Последние песни для медленного танца (1977)

Время беспощадно, оно как волчица,

Вот мы сидим здесь, а оно мчится

Бергман

«Последние песни для медленного танца» — один из ранних фильмов Джона Джоста, но, тем не менее, именно эту картину американский режиссёр чаще всего называет в числе своих несомненных удач. Она была снята полулюбительским способом с участием непрофессиональных актёров, в числе которых первую скрипку играет Том Блэйр — альтер-эго Джоста на протяжении многих лет. Ему довелось стать, можно сказать, зримым воплощением магистральной темы режиссёра о развращающей власти денег. Алчный предприниматель в «Прицельном огне», напротив, по-своему милый владелец лесопилки в «Постель, в которой спишь», любящий свою семью и уважающий своих рабочих. Наконец, Том — возможно, самый сложный образ в короткой фильмографии Блэйра.

Это заурядный обыватель, который путешествует по штату в поисках работы. У Тома есть семья, но он не очень к ним привязан. Напротив, его жизнь — это дорога и, кажется, всё его существование лишь бегство от себя. Он никто, его не знают, не интересуются его мнением. Том ни для кого не важен и не нужен. В мире капитала, где вся власть у кучки богачей, а знаменитости отнюдь не всегда достойны своей славы, Том лишь винтик. Он незаметно живёт и также напрасно покинет этот мир, не оставив после себя ничего, кроме прибавочной стоимости, оседающей в кармане капиталиста. Он лишь пыль с американских просёлочных дорог.

Как уже говорилось, Джон Джост, как и многие большие режиссёры, всегда снимал один и тот же фильм, просто показывая свою главную тему — гибельности власти денег — с разных сторон и через разных героев. «Последние песни для медленного танца» во многом перекликаются с одним из лучших фильмов режиссёра «Инсценировка» в том плане, что Том тоже маргинал, а по своим взглядам ещё и потенциально опасный тип. Однако если в более позднем фильме преступления персонажей вполне можно было объяснить их подростковым максимализмом, стремлением получить всё и сразу, то в этом ленте всё не так просто.

Ведь герой Блэйра уже вполне взрослый человек, чьё мировоззрение сложилось как раз на рубеже 1960—1970-х гг., когда идеи свободы, равенства, братства были на слуху у всех. Но протест против традиционного устройства общества, против несправедливого распределения общественных благ в итоге ни к чему не привёл, да и не мог привести. Он вспыхнул и сгорел. То, что горит слишком ярко, быстро и гаснет. И уже не остаётся следа; искра потухла, лишь на миг осветив всё вокруг.

Том социопат, им движет лишь зависть относительно тех, кому повезло больше, чем ему. Страсть к лёгкой наживе трансформировалась в ненависть к людям, его окружающим. Он как зверь-одиночка, лишь считает шажочки, отделяющие его от свободы. Но в его понимании свобода не предусматривает никакой ответственности. Ешь, пей, веселись, душа моя — вот это и есть мечта для таких людей.

Джон Джост обрамляет повествование мотивом дороги и кантри-музыкой, которую так любит Том. Весёлые мотивчики, словно чтобы сделать само бытие более приятным. Не думать ни о чём и просто следовать по жизни, катить в своём фургончике по американским дорогам, ругать богатых, вечно раздражаться, не имея ни сил, ни желания что-то осознать в мироздании.

Деньги. Они развращают. Не только когда их полные карманы, но и когда их почти вовсе нет. Ведь всё, о чём мечтает Том — это лишь заработать, чтобы быть не хуже остальных. Капитализм приучил людей к вечному движению по кругу. Заработал — потратил. Подобно как человеческие судьбы вращаются в колесе сансары, также и деньги имеют свой круговорот.

