Пчеловод (1986)

Спирос только что вышел на пенсию. Недавно он выдал дочь замуж и теперь может покинуть семью, чтобы отправиться в путешествие. На грузовике, в котором он везет пчелиные ульи, он едет по стране. Нельзя сказать, чтобы ему, как в типичных роуд-муви, встречалось много людей. Встретится только одна юная девушка. Пути их на время совпадут, впрочем, вовсе не по желанию Спироса. Эта девушка, путешествующая без определенной цели да еще и без денег, в итоге приведет его к своего рода переоценке ценностей.

Эта работа не очень насыщена динамичными сценами, а собственно «переоценка ценностей» выглядит не слишком впечатляющей. Максимализм Спироса набирает обороты по ходу фильма, чтобы вылиться в сомнительную решимость. Фильм, таким образом, имеет примитивный философский подтекст в духе Экклезиаста, а примитивным его делает немного старческая оптика, через которую подается история. «Пчеловод» для тех, кто уже подустал от жизни. Таких людей мало впечатлит летающая тарелка, севшая у них на огороде, зато обычная хиппарка может неожиданно вдохнуть желание жить. Не очень-то ясны и цели, с какими Спирос отправляется в путь. Убежать от себя? Маловероятно, он точно не невротик. Увидеть что-то новое? Вряд ли, ведь он все уже видел. Просто провести время на природе, наблюдая за пчелами? Это больше похоже на правду, только вот на природе он проводит не очень много времени. Больше в городках, на заправках и дорогах. Его путешествие — это, безусловно, поиск, но не формализованный и не облеченный в конкретные слова. Зрителю предлагается просто молча проследовать за его грузовиком.

«Артхаусная концепция» выражена в фильме ярко. Здесь много недоговоренностей, хотя и тайн тоже как будто нет. Пчелы со всей их невыразительностью тоже добавляют «милых странностей», оттенняющих видение режиссером своей истории. И все же это больше фильм об однообразии пути и усталости, чем об открытии жизни заново. Спирос, может, и перерождается после общения с девушкой, но едва ли становится лучше. Старость, скука, невнимание к окружающим — вот о чем этот фильм, где всю работу делают не слова и образы, а скорее зарисовки полусельской Греции.

6 из 10

Досмотреть любую из картин Тео Ангелопулоса до конца — труд неимоверный, и не только потому, что у них особый, вязкий, медитативный ритм, что делает их предтечей современного арт-хауса, но еще и по причине их неизбывной, густой тоски, своего рода мировой скорби, которую не каждое человеческое сердце способно вынести. «Пчеловод» — своего рода рубеж для дифференциации раннего политизированного кинематографа Ангелопулоса от зрелого, в котором преобладают мифологические образы и темы. Это также второй совместный фильм Ангелопулоса и Тонино Гуэрры, в котором поэтика последнего причудливо преломляется в художественной манере первого.

Если судить по «Пчеловоду», то из художественного мышления Гуэрры выветривается прежде всего его трагикомизм, феллиниевское сочетание драматичного и ироничного, и делается выбор в пользу тяжелой, камнем ложащейся на сердце меланхолии, чем поэтика Гуэрры существенно обедняется (этого выхолащивания нет даже в «Белом празднике» Наумова), но при этом у великого итальянца берется его способность в ярких символах запечатлеть процессы распада современной цивилизации. Именно Ангелопулос второй половины 80—90-х стал наиболее значительным художником конца истории, эры заката метанарративов, смерти авторского кино, наступления эпохи нового варварства, распада межчеловеческих и межсемейных связей (о чем в «Пчеловоде» говорится прикровенно, языком иносказания о пчелиных семьях).

Отсюда проистекает неизбывная, тяжелая тоска и уныние художественной манеры Ангелопулоса, его своеобразной поэтики опустошения, которую не может принять христианское сознание, считающее уныние одной из страстей, разрушающих душу. Обманчиво, что для уныния всегда есть повод, ведь для верующего все не так плохо, пока жизнь продолжается. Ангелопулосу такое понимание, к сожалению, недоступно, но будучи культурологом и психологом, он облекает свою меланхолию в форму притчи, заставляя нас следить за одиссеей старого пчеловода в поисках самого себя, своей идентичности, любви, и находящего лишь пустоту, которая поселилась в его душе. А как все начиналось! Как красивы и поэтичны первые сцены фильма, посвященные свадьбе дочери главного героя, сколько в них света и жизнерадостности!

