Евдокия (1971)

Мужчина танцевал, женщина хрипло смеялась. Они встретились взглядами и потеряли себя, обретя друг друга. Неважно ему, что Евдокия — путана, как не имеет значения для нее, что Йоргос — бедный сержант. Нырнув в омут страсти с головой, влюбленная пара неожиданно для всех вынырнула мужем и женой. Однако семейная лодка разбилась даже быстрее, чем можно было ожидать, но не предсказуемо — о быт, непрочное суденышко чувств напоролось на рифы социальных штампов и двуличной морали.

Алексис Дамьянос снял только три картины, «Евдокия» из них самая знаменитая, если можно сказать так о фильме, известном лишь киноманам, обычные греки в большинстве своем о существовании подобной не слышали. Вот если вы, будучи среди них в таверне, произнесете слово «zeibekiko», то абсолютно точно найдется тот, кто улыбнется, начнет кивать головой, а то и пустится в пляс. Танец «Зейбекико» не менее любим и популярен, чем «Сиртаки», движениям обучают даже туристов (сама не удержалась от спонтанного мастер-класса, помнится), оба давно считаются народными, слава их ушла далеко за пределы страны, но мало кто знает, что оба появились на свет благодаря фильмам «Евдокия» и «Грек Зорба» соответственно. Работы двух режиссеров роднит не только музыка, обретшая самостоятельную жизнь. Тот и другой заострили внимание на жестокости местных нравов, показав, что никогда общество не было готово признать за женщиной право самой выбирать себе мужчину, или нескольких, если угодно. Судьба той, что решится на подобное, незавидна. Хотелось бы списать тот факт, что даже близкие отворачиваются от оступившейся Евдокии, отказывая ей в возможности обрести счастье, на то, что во время съемок фильма страна была под властью военной хунты, ограничивающей независимость поступков и диктовавшей правила поведения, но это не будет правдой. Достаточно не забывать, что Какояннис создал-то свое кино до установления диктатуры, а там женщина поплатилась жизнью за право свободно любить. Так может не стоит привычно искать причин человеческого скудоумия и жестокости во внешних обстоятельствах, стоит покопаться внутри себя?..

Команда непрофессиональных актеров под ярким средиземноморским солнцем среди располагающих к легкости и беззаботности, нависающих над морем скал и прибрежных песков неожиданно мастерски разыграла одновременно натуралистичную и символичную драму. Мария Вассилиу, в роли главной героини, заставила вспомнить Кабирию в исполнении Джульетты Мазины. Обе девушки, став жертвами обмана, оказались представительницами древнейшей профессии, обе мечтали изменить свою жизнь, обе готовы на все ради любви. Евдокия открытая, непосредственная, бесстрашная, импульсивная, во многом близка женщине великого итальянца. Напоминает её, но не копирует. Главные отличия заключаются в способах реагирования на обстоятельства. Вот это, пожалуй, и есть основополагающее влияние тоталитарного периода в истории страны, отраженное в кадре. Девушка у Феллини не просто могла себе позволить не обращать внимания на осуждение окружающих, будучи самодостаточной, она его не замечала на самом деле, живя мечтами и надеждами, реагируя лишь на подлость конкретных дорогих ей людей. После всех произошедших несчастий, Кабирия по-прежнему была способна на светлую улыбку, грязь не касалась ее. У Дамианоса все иначе. Евдокия осознает силу влияния окружения на собственную жизнь, она до поры до времени трепыхается, пытаясь скорее от него отмахнуться, нежели побороть, а после трагического случая опускает руки и начинает путь на дно. Очевидно, что улыбки Мазины мы не увидим на ее лице. Можно разглядеть лишь смирение и безнадежность в глазах, а так же отсутствие доверия к себе подобным — признаки тоталитарных режимов, уничтожающих способность сопротивляться давлению. Режиссер намеренно подчеркивает это, акцентируя внимание на том, как легко и безболезненно пара избегает реальных опасностей, даже не замечая: так хлипкие качели с развязавшейся веревкой не падают в пропасть под их весом. Зато как быстро ломаются молодые люди под напором больного предрассудками социума, от того что заражены ими сами, являясь его частью. Вот что просматривается за любовной драмой, превращая ее в настоящую греческую трагедию.