том; его слишком просто прочитать как нервную, истерическую притчу о цене гениальности; сие чересчур упрощённо, учитывая тот киноязыковой вокабуляр, применённый Аронофски в своём дебюте. Этот снятый буквально исподтишка, в натуральных подпольных условиях, характерный своим резким, шизоидным монтажом и гиперреалистичностью, фильм, временное действие которого отчётливо неуловимо (хотя авторские маркеры подчеркивают, что дело происходит скорее hic et nunc), на поверку оказывается тождественным киноязыковым экспериментам праотца маргинального и трансгрессивного американского кинематографа Ника Зедда, чей «Манифест кино трансгрессии», сформулированный им в Нью-Йорке в середине 80-х (вряд ли случайно сюжет «Пи» сконцентрирован именно в пределах этого города), броско противопоставил себя «Теории авторского кино», предложив ещё более радикальные стилистические и идеологические решения, и умножив авторский нигилизм и уничтожение нарратива во сто крат и предложив в своих программных картинах «Война как менструальная зависть», «Так трахает Заратустра», «Ненормальный» etc идею тотальной анархии как блага в противовес террору цензуры и морали. Кино не просто как форма изобразительного самовыражения, но как резкая акция, дерзкая провокация; андеграунд как норма творческого существования.

Но Аронофски, по крайней мере в «Пи» избрал лишь пресловутую трансгрессивную фактуру ксеноморфиста Зедда, протранслировав в картину при этом и киберпанковые находки японских кинорадикалов Синьи Цукамото, в «Тэцуо, железном человеке» которого homo sapiens сексуально сливался с техникой, превращаясь в homo technologis, и Шодзина Фукуи, лента «Любовь к резине» которого родственна с «Пи» в теме глубинного погружения в мир сферического знания. Но назвать «Пи» вторичным произведением при всем желании не выйдет; тогда ещё не завязший в голливудской прямолинейности Аронофски снял самодостаточное кино, пласт контекста которого лежит вне очевидных жанровых пределов.

А это — обладание высшим знанием, меж тем — приводит как к пресловутому Древу Познания(впрочем, оно будет таки в слезоточивом «Фонтане»), так и к мысли о том, что картина Даррена Аронофски это изощренная кинематографическая фантазия на тему философии пифагореизма, утверждающего, что математика является протоосновой всего, то есть пресловутого бытия. Число есть сущность всех вещей, бытие как совокупность чисел или числа, цифрового кода, бытие как бесконечная Пи, уходящая за горизонт реальности. Мир состоит из чисел, формул, теорем, решенных и нерешённых задач; мир — это разум великого математика, что постигает новые и новые пределы самого себя, не отпуская возможность и мистических, религиозных, социальных парадигм. И потому столь важным оказывается открытие Макса Коэна не только для высшей математики, но и для экономики, и для религии, ведь разгаданный им код есть нечто большее, чем совокупность чисел. На экране оживают дикие конспирологические идеи, тайное правительство проникает в сферы, где жизнь скукожена до ничтожного состояния, а матрица привычной реальности оказывается запертой в мозгу еврейского математика, который медленно начинает сходить с ума, так как прикоснулся к тому, что даже ему оказалось не под силу. Не нужны никакие ктхулху, Древние Боги или уберкомпьютеры, пожирающие людишек, никакие двухцветные пилюльки и люлька технофашизма, что душит всех; нужно лишь число Пи, суть которого есть фундаментом привычного миропорядка, основой нормы, преступать которую, даже во имя высших научных целей, чревато. Впрочем, математика — это в том числе и сумасшествие тотальной логики, а логическая деменция самая худшая из всех, непреодолимая.

Когда-то мама твердила маленькому Максу Коэну, о том, как опасно смотреть на солнце. Первые шесть лет мальчик слушал, но потом всё же решился нарушить наказ. Результат — временная слепота, постоянная резь в глазах, головные боли и ощущение свободы, пусть и немалой ценой. Макс вырос, но воспоминание о том, детском, упрямстве, вознаграждённом секундной возможностью взглянуть на то, на что обычные — послушные — детки не смеют поднять глаза, определило его судьбу. Макс одинок, откровенно социопатичен — его круг общения составляют лишь не в меру заботливая соседка, учитель, с которым интересно поиграть в го и обсудить пополнение популяции золотых рыбок, и маленькая японка, по-детски непосредственно пристающая к дяде, умеющему умножать любые числа в уме за долю секунды. Он редко выходит на улицу, ещё реже поднимает глаза к небу. У него нет времени на глупости, потому что впереди — цель. Ещё раз взглянуть на солнце, только на этот раз в математическом смысле. Расшифровать число ?, разгадать последовательность цифр после запятой. Приблизиться к непостижимому, недосягаемому, а значит, божественному.

Несмотря на то, что идея «Пи» заключается вроде бы в попытке покопаться в разуме и определить ту грань, где гениальность превращается в безумие, на самом деле в течение всех восьмидесяти пяти минут хронометража фильма не покидает ощущение, будто история математика Коэна для Аронофски лишь прикрытие. Повод совершить путешествие в собственный разум, возможность попробовать разобраться в самом себе. Это придаёт ленте налёт автобиографичности, и разница между режиссёром и героем лишь в том, что Макс пытается познать глубины математики, а Даррен — прикоснуться к искусству, в его чистом, незамутнённом виде. В таком случае выбранный стиль презентации истории Коэна становится вполне логичным и, пожалуй, единственно верным решением. Если кино — это синтез театра, литературы, музыки, изобразительного искусства, то почему бы не использовать все эти составляющие на полную катушку, не ограничивая себя условностями, рамками и стремлением быть понятным, а значит, популярным. Отсюда и бьющая по нервам, то замолкающая, то вновь возникающая будто из ниоткуда музыка, и монотонный монолог Макса, словно зачитывающего с листа историю собственной жизни. И съёмка на чёрно-белую плёнку с нарочито выкрученной до предела контрастностью, так, чтобы ослепительным сиянием и затягивающей бездонной чернотой погрузить зрителя в ставший монохромным, разделившийся на «до» и «после», мир гения, обретшего свою цель.