Тогда, откуда тоска? Это чеховская тоска прожитой зря жизни, тоска разуверившегося, потерявшего витальные соки сознания, это драма бесчувственности, астении, анемии, смерти при жизни. Лишь человек умирающий, затухающий от тоски, может почувствовать это горькое кино, если же оно вызывает у него отторжение, если ему тяжело его смотреть, если хочется, чтобы оно поскорее закончилось, значит он еще жив и хочет жить. Это не значит, что отзывы на данную картину могут быть лишь отрицательными, если вы хотите жить.

Ведь прекрасная музыка «Пчеловода», работа Елены Караиндроу и Яна Гарбарека — лучшее, что есть в этой тоскливой картине. Она оживляет, заполняет смыслом опустошенное семантическое пространство ленты, в которой нет ничего кроме безостановочного блуждания, бессмысленных перемещений, именно она заставляет воспринимать плоское изображение объемно и глубоко, придавая ему метафизический и мифологический статус. Таким образом, «Пчеловод» — конечно, не шедевр, хотя в нем есть признаки и стиля Гуэрры, и поэтики зрелого Ангелопулоса, и мышления позднего Тарковского и операторские полеты фильмов Янчо и Антониони, но все это не так важно, как то, насколько вы еще живы, и «Пчеловод» — своего рода тест, позволяющий вам это проверить.

Если бы кинопоиск предоставлял возможность публиковать очень короткие рецензии с невыразимым содержанием я бы просто написала: бррр и на этом закончила. Но, так как формат не позволяет, придется обратиться к словам.

Стоящий, как запертый воздух в комнате, фильм почти два часа повествует историю некого стареющего мужчины, мучимого депрессией и апатией. Ничто ему не мило, на все ему плевать, даже на свадьбу дочери, очевидно. Семья не понимает что с ним. Главный герой отправляется по традиции искать благоприятное место для своих пчел, дабы те произвели мёда. Он проезжает давно изученные места, встречает старых друзей, которые уже знают, что он приедет и даже примерно когда. Но на этот раз он встретит попутчика, в которого вцепится как в кусочек спасения, но даже и спутник, точнее спутница не выдержит его. Ею окажется девушка-нимфоманка, с достаточно легкой жизненной позицией, решившая, что жить прошлым — это ошибка и что настоящее — единственное ее пристанище. Ей некуда идти и она мечтает путешествовать. Ввиду неопытности (глупости?) или слепоты она принимает апатичность главного героя за доброту и садится ему на шею. А он, в свою очередь, внезапно пробуждается от нахождения юной особы подле себя и инстинктивно начинает пытаться «спастись»… Но… Юная особа всего-то желает развлекаться, а он пытается ощутить вкус жизни.

Так куда же он едет? Искать самого себя? Отнюдь. Этот человек в конце пути своего не найдет себя, а лишь, сделав пару неловких попыток выпутаться из серой депрессивной паутины, опутавшей его мозг и душу, осознает свою никчемность и…

Подобно тому, как даже жена уже не выносит мужа, как она сторонится его, как он причиняет ей боль своей невыразимой и необъяснимой апатией, спустя уже полчаса фильма тоже тяготишься им.

Не являюсь ярой поклонницей Ангелопулоса, слишком уж он тяжел, грузен и печален. От сравнений фильма с киноработами Тарковского и Антониони здесь имеется только поверхностная форма. Главный герой сваливается на плечи, и вы одновременно испытываете и жалось и отвращение. Фильм не раскрывает какие бы то ни было трансцендентные проблемы человека или человечества, скорее рассказывает о том, как эти люди-человеки мытарствуют и страдают без повода и следствия. Искать «глубинные смыслы «я не берусь. Просто хочется смахнуть с себя прилипшее вязкое впечатление о фильме поскорее.

Если желаете наблюдать на экране 2 часа чистой депрессии постаревшего «мачо» Мастрояни — вуаля.