Сочувствие неудачнику (1971)

Покинув тюремные стены, несломленный и матерый, бывший бандитский авторитет средней руки Гунья, в родной стихии. С преобразованной бандой из кровных якудза, рецидивист заточен развернуться по новой — начать дела сначала. Когда-то Гунья входил в одну из козырных преступных Йокогамских семей Хамамура — крышевавшая портовую кримотрасль, которая взяв в союзники пришлую организацию «Дай Токай» из Токио — просчиталась. Более корпоративные, более изобретательные в получении дохода и сфер влияния, манипуляторы «Дай Токай» пронырливо и оборотисто с целью захвата и непосредственно личного контроля над морскими доками, тактически сыграли в «пес загрызает пса» — стравили с конкурирующей портовой бандой Кохокухая. В ходе сечи разорвалась командная цепочка, завалены оба босса с обеих сторон, потеряны денежные потоки, развалены на корню банды — каюк! Гунья за отвагу, автоматом в мгновении ока получил 10 лет, 10 по 365, а гавань перешла под крыло живодера «Дай Токай», съевшего на такого рода делишках, много собак.

Потерпев фиаско, червонец годиков спустя, сплоченные семеро не у дел якудза, секут, что в Йокогаме ловить нечего, сматывают удочки и меняют место дислокации, кидая свои кости, поплавки и когти на сулящих выгоду просторах Окинавы, но там в преступном промысле не курорт, в воздухе хронически пахнет кровью. На Окинаве кроме них намылившихся, своих по горло — как собак нерезаных, кишащее сборище местных разношерстных сукиных детей преступного мира, установивших влияние и защищающих свои родимые интересы, которым тут еще не хватало ошивающихся дворняг за спиной, аутсайдерских выпадов произвола, которые идут вразрез их понятиям; вынюхивают, сунут когти в карман, размахивают оружием перед пастью, лезут на рожон, офонарело метят территорию.

«Симпатия к неудачнику» — одна из конечных картин Киндзи Фукасаку на этапе получения квалификации в условиях студийной системы перед поворотным моментом в его карьере. Едва не связанный кинобоссами по рукам и ногам, постановщик получит практически полный контроль над своими последующими проектами и перевернет в дальнейшем «с ног на голову» весь жанр якудза эйга, эстетизировав гангстерское кино местного розлива в ультра-насильственную содержательную форму поджанра «дзицуроку», застолбив за собой звание режиссера якудза эйга No 1. Киндзи Фукасаку — режиссер-личность-фигура, чьи картины о якудза смотрятся не только под угрозой потери фалангов и мизинца, они сделаны здоровски, и данная лента не исключение, хотя ожидал от нее большего, потому что, можно сказать — на Фукасаку собаку съел, пожирая его киноязык, пережевывая его киноработы. Его киноязык — игра образами, типажами, крупными планами, расстановочками в кадре, мизансценами, их замораживанием, косыми ракурсами, «голландскими углами», с верхней и с различных точек зрения как неподвижной, так и движущейся кинокамерой. Соединив в ленте поджанровые элементы «нинке» и грядущего «дзицуроку». Почерпнув и объединив в своем стиле черты немецкого экспрессионизма, Хичкоковской манеры, французской киношколы, американского жанрового пошиба, но и его профи-почерк есть в академичности Скорсезе, это киноинституты Тарантино, лег в основу мирового кинематографа, оказав нам великую честь видеть его уникальные киноработы.

До сих пор помню, давным-давно, я увидел в одном известном киноиздании, небольшой репортаж о прошедшей программе редкого на тот час японского кино в рамках Роттердамского кинофестиваля, где помимо прочего, говорилось о ретроспективе невиданного Киндзи Фукасаку — режиссера о котором тогда я не слыхивал, знать не знал. И врезались тогда в память, те несколько скриншотов из его фильмов среди которых был именно из «Симпатии к неудачнику» — где герой в строгом костюме, с плюс еще кровавыми бутонами на теле, в вытянутой от сквозного ранения в спину стойке, сжимает в одной руке окровавленный клинок (см. скриншоты). Все эти вещи говорили о том, что Киндзи Фукасаку режиссер стоящий и в своих картинах щедр на выразительный пулепробиваемый сейшн.

«Симпатия к неудачнику» стартует с тех же мест и причалов Йокогамских, что и в его предыдущей «Чести клана запятнанной в крови», снова с символическим ветерком появляется Цурута освобожденный, но все же кино имеет свой контраст. Опережая, скажу, что финалы обоих фильмов не капля в каплю, но все же близки по духу, и отдаю честь «Чести.. .» за хореографическую эффектную резательно-кромсальную размашистость, с тучей спущенных черных цепных псов. Ближе к финалу «Симпатии к неудачнику», есть предкульминационная перекличка с «Дикой бандой» The Wild Bunch Сэма Пекинпа — падшая жарь-птичка, которая кстати ему нежданчик втерла про губы женщины, и квартет, но уже якудза-камикадзе. Такео Йамашита джазово-инструментальными электризует как следует. Киносъемочная команда во главе с Фукасаку десантировалась на Окинаву не случайно, на острове после Второй мировой войны были созданы американские военные базы, а для предприимчивых якудза это была серьезная часть дохода в купле-продаже: проститутки, наркотики, игорные заведения и т. д. Да и экспансия звездно-полосатых заметна невооруженным глазом. Необычно было заметить мелькнувший плакат фильма с особенным содержанием «Дворцы Монтесумы» Halls of Montezuma Льюиса Майлстоуна с Уидмарком. А сама «Симпатия к неудачнику» и ее окинавская тема вдохновила Такеши Китано на «Сонатина» Sonatine.

Кодзи Цурута весьма хорош в роли главы шайки, Гунья — дворняга не промах, в нем живет архитип-якудзище. Оставшийся без хозяина-босса, без подружки-моськи в которую был влюблен без оглядки, которой и след простыл, Гунья не сдрейфил, у него остались его преданные друзья по бандитскому прошлому, такие же не пасующие перед опасностью отъявленные уголовники как и он сам, готовые не дать деру поджав хвост, а идти в лоб, с грамотным нагоняем, кулаками-ногами, по почкам и болевым точкам, до состояния оригами, не скуля крушить недругов ради выживания.

Фукасаку спрятал под очками, эту ранимую меланхоличность Цуруты, практически весь фильм их не снимает и выглядит по-серьезнее, да и в костюме он смотрится здорово, по-мажористее, c заточкой «Сейчас прольется чья-то кровь»

Фукасаку о Цуруте в очках: «Иногда я думал, что, когда он играл эти характеры его лицо выглядело немного слишком нежным. Я хотел бы иногда заставить его выглядеть немного иначе, жестче»

Крупногабаритный Томисабуро Вакаяма и полоснутый Нобору Андо тоже здесь при деле. Один играет однорукого бандита (рука кое-где заметна), боров протокольный с крутым нравом и с таким видом — содрать кожу, соскрести мясо, растолочь кости. Другой, скромно, но со своим непогашенным счетом. А тут еще запахло жареным, операция продолжается — приплыли! Старый коварный знакомый «Дай Токай» сует свои алчные клешни на порты Окинавы. Униженные и оскорбленные Гунья и Ко не собираются дать слабину и рвать когти, а точат ножи, в конце концов достала эта заноза в заднице, которая так и хочет откусить больше чем прожевать — к чертям их собачьим!