При создании своего первого полнометражного киновысказывания Аронофски заметно вдохновлялся ставшим признанной классикой совместным творчеством Бунюэля и Дали, однако если в «Андалузском псе» сюрреализм разум совершенно точно победил, расчленил и сплясал на трупе победный танец, то в «Пи» всё сумасшествие заключено в отдельно взятую черепную коробку. И пусть мозг из неё периодически исчезает в буквальном смысле слова, режиссёру интереснее разобраться в том, как выбраться из хитросплетения гениальность и сумасшествия без последствий, чем заполнение безумством всего окружающего пространства. И ответ пугающе прост, и поэтому так нежеланен. Рано или поздно всё равно придётся выбирать. Добравшись до заветной цели, разгадав закономерность, Макс стал первым после бога, если не им самим. За ним охотятся все, кто хоть немного представляет себе возможности его открытия — от брокеров с Уолл-Стрит до хасидов, стремящихся открыть себе врата в царство небесное. Коэн стал важен и нужен, он наконец-то познал власть, к которой, как выясняется, и шёл столько лет, просто не понимал этого. Но выбору достойнейшего математик предпочитает выбор собственный, личный. Выбор дальнейшего пути, где старт — ставшая реальностью мечта, а финиш расплывается в дымке за горизонтом.

Человек жаждет покоя, ищет его, переворачивая мир с ног на голову, выворачивая его наизнанку. И в этом смысле гениальность и безумие практически синонимичны, ведь и гений, и безумец желают, в сущности, одного и того же — успокоения собственной души, разнятся лишь способы достижения цели. Продуманный распорядок действий Макса сменился расслабленным наблюдением за лёгким колыханием заслоняющей солнце листвы деревьев. Планомерное киносумасшествие Аронофски — унынием и предсказуемостью его последней работы. И в этом контексте тем забавнее наблюдать за тем, как прекрасное умопомрачение Коэна заставляет его высверливать себе мозг в надежде хирургическим путём удалить алчное создание, ищущее покоя в безраздельной власти. Ведь сейчас, спустя почти двадцать лет после выхода на экраны «Пи», зритель уже имеет представление о том, как автор может пойти на компромисс. Отложить дрель, перестать провоцировать мозг, вонзая иглы в различные его части. Извлечь из черепной коробки, поместить в уютный формалин. Ведь стабильность и стагнация — тоже своеобразный синоним покоя.

Первый фильм Даррена Аронофски, как это часто бывает получился необычным но глубоким. После просмотра фильма остался осадок, пытаясь найти в памяти те моменты во время которых он и появился, я понял, что это не так просто.

Рассмотрим по порядку.

1)Числа

На первый взгляд казалось, что данный фильм поднимет проблемы познания мира с помощью чисел. Есть ли в этом смысл ? Есть ли связь материального мира и рационального?

Ответы на эти вопросы каждый найдет для себя сам.

2)Атмосфера

Есть ли смысл говорить что данный фильм был снять за сущие гроши? Я думаю нет. Но для гениального режиссера, как мне кажется, нет преград. Отсутствие бюджета в данном фильме заглаживается смысловой нагрузкой и сильно гнетущей атмосферой.

3)Выбор

Что же хотел нам рассказать Аронофски? Хотел ли он показать, что всегда есть выбор, и всегда нужно его делать? Скорее всего данный аспект зависит от познания каждого, и у каждого есть своя правда.

Вывод

Фильм получился с неким оттенком сюрреализма, который имеет место быть в этой картине. К просмотру необходим.

Встань на его место и прочувствуй.

Итог:

9 из 10

У нас было шестьдесят штук баксов, четыре года изучения кино и анимации в Гарварде, степень бакалавра искусств с отличием, вагон таланта и бездна амбиций, а также съемочная бригада, в которой каждый швец-жнец-на дуде игрец. Не имея средств, чтобы снимать высокобюджетные блокбастеры, Даррен Аронофски решил пойти другим путем и заявить о себе, не прибегая к дорогим спецэффектам. Голь — она, как известно, хитра на выдумки. В результате ограниченные ресурсы он сумел не только выжать по максимуму, но и обратить их недостаток себе на пользу, сделав вид, что так и было задумано.

В контрастном черно-белом мире живет математик Макс Коэн, одержимый идеей постичь этот самый мир в его математическом выражении, найти универсальную модель, описывающую его устройство. Окружающие его люди появляются, как шумы на пленке, отвлекающим от работы фактором. Небольшой выбор локаций — очерченный рамками идеальный прямоугольник мира Макса, за который он не может выйти по причине болезни. Гениальный ум, попавший в западню недуга, ведет Макса внутрь, вглубь, в самую суть вещей. Аронофски мастерски играет на аналогиях: от рассуждения о спиральном устройстве вселенной к закручивающимся спиралью клубам сигаретного дыма и сливкам в чашке кофе. Мысли Макса тоже движутся по спирали, в которой каждый новый виток сумасшествия отмечает фраза «Когда я был маленьким, мать учила меня никогда не смотреть на солнце… Но когда мне исполнилось шесть, я это сделал».

Чем ближе подбирается Макс к разгадке цифрового кода, раскрывающего тайны мироздания — по сути, тому самому солнцу, о котором предупреждали его и мать, и учитель Сол, тем сложнее отличить реальность о галлюцинаций, тем тоньше грань между внешним миром и больным сознанием главного героя. Складывается ощущение, что Аронофски отсылает зрителя к известному изречению Ницше о бездне, которая, если в нее долго всматриваться, начинает всматриваться в ответ. Так поиски становятся манией, осознание граничит с безумием, а истина — ослепляет, выжигает мозг, но Макс упорно продолжает вглядываться в ее сияние, чтобы в итоге прозреть — как тогда, в шесть лет. Ведь даже его компьтер, открывший искомый код, перед тем как сгореть, осознает собственную структуру. Но чтобы формула работала, одних цифр мало, нужно то, что Макс определяет как «синтаксис» — быть может, душа?..