Время умирать и время рождаться

Время обнимать и время уклоняться

В мире, где мерилом всего является доллар, никогда не будет место морали. Том не задумывается ни о чём. Культ безграничной свободы, который проповедовали хиппи, был усвоен на подсознательном уровне и простыми обывателями. Ведь Том едва ли когда-либо состоял в неформальной среде.

Якобы немотивированное насилие, учинённое Томом в финале, на деле следствие не только его социопатии, но и, что более важно, общей атмосферы, царящей в обществе. Капитализм построил мир на трёх китах — деньги, карьера и успех. Круговорот людей, круговорот идей — и лишь холмик в ограде в конце этого пути.

Джон Джост, в отличие от режиссёров-экзистенциалистов Европы, прежде всего Микеланджело Антониони, приспосабливает философию существования к социальной критике американского истеблишмента с левых позиций. Причём мастер не боится идти до конца, казаться непримиримым, неудобным. Он не осуждает Тома, ибо понимает, что дело не в нём конкретно. Когда людям с малых лет внушают мысль, что тот, у кого есть деньги, свободен и что показателем успеха являются именно финансы, желательно опубликованные в списке «Forbes», всегда будут те, для кого нравственные заповеди уже не авторитет. Ведь важен не человек, а сколько у него денег.

В итоге получается почти по Дюркгейму — отсутствие норм и сдерживающих табу в обществе, где считается хорошим тоном идти к мечте несмотря ни на что, всегда будет приводить к агрессии. Отсутствие успеха порождает злость, а зависть вовсе не становится двигателем прогресса — напротив, она уничтожает душу человека, превращая его в озлобленного, готового бить и крушить, обывателя.

Деньги. Американская мечта, вмиг захватившая весь мир. Рекламные плакаты, телерепортажи, списки «Форбс» — всё кричит о власти денег. Роскошь жизни одних порождает зависть у других. Ведь бедные тоже хотят пить «Martell», а не водку. В мире капитала жизнь — лишь погоня за богатством, вечное и неостановимое движение, где часто финишом является не блеск злата и не шуршание зелёных бумажек, а бессильный выход ярости — бессмысленный и беспощадный.

8,5 из 10

Помнится, в гениальном фильме Денниса Хоппера «Беспечный ездок» была сцена, когда на главных героев-байкеров и примкнувшего в к ним пьяницы-адвоката нападают местные реднеки, недовольные их видом. Они разрушали их уютный быт лишь тем, что были другие, имели иное мировоззрение, по-другому выглядели, выражали свои мысли. Вот и фильм Джоста начинается со сцены, где главный герой Том (первая роль отличного актёра Тома Блэйра) говорит буквально обо всём на свете, через вроде бы незначительные комментарии, воспоминания, рассуждения о жизни раскрывая своё ущербное мировоззрение деклассированного люмпен-пролетария. А когда же его попутчик, хичхакер-хиппи, осмелился не согласиться с его безапелляционным суждением, Том тут же разозлился, осыпал его оскорблениями и высадил из машины. Том колесит по штату, якобы ища работу, постоянно жалуясь первому встречному на кризис на рынке труда, но на деле он просто бежит от семьи, от проблем, и бесцельная езда в пикапе по дорогам Америки делает его не менее свободным, чем героев Хоппера их гонки на мотоциклах. Отличие между ними только то, что Том вовсе не человек, предоставленный сам себе, добровольно выбравший жизнь странника, не связанного семейными обязательствами. Он всего лишь маленький американский человечек, типичный обыватель, озабоченный исключительно собственным комфортом. Лишь бы мне хорошо было — такова его главная философия.

