Запечатанная земля (1977)

Иранское кино шахского периода, в отличие от современного, известно гораздо меньше. Более того, иногда создается впечатление, что до исламской революции в Персии вообще ничего не снимали. Конечно, многие фильмы были утрачены в огне бушевавших тогда пожаров и ненависти нерассуждающей толпы, как, похоже, случилось со вторым фильмом дилогии Марвы Набили. Но ведь кое-что все-таки сохранилось. И оно достойно внимания ничуть не меньше, чем работы Аббаса Кьяростами.

«Запечатанная земля» — картина с одной стороны очень простая, едва ли не примитивная: построенная исключительно на длинных средних планах, с минимумом действия и диалогов она напоминает документальную зарисовку из серии «народные обычаи и быт». С другой, как и в лучших работах современных иранских режиссеров, она наполнена своеобразной поэтикой и философией, которые непривычны сознанию, воспитанному в культурной парадигме Запада, а оттого, возможно, кажутся более загадочными и многозначительными, чем они есть. К тому же, Марва Набили в своем фильме вела разговор о женщине, точнее о месте женщины в традиционалистском обществе. Причем вела его с откровенно феминистских позиций, умудряясь при этом оставаться в рамках культуры Востока, которая подобного подхода не признает в принципе. Оттого и разговор получился очень своеобразный, а вывод из него крайне пессимистичный. Так ведь и жизнь правоту госпожи Набили доказала. Через два года после съемок фильма всякие разговоры о феминизме в Иране прекратились надолго.

Героиня «Запечатанной земли» живет в маленькой деревне, жители которой озабочены наступлением на их земли цивилизации, от которой им хотелось бы держаться подальше. Они веками живут в глинобитных домах, тяжело работают в поле, растят детей, которых женят друг на друге едва только те входят в зрелость. Восемнадцатилетняя девушка по их меркам считается старой девой, и никто из ее родственников и соседей не понимает, почему она упорно отказывается от всех предложений руки и сердца. Но беда в том, что этого не понимает и сама героиня в исполнении Флоры Шабавиз. Девушку преследует неясное томление и смутные мечты, заставляющие ее уходить подальше от людей, где в прибрежных зарослях она может снять тяготящие ее одежды и радоваться дуновению свежего ветра. Нарушение табу на обнаженное женское тело (даже без свидетелей) становится для героини фильма своеобразной формой протеста против однообразной деревенской жизни, к которой приговорила ее судьба. Другое дело, что в силу своего происхождения, образования, социального положения девушка не в силах даже для самой себя сформулировать свои желания: она чего-то хочет, а вот чего — непонятно.

Марва Набили при этом выступает как бесстрастный хронограф: она просто записывает страдания героини, не давая ей при этом ни единого шанса. Жить как все она не хочет, но по другому не умеет и не может. Случись это в ином мире и в иной цивилизации, девушка, возможно, кинулась бы во все тяжкие, превратилась бы в ту, кого принято называть «развратной особой», или стала бы художницей, писателем, окунулась в науку — как угодно, в хорошую или в дурную сторону, но ее личность получила бы шанс на самовыражение. В условиях общества традиционалистского и патерналистского единственное, что ее ждет — это сумасшествие. Или одержимость злыми духами, которых из героини фильма пытается выгнать местный знахарь.

Режиссер выносит приговор традициям. Как бы мы ими не восхищались, как бы не преклонялись перед предками и их заветами, какую бы религию не исповедовали — нельзя, невозможно жить прошлым. Наложить на свою жизнь, на свою землю, на свой народ печать — значит обречь на полуживотное существование, когда у человека даже не будет сил и возможности не то чтобы осуществить, даже просто сформулировать свои мечты и желания. А чем тогда он отличается от скота?

Понятно, что с подобными взглядами Марва Набили не могла остаться в исламистском Иране, равно как и очевидно, что ее фильм там не мог быть показан (и дело даже не в обнаженном женском теле)… Жаль только, что ее кинематографическая карьера в эмиграции не сложилась, и «Запечатанная земля» так и осталась фактически единственным значительным фильмом режиссера.