Пожалуй, лучше этот фильм нельзя было снять и при большем бюджете. Каждая деталь в нем на своем месте и составляет с другими идеальную композицию, словно Аронофски вывел свое золотое сечение. «Шумное» черно-белое изображение, мерцающий свет, «нервная» манера съемки, сверхкрупные планы и психоделический саундтрек нагнетают напряжение и погружают в атмосферу нарастающего помешательства. «Пи» во многом определил авторский стиль, характерный почерк Аронофски, сделал его работы узнаваемыми. Наверное, это один из лучших дебютов в истории кино.

8 из 10

У иудеев истинное имя Бога сакрально. Его имеет право произносить жрец только один раз в году в полностью изолированном помещении. Тем самым подчеркивается, что оно лежит в основании нашего мира.

Но в основе нашего мира лежат и последовательности чисел, которые наглядно можно представить в виде спиралей. Например, таких, как ряд Фибоначчи, где последующее число равно сумме двух предыдущих. Графическое его отображение можно найти и в расположении семян в подсолнечнике, и в структуре раковин моллюсков.

Аронофски решил снять фильм о некой всеобщей сверх-последовательности из 216 цифр, на которой держится наше мироздание. Знающий ее, может предсказать последствия любого процесса, например, поведение рынка акций, и даже произнести имя Бога.

Правда, сразу же встает вопрос о побочных эффектах. У главного героя фильма — математика Макса Коэна, появляются все признаки шизофрении. В голове раздаются голоса, возникают галлюцинации, провалы в памяти, изменения восприятия окружающих предметов. Психика, пусть и гениального математика, оказалась не готова к истине такого масштаба.

Но эта последовательность слишком дорого стоит, и на Коэна начинается охота. Его цифры нужны всем — и фондовым аналитикам, и ортодоксальным евреям. И единственным выходом оказывается отказ от сокровенного знания путем его забвения.

Необычный фильм. Рекомендуется к просмотру.

8 из 10

Не пекись о снискании великого знания: из всех знаний нравственная наука, быть может, есть самая нужнейшая, но ей не обучаются.

/Пифагор/

Глубина таланта не имеет общепринятых единиц исчисления, а является вещью относительной и быстро обесценивается, если владелец не прикладывает необходимых усилий для развития. Как гласит народная мудрость, «можно лечь спать талантливым, а проснуться бездарным». В то же время гениальность — понятие гораздо более ортодоксальное, она остается со своим обладателем навсегда. Нареченный гением в ответе за свой дар и если он обращается во зло — равновесие в природе нарушается. По легенде, на смертном одре Альберт Эйнштейн сердечно покаялся, что его теория относительности снабдила мир атомной бомбой. Даже невероятно одаренный ученый, ведомый благородными помыслами, не способен на годы вперед просчитать последствия собственных открытий, если те попадут в плохие руки.

Стереотипный образ гения рисует перед глазами вечно растрепанного молодого человека с невообразимым бардаком в квартире и компьютером, впитывающим бесчисленные Джоули жизненной энергии, свободные от мирских прихотей. Очередного добровольного затворника зовут Макс Коэн. Обладающий феноменальными способностями в математике, уже в 20 лет он получил докторскую степень. Однако на слепящих нью-йоркских улицах Макс превращается в одичавшую собаку, тщетно разыскивающую выход из городских джунглей. Молодой человек практически круглосуточно пытается расшифровать цифровой код, отвечающий за ставки на фондовой бирже. Макс — совершенно не алчный человек, и движет им не жажда личного обогащения. Вся его жизнь — поиск гармонии, которую он видит в числах. Неизвестно, читал ли Коэн труды Пифагора, но, отрицая нумерологию как науку, он неустанно ищет математическое обоснование самой судьбы.

В своей дебютной ленте Даррен Аронофски предпринимает философскую попытку определить цену гениальности для человека, оторванного от безумной жизни мегаполиса. Снятый на винтажную черно-белую пленку «Пи» фокусирует внимание на главной ценности любого человека — его интеллекте. Макс Коэн — вовсе не сумасшедший. Определив для себя архиважную задачу, он научился механически относиться ко всему остальному. На какие-то мгновения сердце математика просыпается при виде маленькой девочки с калькулятором, которая просит его перемножить трехзначные числа. Макс по-настоящему оживает в беседе с равным себе — своим учителем. Перед глазами молодого человека находится живое подтверждение тому, во что голая теория без практического применения превращает человека. Наставник дожил до преклонных лет, но так и не расшифровал смысл одной-единственной математической константы, и совсем не хочет подобной участи своему последователю. Учение должно становится благом для своего адепта. Если одержимость входит в диссонанс с элементарными чувствами и радостью жизни, то плата за гениальность может стать слишком высокой.

Гению в классическом понимании чужда материальная выгода от его способностей, но рядом с ним обязательно найдутся алчные и беспринципные люди. Если для Макса Коэна математика — божественно чистая наука, то для аналитиков с Уолл-Стрит и служителей еврейского культа — лишь набор чисел, которые могут навсегда изменить жизнь. На примере страдающего мигренью молодого ученого Аронофски закладывает стандарт, которого будет придерживаться в последующих своих картинах «Рестлер» и «Черный лебедь» — за реализацию таланта придется дорого заплатить. От Макса все чего-то хотят, бессердечные биржевики видят в нем дойную корову, а религиозные фанатики — потенциального пророка. Чего хочет сам математик? Его сбивчивая манера речи, диктующая летопись великого исследования, не дает ответа на вопрос: способен ли этот человек обуздать свой дар или, в конце концов, сам станет его жертвой?

«Пи» — триллер, щедро приправленный психоделикой, без которой не измерить водоворот мыслей одинокого математика. Впоследствии для Аронофски станут нормой жесточайшие стрессы, которым он подвергает своих героев. На пике одержимости Макс с трудом отличает галлюцинации от реальности. Пробираясь по лабиринтам своих выверенных теорий, он все дальше от заветного света в конце тоннеля. Коэн сам избирает такую судьбу, для него яркое солнце — вечная память о детской травме, вызванной ультрафиолетовыми лучами. Свет не влияет на гармонию — она зависит от решения заветной задачи. Степень желания Макса найти ответ подвергается проверке регулярно — это еще один атрибут гениальности. Что есть вера для человека науки? Ее невозможно облачить в алгебраическое уравнение, но именно она не позволяет Коэну окончательно потерять человеческий облик. Хаотичная съемка городских пейзажей замедляется при показе деревьев, сквозь которые на солнце смотреть не так больно. Если бог для каждого свой, если счастье кто-то способен прописать двоичным кодом, и если для кого-то вся жизнь сводится к охоте за чужим интеллектом, то природа одинакова для всех. Добровольное затворничество неизбежно приведет человека к самосожжению, и ради чего? Настанет миг, и Максу Коэну придется держать ответ перед самим собой: нужна ли ему такая гениальность со всеми ее атрибутами? Или лучше сбросить тяжкую ношу и спокойно смотреть на колышущуюся листву?

