Гудзоо: Забытое богом нечто. Часть 1 (1986)

Четыре девушки-студентки — Минако, Маюми, Юка и Кацуко — на уикенд отправляются в загородный дом, принадлежащий молодой ученой Томоко Куджи, которая в своем подвале проводит некие секретные эксперименты. И все было бы просто замечательно, если бы не некоторые странности, которые не замедлили проявиться, стоило переступить порог особняка у леса миловидным студенткам. Впрочем, они не были готовы совсем к последовавшему ужасу и его главному носителю, который даже не шибко то и стремился к своей анонимности..

«Гузоо: Нечто, отвергнутое Богом — Часть I» 1986 года — дословная экранизация рассказа Хитоси Матсуямы японским андеграундным режиссёром Кадзуо «Гайрой» Комидзу, вышедшая в одночасье со скандальной мангой «Уроцукидодзи. Легенда о сверхдемоне», но на поверку ей не сильно тождественная — представляет из себя пресловутое tentacle-movie, впрочем, не без некоторых немаловажных оговорок. Тем, кто ожидает от картины культового эрогуромана Гайры группового лесбийского трибадизма и прочего половощеточного промискуитета вкупе со смачными сценами порнопыточного насилия, невольно придется избавиться от собственных влажных притязаний, так как на сей раз автор «Потрохов девственницы/красавицы» тему сисек не раскрыл ни сбоку, ни с верхотуры, пубертатной эксплуатации предпочел этическую экстирпацию, и резко сменил ракурс со сферического мизогиника на склонного к постфрейдистской рефлексии феминиста. При том, что «Гузоо» без элементов привычных мифологических парафилий и так воспринимается самым что ни на есть концентрированным хоррором, в котором постановщик не расходует зазря повествовательный материал, не прибегает к изощрённому монтажу или нарочитым операторским трюкам, не нарушает сценарный баланс в угоду утолщения нарративной корки; неизведанный кошмар вторгается в будничность сразу, разрушая до основания все известные постулаты бытия. Возможность невозможного оказывается самодовлеющей в контексте выбранного автором сугубо феминистского дискурса, ведь все пять основных протагониствующих персонажей фильма — молодые девушки, тогда как их антагонист — плод несоизмеримой любви краба и осьминога — таки особь мужская, склонная пенетрировавать при любом удобном для себя случае.

И каждые столкновения героинь с Гузоо — это лишь оформившиеся в плоть потусторонней реальности их собственные страхи перед процессом утраты девственности, перед мужчинами как таковыми, воспринимаемыми ими на глубинном уровне зверями, монстрами и садистами. Оттого из кинематографического пространства картины убран напрочь эротическо возбуждающий элемент, тогда как пресловутое гуро наличествует более чем; Гайра практически вступает в полемику с рачителями базовой японской парафилии в отношении тентаклеобразных существ, вторгающихся по обоюдному согласию в потроха няшных тян. Полная же непроясненность в отношении ключевых деталей всего повествования ленты и вовсе окончательно придает ей привкус пресловутой притчевой условности, лишающей окончательно «Гузоо» любых однозначных трактовок, вне зависимости от возможной конъюнктуры.

Примечательно еще и то, что Гузоо проникает в наш мир через зеркала, которые, как известно, для любой женщины являются чуть большим, чем просто частью интерьера и жизненно необходимым аксессуаром. Любая девушка, женщина, девочка не просто смотрит в зеркало, поправляя прическу, одежду или добавляя косметики на лицо. Женщина как преображается, так и преображает саму себя, творя себя новую в серебристом отражении. Зеркало это всегда фрустрация собственного перфекционизма, недремлющего нарциссизма; женщина перед зеркалом и женщина в зеркале чаще всего это две разные стороны одной и той же личности, что пересоздает саму себя заново, чтоб во внешнем мире предстать совершенно иной. Потому Гузоо это не только чисто маскулинный объект, но и сублимация женского эго, ставшая тлетворной сущностью любого зеркала, в которое смотрят ухоженные главные героини. Собственно, их губит собственное монструозное отражение, и, лишь преодолев это пиковое себялюбие, можно спастись.

