Токийский скиталец (1966)

«Токийский скиталец» с первых своих секунд настраивает зрителя на бескомпромиссную драму мира якудза, полную насилия и бесчестия. Своим черно-белым прологом о бредущем по городу члене только что расформированной криминальной группы картина элегантно представляет главного героя и помещает его в отправную точку для дальнейшего повествования. И казалось бы, все последующее просто обязано развиваться в подобном ключе… Но не тут-то было. Нет, на первых порах фильм еще пытается соответствовать заданному прологом тону, однако очень скоро все происходящее на экране сначала начнет обдаваться каким-то шпионским лоском, в котором и будет вязнуть большая часть истории, а после и вовсе перерастет в балаган.

Попытки угнаться за модными веяниями и духом времени, к большому сожалению, губят атмосферу, а вместе с ней музыкальную составляющую картины. Если вдуматься, то даже тот факт что, главный герой, позиционирующий себя по жизни этаким верным бродягой, имеет свою, созвучную с названием фильма, песню и постоянно, где ни попадя, напевает ее — выглядит довольно странно.

Итак, по сюжету Тэтцу — скитающийся гангстер, за которым ведут охоту бывшие конкуренты его босса. Он тот самый «токийский скиталец», который не переносит неблагодарности, никогда не теряет лица и всегда действует четко, быстро и благородно. Другое дело подобный перечень выливается в целый букет нелогичных действий, как с его стороны, так и со стороны других, занятых в этой «драме» персонажей. Ужасная непрописаность мотиваций тех или иных поступков, а также наигранная отважность и жертвенность героев — несомненно, самая главная брешь в сценарии, губящая львиную его долю.

Откинув странности «понятий» героев нельзя не обратить внимание на наполняющий ленту «шпионский лоск», который просто преследует главного героя по пятам. Ряд клише, превращающий фильм в синтетический иллюзорный гибрид. Именно из-за этих штампов, рассыпанных на протяжении всех полутора часов, и не удается воспринимать «Токийского скитальца» как, даже отдаленно напоминающего, серьезный криминальный фильм. Это какая-то бутафория. В ней всплывают: и основные ставки двух враждующих между собой боссов, и тайная комната с тайной узницей, и пистолетные перестрелки, и погони, и дуэли, и финальная обитель злодея в которой тот и будет содержать прекрасную возлюбленную главного героя, и интриги, и смутная «правильность» действий Тэтцу, и много-много всего. Кроме всего этого в подобном компоте замешаны: и политический подтекст — сцена драки в кабаре, и какой-то намек на нуар, проявляющийся в редких внутренних монологах Тэтцу, и любовная трагичность, и откровенный фарс. Все это не придерживается единого строя повествования и напоминает аппликацию, наспех сложенную в подобие гангстерского фильма. Несомненно, некоторые эпизоды очень и очень даже не плохи, но они настолько выбиваются из той самой «аппликации», что когда фильм вновь входит в свою странно развивающуюся колею на уме возникает логичный вопрос: «А то же самое ли я смотрю?».

Конечно, ясно, что в период 60-х годов у Сэйдзюна Судзуки был просто пик активности обратившийся во множество работ снимавшихся быстро и дешево. Также предельно понятно что, начиная с выхода фильма «Молодости зверя», он пытался создать некоторую самобытность своих работ, которая впоследствии будет истолкована ценителями, как отличительной абсурдистской чертой его стиля. И подобный почерк творческого развития постановщика действительно часто проскальзывает в «Токийском скитальце»: это и сопоставление избитого Тэтцу с лежащим псом, и черно-белые цвета в финальной схватке по аналогии с роялем. Все это конечно хорошо, но, в конце концов, когда подобный ход доходит до повествования и сюжета, то фильм начинает расклеиваться на какие-то стилистические недоминиатюры.

В итоге на выходе получается чисто развлекательная авторская продукция — все по рецепту Сэйдзюна Судзуки. Обычно в более близком разборе при упоминании постановщика начинают отыскиваться цепляющее глаз визуальное наполнение картины. Игра с цветами предает ленте второе дно, наполняет ее аллегориями, ассоциациями, дополняет мелкими штрихами, и просто визуально разукрашивает ее. Так цепляясь за детали можно проследить консервативность главного героя через неизменный синий пиджак, разграничение добра и зла, и устойчивые привязанности цвета к персонажам. Пусть даже и выглядит это поверхностно, и не столь профессионально на фоне всех огрехов ленты, но подобная работа с колоритом делает ленту в каком-то роде изысканной, хотя и не на столько, насколько могла бы. Все же, к большому сожалению амбициозный «Токийский скиталец» вне контекста фильмографии Судзуки предстает лишь посредственной работой с сумбуром событий вместо сценария.