Бюджет этого фильма — давно уже притча во языцех. 60000 $ — ничто для настоящего начала большого пути. Картина «Пи» — не только проба пера маститого режиссера. Фирменным знаком Даррена Аронофски, истоки которого именно в данной ленте, станет персонаж, рвущий душу на сотни кусочков и проходящий все круги эмоционального ада, будь то старый рестлер или молодая балерина. Макс Коэн — собирательный образ гения с даром, способным изменить мир, но не собственного обладателя. Высокий интеллект определил математику жизнь в виде бесконечной гонки по замкнутому кругу в надежде найти искомую комбинацию. Однако радость гармонии может быть достигнута, только если человек вырвется из эмоциональных оков и сумеет стать хозяином своему таланту, а не его рабом.

Первая режиссёрская проба Даррена Аронофски в полнометражном стиле оказалась не самой простой на предмет выбора темы, что нередко наблюдается у будущих мэтров большого кино. В своём дебюте Аронофски, у которого, к слову, никогда не было проходных фильмов, пытается решить сразу несколько задач: донести до зрителей значение основных вопросов человеческого бытия сквозь призму магии чисел, свести его к уровню среднестатистического жителя планеты и поведать совершенно прозаическую драму внутри одного человека, грозящую перерасти в катастрофу вселенского масштаба.

Достаточно своеобразное представление зрителям главного героя, которого зовут Макс Коэн, открывает не только узкую специфику подвластного ему широчайшего математического пространства, но и весьма неоднородную территорию фильма, разделённую на свободную и запретную зоны. Попасть в последнюю, которая доступна лишь избранным, не просто и опасно, а путь к ней сопряжён с мучительной болью самосознания, превращающей могущественного учёного в человека с ограниченными возможностями жизни. Коэн постоянно балансирует где-то между ними, не умея или не желая вписаться в привычные для большинства рамки жизненного круга, а шагнуть в красиво вычерченный безупречной логикой квадрат, где спрятана абсолютная истина, не осмеливается.

Но воспринимать «Пи» исключительно с научных позиций вряд ли уместно, так как не приходится сомневаться в том, что строгое доказательство тех или иных нумерологических принципов не является идейной основой для Аронофски, не менее чуждого также излишнему пафосу, характерному для современных политических детективов. И дальнейшие работы этого мастера показали, что ему важны не профессия и её исполнитель, а цена, жертвуемая очередным персонажем с лицом библейского героя или простой домохозяйки на алтарь войны за совершенство себя и мира. В эту войну вовлекается и аудитория, становящаяся свидетелем победы или поражения, в зависимости от конкретного примера. В случае Макса Коэна, которому, возможно, повезло вовремя остановиться, эта малая победа над своим недугом, дающая ему шанс спокойно жить и работать в привычной области, поистине бесценна. Признание невозможности вывести заветную «формулу всего» при помощи доступных умственных и технических средств — это и есть момент истины, предвещающий множество приятных и неожиданных открытий. Гораздо более значительных, нежели бесконечная квадратура круга жизни главного героя, которую не то, что циркулем и линейкой, но и методами Григория Яковлевича Перельмана не решить.

С другой стороны, фильм Аронофски, под стать его творческому видению, не всегда полностью доступен для понимания. В нём ещё остаётся достаточно места для интерпретаций. К примеру, несколько настораживает, что цвет плёнки не меняется ни разу за весь фильм, даже в наиболее спорных его моментах. В то время, как сам Коэн к финалу успевает претерпеть множество трансформаций, как изнутри, так и снаружи.

Под аккомпанемент космической мелодии Клинта Мэнселла, ставшего надёжным партнёром Аранофски на многие годы, загадочная история с математическим уклоном плавно и незаметно трансформируется в онтологическую схватку высшего и низшего порядка, человека и тех сил, что над ним, в которой не будет победителей. По Аронофски, перевернуть мир под силу и одному человеку. И это — история самого Аронофски, последняя попытка найти себя среди сотен других, завершившаяся известным и вполне справедливым результатом.

«Пи».

Наконец я добралась до дебютной картины Аранофски, в которой уже виден характерный стиль его фильмов. Душевно нестабильные герои, запутанные истории, неожиданные финалы, внимание к деталям — в своем первом фильме режиссёр сумел громко заявить о себе, своих интересах и мировоззрении.

Думаю, самая точная характеристика этой картины — завораживающий. Перед просмотром я по привычке поставила рядом с ноутбуком чашку чая, но эта картина затянула меня настолько, что я вспомнила о напитке лишь спустя полтора часа.

По сюжету фильма, гениальный математик Макс посвящает каждую свою свободную минуту поиску какого-то таинственного кода, благодаря которому можно изменить курсы акций. Как это часто бывает, природа наградила Макса не только наивысшим математическим талантом, но и целым ворохом заболеваний — как и психических, так и физических. Однако это число из 216 знаков нужно не только ему, но и двум крайне серьезно настроенным группировкам людей. Первые — акулы биржи с безграничными, словно космос, возможностями. Но этого им явно недостаточно, и, используя острым ум математика, они жаждут получить контроль над экономикой. Во вторую же группу входят радикальные еврейские сектанты, которые считают, что благодаря этому коду можно узнать тайны мироздания.

Сложившаяся ситуация еще больше сводит гения с ума; действительно, как можно не потерять голову, если за каждым твоим шагом следят, а втершийся в доверие математик оказывается членом одной из группировок? И с каждым днем Макс все больше теряет контроль и над собой, и над своей жизнью. Но, как и полагается в подобных фильмах, развязка в нем крайне непредсказуема.