Четыре девушки-студентки — Минако, Маюми, Юка и Кацуко — на уикенд отправляются в загородный дом, принадлежащий молодой ученой Томоко Куджи, которая в своем подвале проводит некие секретные эксперименты. И все было бы просто замечательно, если бы не некоторые странности, которые не замедлили проявиться, стоило переступить порог особняка у леса миловидным студенткам. Впрочем, они не были готовы совсем к последовавшему ужасу и его главному носителю, который даже не шибко то и стремился к своей анонимности..

«Гузоо: Нечто, отвергнутое Богом — Часть I» 1986 года — дословная экранизация рассказа Хитоси Матсуямы японским андеграундным режиссёром Кадзуо «Гайрой» Комидзу, вышедшая в одночасье со скандальной мангой «Уроцукидодзи. Легенда о сверхдемоне», но на поверку ей не сильно тождественная — представляет из себя пресловутое tentacle-movie, впрочем, не без некоторых немаловажных оговорок. Тем, кто ожидает от картины культового эрогуромана Гайры группового лесбийского трибадизма и прочего половощеточного промискуитета вкупе со смачными сценами порнопыточного насилия, невольно придется избавиться от собственных влажных притязаний, так как на сей раз автор «Потрохов девственницы/красавицы» тему сисек не раскрыл ни сбоку, ни с верхотуры, пубертатной эксплуатации предпочел этическую экстирпацию, и резко сменил ракурс со сферического мизогиника на склонного к постфрейдистской рефлексии феминиста. При том, что «Гузоо» без элементов привычных мифологических парафилий и так воспринимается самым что ни на есть концентрированным хоррором, в котором постановщик не расходует зазря повествовательный материал, не прибегает к изощрённому монтажу или нарочитым операторским трюкам, не нарушает сценарный баланс в угоду утолщения нарративной корки; неизведанный кошмар вторгается в будничность сразу, разрушая до основания все известные постулаты бытия. Возможность невозможного оказывается самодовлеющей в контексте выбранного автором сугубо феминистского дискурса, ведь все пять основных протагониствующих персонажей фильма — молодые девушки, тогда как их антагонист — плод несоизмеримой любви краба и осьминога — таки особь мужская, склонная пенетрировавать при любом удобном для себя случае.

И каждые столкновения героинь с Гузоо — это лишь оформившиеся в плоть потусторонней реальности их собственные страхи перед процессом утраты девственности, перед мужчинами как таковыми, воспринимаемыми ими на глубинном уровне зверями, монстрами и садистами. Оттого из кинематографического пространства картины убран напрочь эротическо возбуждающий элемент, тогда как пресловутое гуро наличествует более чем; Гайра практически вступает в полемику с рачителями базовой японской парафилии в отношении тентаклеобразных существ, вторгающихся по обоюдному согласию в потроха няшных тян. Полная же непроясненность в отношении ключевых деталей всего повествования ленты и вовсе окончательно придает ей привкус пресловутой притчевой условности, лишающей окончательно «Гузоо» любых однозначных трактовок, вне зависимости от возможной конъюнктуры.

Примечательно еще и то, что Гузоо проникает в наш мир через зеркала, которые, как известно, для любой женщины являются чуть большим, чем просто частью интерьера и жизненно необходимым аксессуаром. Любая девушка, женщина, девочка не просто смотрит в зеркало, поправляя прическу, одежду или добавляя косметики на лицо. Женщина как преображается, так и преображает саму себя, творя себя новую в серебристом отражении. Зеркало это всегда фрустрация собственного перфекционизма, недремлющего нарциссизма; женщина перед зеркалом и женщина в зеркале чаще всего это две разные стороны одной и той же личности, что пересоздает саму себя заново, чтоб во внешнем мире предстать совершенно иной. Потому Гузоо это не только чисто маскулинный объект, но и сублимация женского эго, ставшая тлетворной сущностью любого зеркала, в которое смотрят ухоженные главные героини. Собственно, их губит собственное монструозное отражение, и, лишь преодолев это пиковое себялюбие, можно спастись.