В другом, уже нашем, фильме «Тот, кто гасит свет», подражатель маньяка говорит, что он убил, чтобы перестать быть никем. Вот и Том совершает преступление не столько из страха перед разоблачением, сколько просто чтобы почувствовать каково это — быть кем-то. Джост, будучи экзистенциалистом по своему мировоззрению, из частного криминального случая делает далеко идущие выводы. И то, что фильм Джоста полулюбительский, снятый за смешные 2000 долларов, ему только на пользу. Он кажется во многом импровизационным, запечатлением реальности на камеру, жизни врасплох, как говорили французские кинобунтари 1950-х. Джост показывает Америку не как страну больших возможностей, а как место, где герои наиболее ощущают собственную пустоту, особенно на фоне отдельных историй успеха. Огромные незаселённые пространства, пустынные пейзажи, проносящиеся за окном. И Том, совершающий ложное движение в своём пикапе, которого никто не знает и никто не замечает. Случайная встреча на дороге с более благополучным человеком пробудила в нём классовую ненависть, затаённую обиду на окружающих за то, что он никто. Как говорил один из героев классического фильма Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин», ведь это страшно — быть никем, когда никто не интересуется твоим мнением и тебя как бы нет. Вот это состояние так и не пережитой экзистенции, необретённого «я», и воспроизводит гениальный режиссёр. Его фильм — как широкий портрет жизни США 1970-х гг., запечатление некоего духа времени. А его герой — поистине архетип вечного неудачника, озлобленного на весь белый свет. Совершив убийство, Том всё так же едет в пикапе. Он улыбается и вновь весело напевает песенки, как в начале фильма. Он впервые стал кем-то. Тем, кто отнял жизнь у мелкого предпринимателя, и оставил его труп привязанным в лесу.

8,5 из 10

Можно по-разному относиться к творчеству абсолютно и вообще программно независимого американского режиссёра Джона Джоста, который зачастую выступает сразу в нескольких ипостасях в своих фильмах, снимаемых за анекдотические деньги (например, одна из ранних лент «Последние песни для медленного танца» обошлась всего лишь… в две тысячи доларов!). Но если даже на дух не воспринять тягуче-медитативную манеру повествования Джоста, у которого кадры могут длиться по 9—10 минут (и это было ещё в те времена, когда не снимали на видео, а тем более — на «цифру»), всё равно трудно не заметить, что этот постановщик, мало кому ведомый на родине, является одним из самых сущностных и этапных певцов Америки — как правило, провинциальной, затерявшейся на далёких просторах Юты, Орегона или Айдахо.

Вышеупомянутая картина, только вторая по счёту в карьере Джона Джоста, который сравнительно поздно начал снимать, уже по достижении тридцатилетнего возраста, присутствует в некоторых «громких списках» с совершенно убийственными названиями типа «1001 фильм, который вы должны посмотреть, прежде чем умереть». Ради шутки можно сказать, что кто-нибудь вполне может окочуриться от скуки во время просмотра сего шедевра, если не почувствует тему глубокого и непреодолимого экзистенциального отчаяния, что более свойственно европейскому кинематографу, допустим, Микеланджело Антониони, который, кстати говоря, сделал в США тоже принципиальный и значимый для понимания внутренней сути Америки фильм «Забриски Пойнт», довольно настороженно и порою раздражённо встреченный в Новом Свете.

Ещё следует отметить, что у Джоста в ряде произведений возникает мотив немотивированного насилия, подчас направленного против тех, кто находится совсем рядом, или же проявляющегося случайно, непроизвольно и как-то глупо по отношению к обычным прохожим, вполне заурядным попутчикам, малознакомым и вовсе незнакомым людям. Его герои съезжают с катушек внезапно и впопыхах, словно действуя, как запрограммированные сомнамбулы, обязанные взорваться и совершить убийство в какой-то из неподходящих моментов, после чего происходит тяжёлое и мучительное возвращение из забытья (это чётко подчёркнуто в сознательно продлённом финале фильма «Последние песни для медленного танца», когда персонаж, снятый практически крупным планом, едет в машине пять с половиной минут под очередную закадровую песню в стиле «кантри»). Кстати, в названии ленты использовано более поэтическое и возвышенное слово chant, а не song — песнь, песнопение, хорал.

Слишком долго Орфей спускается в ад.