Это шедевр, и я говорю это без иронии и гиперболизации. Шедевр, снятый на смехотворную для американского кино сумму, которую Аранофски, по легенде, собрал с помощью родных и друзей. Эти полтора часа я провела словно в каком-то трансе, с головой утонув в напряженной атмосфере фильма. Хочется поблагодарить и оператора фильма, Мэттью Либатика, который благодаря съемке «дергающейся» камерой на черно-белой пленку, создал гипнотический визуальный ряд. Не расстроила и игра актеров — Шон Гуллет был словно рожден для роли молодого гения, постепенно сходящего с ума. К слову, он тоже принимал участие в создании сценария. Что касается звуковой части, то непревзойденный мастер берущих за душу мелодий Клинт Мэнселл смог создать хоть и простой, но соответствующий атмосфере фильма саундтрек. Кстати, мне показалось, или музыка картины напоминает аудиальный ряд «Реквиема по мечте»?..

Как я уже писала, картина гипнотизирует, заставляя забыть обо всем, что находится по другую сторону экрана. «Пи» — не совсем подходящий вариант для любителей посмотреть кино в компании друзей и попкорна, но если у вас выдался свободный одинокий вечер, то смело включайте этот фильм и наслаждайтесь.

10 из 10

Какие отзывы об этом фильме может дать старый параноик, помешанный на всевозможном упорядочивании? Разумеется, только восторженные. Для дебюта фильм очень и очень неплох, а это дебют Аронофски в кино.

Данная картина есть визуализация математики, более того, 3Д визуализация, с передачей атмосферы. Она композиционно безупречна, впрочем, фильм о математике, он обязан быть в этом отношении столь же безупречным, как и золотое сечение, золотая спираль и прочие персонажи фильма. На композицию здесь работает все: черно-белая гамма, работа камеры (напоминает то ли операторские вставки мутного мироощущения Шарика из незабвенного «Собачьего сердца» В. Бортко, то ли Бунюэля с его муравьями, столь же мутного, то ли вообще самые первые детища кинематографа начала прошлого века), безэмоциональность повествования, которая вкупе с черно-белой картинкой как нельзя более описывает мир патологического систематизатора с дисфункцией одного из полушарий мозга… На композицию здесь работает и сюжет, в котором поэтапно автор подкидывает нам любопытные мысли:

1. «Все есть система».

2. «Все есть спираль».

3. «Все есть Б-г.»

Масса гениальных кадров. Чего стоит только кадр, в котором Макс, спасаясь от преследователей, шустро заползает под чью-то машину — съемка из-под машины. Спасибо оператору, порадовал. Спасибо Клинту Мэнселлу за саундтрек. Спасибо актерам, им в этом фильме было, думается мне, довольно сложно работать. Отдельное спасибо актеру, сыгравшему в метро мозг.

Так о чем фильм? Казалось бы, обладая всеми признаками «артхаусности», он не обязан быть «о чем-то». Возможно, так оно и задумывалось изначально. Возможно, бред про поиск числа и наукообразие текста есть как раз инструментарий постмодерна для очередного стеба над интеллектом и интеллектуальностью как качеством человека. Однако фильм, пусть местами и иронично, затрагивает больной для нашей цивилизации вопрос, извечный вопрос всех ученых, богословов, философов и художников: система или все-таки хаос? Возможно, для того, чтобы хоть как-то попытаться поковыряться в этом вопросе художественными методами, и нужно было впасть в нумерологию. Однако нельзя не согласиться, что содержание фильма очень тяготеет к классике, настолько фундаментален и в то же время специфичен поднятый вопрос. И это — парадокс, сбивающий с толку любителей артхауса. Более того, вырисовываются даже некоторые предположения автора: два героя фильма совершенно независимо друг от друга приходят к одному и тому же результату. Все-таки спираль, все-таки система. И все-таки Б-г, как выясняет ценой собственного здоровья Макс в конце фильма.

В 2011 году был такой фильм — «Области тьмы». Он тоже о самопознающей функции интеллекта. Что-то неуловимо схожее есть в этих двух картинах. Но в «Областях тьмы» все упорядочено, как на доске для игры го, то есть декоративно. Здесь сюжет значительно честнее.

И если уж совершенно откровенно, то для меня этот фильм гораздо более приятен, чем все прочие пародии или аллюзии. Смотреть его даже в пятый раз было для меня наслаждением. Поэтому рекомендую его всем, кто соскучился по интеллектуальному кино — вам будет о чем подумать после фильма!

Одаренный математик Максимилиан Коэн в течение долгих лет пытается понять принцип изменения котировок на мировой бирже через разгадку шифра, заложенного в число пи. Когда-то его старенький учитель Сол также был озадачен поиском разгадки, но сдался на полпути, и теперь уговаривает Макса бросить это дело от греха подальше. Копнув слишком глубоко, Макс понимает, что прочно впутался в паутину чисел и в лапы аналитиков с Уолл-стрит на пару с еврейской религиозной общиной, которые не прочь любой ценой выбить из головы гениального Макса вожделенную секретную формулу на сумму, заканчивающуюся множеством нулей.

Полнометражный дебют Даррена Аронофски, к работам которого у критиков всегда было противоречивое отношение (одни восхищались тем, как легко режиссер делает доступным авторское кино для масс, а вторые, напротив, поливали грязью за попсовость и примитивную подачу «в лоб»), всерьез заслуживает уважения. Ведь этот атмосферный сюрреалистический триллер, снятый за какие-то 60 тысяч долларов, был, во-первых, снят на карманные деньги и то, чем «скинулись» друзья и родственники режиссера, а во-вторых исподтишка без официального разрешения на съемку. Параноидальная и свинцовая атмосфера фильма, эффект чего также был усилен съемкой на дешевую черно-белую камеру, отчетливо напоминает ту, что была в сюрреалистической притче «Голова-ластик» (1977) Дэвида Линча, так же весьма стесненного в средствах на съемку в свое время. «Пи», конечно же, не имеет абсолютно ничего общего с ранними короткометражными проектами Аронофски, в том числе, и откровенно дурацкой «Нет времени» (1994), и именно здесь режиссер окончательно утвердит свой выбор темы, на которую снимет дальнейшие общеизвестные работы — человеческая одержимость. Математик Макс Коэн, отлично сыгранный Шоном Гуллетом (к сожалению, карьера актера после этого по каким-то причинам не задалась) становится жертвой навязчивой идеи докопаться до истины, скрытой в легендарном иррациональном числе пи, где число знаков после запятой устремляется в бесконечность. Все происходящее с ним постепенно теряет связь с реальностью и напоминает кошмарный сон, где постижение непостижимого через мир чисел, в конечном счете, приводит к апокалиптическим последствиям, вследствие чего сам фильм можно рассматривать, как притчу о невозможности постичь суть мироздания, смысл жизни в целом.

8 из 10

Оказывается, если собрать по знакомым немного денег и инкогнито проводить съёмки на улице, может получится что — то очень странное, замороченное и неоднозначное. Не могу сказать, что «Пи» — фильм, который можно пересматривать бесконечно или называть любимым, но он всё же пленяет своим сюрреалистическим угаром. Он как белая ворона среди чёрных бросается в глаза вычурностью и нестандартностью. И кстати, с другими фильмами Арронофски у него очень мало общего: откровенная попсовость «Реквиема по мечте», лёгкий налёт шизофрении в «Чёрном лебеде» и даже притягательное безвременье «Фонтана» оказываются цветочками по сравнению с тем выносом мозга, который гарантирует его дебютная полуподпольная, полукустарная картина.

Сумасшедшее по подаче, торопящееся по ритму, нагнетённое по настроению. Легко и беззаботно нажав на плей, можно тут же расшибиться как об стену, об сразу обрушивающийся неудержимый поток фантазии. Картинка, очень резкая из — за противоборства двух цветов: белого и чёрного. Это не обычное бесцветное кино, это подчёркнуто двуполярный мир, выцветшая тьма, акцентированные тени, провалы глаз. Ещё чуть — чуть и это кофе с молоком рискует расплыться в глазах, превратиться в потустороннее нечто. «Пи» приглашает в реальность, но эта реальность с каждой секундой утекает как вода сквозь пальцы вместе с кровотечением молодого гения, его резким голосом, нелюдимостью и глобальными идеями. И вроде бы сухой, статичный и прочный мир цифр постепенно сходит с катушек параллельно с всё увеличивающейся дозой таблеток.

В неполные полтора часа случайно или нарочно включено множество перетекающих друг в друга тем: начиная от наркоманских или возможно шизофренических галлюцинаций, заканчивая высоким штилем божественности. В гениальности всегда есть доля ненормальности, ну по крайней мере, в герое этого фильма Максе она точно есть. Взъерошенный как Генри из «Головы — ластика»; помешанный как математик Джон Нэш из «Игр разума», полу-человек, полу-компьютер, вычисляющий, делящий, умножающий на раз плюнуть, получивший докторскую в 20-ть и занятый тем, что в своей маленькой квартирке, под семью замками и с помощью созданного им странного по виду компьютера со значимым именем «Евклид»,он пытается найти систему в деньгах, скачках рынка акций и валюты, основываясь на выведенных тезисах:

1) Математика — язык природы.

2) Всё, что нас окружает, можно представить и понять с помощью чисел.

3) Если числа любой системы поставить в график — возникает система.

Доказательства? Макс непременно объяснит, а заодно и подкинет пару реплик насчёт Архимедовой «Эврики!», золотого сечения и японской настольной игры Го.

Такое практически научное начало по ходу действия перетекает в экскурс по параноидальности, а потом неожиданно сворачивает в эзотерические дебри, тем, кто когда — либо интересовался темой, непременно это напомнит Школу пифагорейцев с их троичной природой человека и Вселенной. Математика как основа сущего, числа как язык, гармония и музыкальная мелодичность мироздания. Краеугольный камень: однажды его перегоревший домашний аналитический комп, перед тем как вырубиться, выплёвывает ряд цифр, которые в дальнейшем ходе сюжета оказываются основой основ, системой систем, именем Бога. И Макс алчно схватился как за своё личное открытие за это имя. Здесь новая линия прочтения: получается круг к нередкой теме о компьютере, способном осознать себя.

В плане внешнего выражения безумия и нагнетания атмосферы, фильм весьма эксцентричен: живой человеческий мозг на ступенях метро; галлюцинации, бред, ужас и пульсирующая, рвущая боль в голове, которую не выкорчевать ничем, кроме электрической дрели.

Это очень необычное кино, в отчаянном кружении вращающее и перемешивающее числа, призраки, людей и миры; неожиданно обрубающееся на полуслове, словно разбивая волну вопросов о скалу ответа: бог непостижим (или же — бог никогда не даст себя постигнуть?). Рекомендовать его — некому, будет ли скучно во время просмотра — вполне возможно, смотреть? — да — нет, положительно — отрицательно, 1 — 0, решение вопроса вполне укладывается в общую картину.

8 из 10

Итак, Макс Коэн, специалист по теории чисел и своего рода пример того, чем был бы Шелдон Купер, если б «Теория большого взрыва» не была комедией, пытается открыть универсальный численный закон, определяющий изменения биржевых котировок. Интересует его это не из практических соображений, а в связи с убеждённостью, что числа определяют и описывают вообще всё. Молодой человек страдает мигренями, припадками и периодическими галлюцинациями, большую часть дня проводит за вычислениями на самодельном компьютере, а близко общается лишь со своим наставником, который некогда пытался установить закономерность внутри числа «пи» (и который пытается урезонить Макса, ведущего свои исследования без роздыху, на стимуляторах и явно теряя связь с реальностью)… да, с некоторых пор, с энергичным молодым хасидом, который пытался обратить Макса к религии и заинтересовал его, обмолвившись о нумерологическом потенциале каббалистики. Мысль, что весь мир — это числовой код, оказывается для Макса слишком притягательной…

»?» — это, в первую очередь, саундтрек, а во вторую — операторская работа. Тут потрясающий саундтрек, возможно, вообще лучший, что я встречал. Не самая лучшая музыка, звучавшая в кино, но как саундтрек, как выразительное средство, поясняющее визуальные кадры, сценарий, игру — нечто невероятное. Невероятно. что Клинту Мэнселлу не дали за это`Оскара» — даже не номинировали! В сущности, музыка в»?» важнее диалогов, и даже то, что я сказал выше о сущности саундтрека, не совсем верно — это видео тут поясняет музыку (и шум), в которых заключается большая часть того, что нам нужно понять о Максе Коэне. А всё остальное — в операторской работе. Мэтью Либатик проделал прекрасную работу, равно точно имитируя бегающий затравленный взгляд, фокусируясь на лице бегущего Макса и работая со светотенью, когда из тьмы выплывает лишь часть лица злобной преследовательницы… Две эти составляющих — музыка и камера — делают»?» образцово кинематографичным, завораживающим зрелищем.

Но это, выходит, не совсем заслуга Аронофски (хотя, конечно, создание саундтрека и работа оператора не обходятся без указаний режиссёра). А что же с тем, что непосредственно относится к епархии режиссёра и сценариста, — с содержанием фильма? Тут всё менее интересно. С одной стороны,»?» — отличная, верибельная и яркая зарисовка сумасшествия «изнутри», в истории кино не так много столь удачных попыток снять фильм с точки зрения ненормального. С другой, никакого особенного содержания, кроме этой формальной, хотя и крайне интересной задачи, у фильма нет. Во-первых, идеи»?» — в значительной степени общее место; сходство с одной из сюжетных линий (равно как и концепцией в целом) «Маятника Фуко» Эко настолько бросается в глаза, что сложно поверить в отсутствие прямого заимствования. Во-вторых, пессимистический взгляд, согласно которому есть вещи, которых лучше не знать, и ignorance is bliss, конечно, выражен в фильме чётко, но поскольку фокальный персонаж с самого начала явственно безумен, это обесценивает его опыт и, следовательно, мораль фильма.

Очень красивое и, так сказать, качественное искусство ни о чём. Волосы на загривке встают дыбом, но обдумывать после титров ничего не придётся. Что тут плюс, а что минус — уж сами решайте. Я немало удовольствия получил от просмотра, почти хочется сразу пересмотреть с начала.

«Пи» — одна из наиболее загадочных лент замечательного режиссера Даррена Аронофски. Картина повествует о талантливом математике Максимилиане Коэне, посвятившем жизнь поиску идеального числа — универсального кода в виде цифр, который мог бы дать ответ на любой вопрос Вселенной и позволил бы поставить все вокруг в зависимость от единых законов, законов математики. «Весь мир — системы», — убежден главный герой. Вычислить закономерности мироздания — ни о чем другом Макс и мыслить не может. Но так ли это просто, как кажется на первый взгляд?

«Пи» берет запоминающимся видеорядом. Внимание зрителя фокусируется на деталях. Ракушка в руках Макса, мозг на станции метро, замочные скважины, дверные замки, индикатор на стене, муравей, испортивший микросхему, судьбоносная клавиша «Return», бесподобная партия японского го, движение по спирали сливок, растворяющихся в кофе, клубов сигаретного дыма — каждый отдельно взятый кадр прекрасен и совершенен. Фантастическая красота! Визуальное исполнение картины идеально. Стоит отметить цветовое решение. Черно-белая стилистика как нельзя лучше передает внутреннее состояние главного героя. Проводя исследования, Макс перестает различать краски окружающего мира. Жизнь представляется ему безликой, серой, как цветовая гамма киноленты. На уровне и музыкальное сопровождение. Психоделическое творение Клинта Мэнселла (камео: фотограф, погнавшийся за Максом в метро) погружает в атмосферу эмоционального напряжения, безысходности, отчаяния. Великолепная актерская работа, несмотря на отсутствие знаменитостей, задействованных в съемках. Театр одного актера — можно сказать о фильме. Действие разворачивается только вокруг Макса, ключевой фигуры повествования, все прочие (за исключением наставника Сола в некоторых моментах) блекнут на его фоне. Режиссер преднамеренно делает акцент на одиночестве главного героя. Шон Гуллетт выложился на максимум. Зритель видит на экране не исполнителя роли, а персонажа. В достижении же подобного результата, как известно, и заключается подлинное актерское мастерство.

Быть может, успех «Пи» обусловлен тем, что работа велась от души? Бюджет картины составляет — смешно представить — всего лишь 60 тысяч долларов. Эта ничтожно малая сумма — пожертвования родственников Даррена. Аронофски, не взирая на обстоятельства, сел за режиссерское кресло, засучив рукава, вооружился ручной камерой и…снял шедевр! Пронзительный дебют мастера достоин восхищения. Выдающееся в своем жанре произведение, «Пи» — это еще и невероятно стильное кино. При этом картина цепляет не только технической, но прежде всего философской составляющей. В рамках постановки глобально-человеческая проблематика и сложнейшие вопросы бытия переплетаются с историей конкретного человека, трагедией личности.

В фильме поднимается немалое количество проблем, одной из которых является проблема познания мира. Что занимает мысли Макса? «Все, что нас окружает, можно понять и представить в виде чисел». Математика повсюду, стоит только приглядеться. В ракушке, лежащей на морском берегу, и даже в самом человеке можно найти систему, подвластную математическому анализу. Система вокруг, система внутри нас! Что если сама природа является хитросплетением формул? Не обращая внимания на учащающиеся головные боли, Макс идет на риск. Не опять, а снова он хочет взглянуть на Солнце. Главный герой ищет абсолютную Истину, точнее сказать, не ее содержание, а числовое представление. Религиозные фанатики, преследующие Макса, уверены, что искомое число — истинное имя Бога, вот почему в этих 216 символах заключена великая сила. «Я избранный!» — в порыве восклицает Макс. Эта фраза символична. Быть может, корень страданий Максимилиана Коэна заключается в том, что он преступил черту дозволенного, пытаясь вкусить запретный плод, познать то, что не положено знать? Имеет ли право ученый заходить в своих исследованиях так глубоко, вмешиваться в процессы мироздания? В состоянии ли человеческий разум постичь устройство Вселенной, упорядочить материю существования?

Даррену Аронофски удается с изяществом раскрыть еще одну проблему — проблему беспомощности гения. Главный герой живет как затворник, аскет, ведет жизнь отшельника, начинает испытывать дискомфорт при общении с людьми, все дальше отдаляется от человеческого общества, от жизни. Он злоупотребляет таблетками, с каждым днем увеличивая дозу, что не может не сказаться на его здоровье. По-иному никак, ведь это его единственное спасение… Разве существует другой способ остановить адские головные боли, которые не дают покоя, выворачивают наизнанку, губят изнутри, сводят с ума? Как различить постепенно стирающуюся грань между реальностью и галлюцинациями, системой и хаосом? Максимилиан Коэн, кто он — гений или параноик, одержимый ложной идеей? Куда движется математик — к Истине или сумасшествию? Вспомнить сцену с мозгом на станции метром, в который Макс тычет карандашом! Последовательность, распечатанная компьютером, может оказаться всего лишь вирусом, сбоем в системе, а искомое число — призрачной иллюзией. Добавить членов иудейской религиозной секты и финансовых аналитиков с Уолл-стрит, стремящихся использовать талант Макса в корыстных целях. Вокруг пылает огонь равнодушия, который герой не в состоянии погасить. Он беспомощен перед жестокостью и безразличием окружающего мира. Он одинок. Обреченность. Холод. Беспросветность. Мрак. Страдания. «Всегда заставляйте зрителя страдать — чем сильнее, тем лучше», — наставлял мастер саспенса Альфред Хичкок. В своей картине Аронофски блестяще справился с поставленной задачей.

И главное, фильм пронизывает идея о простом человеческом счастье. «В жизни есть не только математика!», — изо всех сил пытается донести Сол до своего ученика. Но услышал ли его Макс? Герой не ощущает вкус жизни, ему чужды понятия «Дружба», «Любовь», целью своего существования он считает нахождение искомого числа. Ограждаясь от всего земного, Макс создал собственный крохотный мирок, своеобразный футляр, который составляют многообразные алгебраические формулы, ряд Фибоначчи, золотая спираль… — и все. Душевная пустота. Казалось бы, здесь он в комфорте и безопасности, наедине с самим собой — но приносит ли радость такой образ существования, верен ли путь, то ли это, что нужно? Тень сомнения… Кинолента «Пи» — не о науке, пускай математика и является неотъемлемым элементом повествования. Ключевой момент картины — финальная сцена.

- 255 умножить на 183?

- Не знаю…

Листья клена, колышущиеся на ветру. Солнечный свет, пробивающийся сквозь ветви дерева. Загадочная улыбка Макса. Душевное умиротворение. Гармония. Безграничная любовь к жизни. Взгляд свободного человека, выбравшегося из своего футляра, разорвавшего связывавшие его невидимые оковы. Взгляд, устремленный вверх. К Небу.

Как говорил князь Мышкин: «…неужели в самом деле можно быть несчастным? О, что такое мое горе и моя беда, если я в силах быть счастливым? Знаете, я не понимаю, как можно проходить мимо дерева и не быть счастливым, что видишь его? Говорить с человеком и не быть счастливым, что любишь его! О, я только не умею высказать… а сколько вещей на каждом шагу таких прекрасных, которые даже самый потерявшийся человек находит прекрасными… »

Про эту ленту сказано уже много доброго и дебют 28-летнего Даррена Аронофски за 60 тысяч долларов действительно это заслужил. Однако «Пи», в частности, и кино, вообще, становится очень неубедительным, когда пытается зайти на территорию настоящей философии или науки. Мне кажется, что этот путь закрыт для кино как искусства. Его средства не подходят для этой области человеческого знания, а выводы по поводу любой такой попытки носят только этический характер, что уменьшает КПД всех тех позитивно-научных претензий, которыми располагает режиссер, а часто просто дискредитирует их.

В случае с «Пи» Даррен Аронофски нагружает материю повествования научными и околонаучными фактами, а главный герой его известный математик, который пытается найти математический код Вселенной. Но в том-то и дело, что Макс Коэн (главный герой) никакой не ученый, он простой «алхимик», который ищет «философский камень». Этот образ первых ученых слишком архаичен, чтобы подобный сюжет как-то описывал современность. Такому «алхимику» место среди городских сумасшедших (Аранофски тоже так думает, но немного по другим причинам). Поэтому вполне очевиден и предсказуем финал «Пи», в том смысле, что бессилие перед «Истиной» и неспособность человека выдержать/достигнуть её — вполне логичный исход любого поиска первоисточника. Но поскольку «философский камень» заменен неким числом, а алхимик — математиком, то вроде бы автоматически дискредитируется любое научное любопытство, а когнитивные амбиции человека даже где-то высмеиваются. Но в том-то и дело, что порочен был сам первоначальный посыл и постановка вопроса, поэтому и выводы соответствующие.

Подобный монизм в естественной науке или философии давно пройденный этап. В естественных науках в XX веке всё расшатала квантовая механика, а последние большие философы, которые создавали свои системы и закладывали в их основу одну простую идею, закончились уже в XIX веке, например, Шопенгауэр с непрозрачной мировой Волей или Гегель с постоянно самопознающим Духом. Те монистические системы, которые живы до сих пор — это религиозные системы, что вполне логично: религии слишком консервативны. Мир сложнее любой простой идеи, поэтому и посыл, и выводы «Пи» представляет собой давно отработанный материал. Зрителю же остается простая этическая мысль: стремиться к истинному знанию (во всех смыслах и значениях слова «истинный») вроде бы нехорошо, во всяком случае, опасно. Причем это даже не проблема, это уже ответ.

Здесь, безусловно, читается другая метафора, более конкретная, метафора науки XX века: мол, ядерное оружие, танковые клинья, ковровые бомбометания… это тоже несерьезно и слишком просто.

Однако как кинематографист Даррен Аронофски сработал очень хорошо. Для столь молодого человека со скудным бюджетом он так здорово переодел и преподнес историю «алхимика и философского камня», что его даже можно принять за нечто свежее и актуальное.