Бэла: Герой нашего времени (1965)

Тебе, Кавказ — суровый царь земли, —

Я снова посвящаю стих небрежный:

Как сына ты его благослови

И осени вершиной белоснежной!

От ранних лет кипит моей крови

Твой жар и бурь твоих порыв мятежный;

На севере, в стране тебе чужой,

Я сердцем твой, — всегда и всюду твой!..

Как начать? Слова застревают в горле и выкатываются слезинками из глаз. Есть в моей жизни одно имя, неприкосновенное в самом сердце. И это не просто читательский интерес, увлеченность, изучение биографии… Это постоянное ощущение настроения, характера, судьбы, появляющееся от соприкосновения со строками, написанными этой рукой.

Неполные 27 лет — и в распоряжении всех последующих поколений шедевры русской лирики: «Валерик», «Умирающий гладиатор», «Выхожу один я на дорогу», «Ребенку»; поэмы, которые читаются на одном дыхании, которые пьешь залпом, как холодную воду в зной: «Мцыри», «Демон», «Измаил-Бей»; роман, который и сегодня остается самым читаемым среди школьников, самым обсуждаемым и любимым у филологов — «Герой нашего времени». Неполные 27 лет, а перед нами целая жизнь, в которой были влюбленности, измены, бесконечная нежность к любимой женщине; был бунт, опала, предательства; было изгнание, война и чужбина, ставшая родной.

Кавказ давно присягнул на верность Михаилу Лермонтову. Здесь с детства знают в пересказе старших историю Бэлы, некогда наивно и певуче пересказанную старым штабс-капитаном. Эта трагедия уже часть нашей народной памяти. Я соотечественница Бэлы, а потому лучше многих понимаю и всякий раз заново переживаю эту драму. Драму любви. Драму отказа от своих корней. Драму одиночества и непонимания. Нет, это не слепое следование этническим убеждениям, скорее более глубокое понимание романа через судьбы его героев — жизнь на Кавказе с тех пор не сильно изменилась, только вот все сильнее теряем мы свою ментальность — ускорение этого процесса лишает сил действовать.

Съемки фильма «Бэла» проходили с привлечением большого количества артистов Кабардинского драматического театра в той самой местности, где находился некогда аул, родом из которого были Бэла и Азамат. И хотя Бэлу играет болгарская актриса Сильвия Берова, это не разрушает особой этнической атмосферы: джигитовка, кабардинская княжеская усадьба, церемония танцевального игрища, костюмы Бэлы. И сама Бэла, словно со страниц книги, плавно волшебным образом перешла на экран — «высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали к вам в душу». Что важно и дорого лично для меня в этом фильме, так это то, что показана не парадная сторона экзотической культуры, Станиславу Ростоцкому удалось показать прошлое повседневности черкесов. Съемки велись, не просто строго следуя роману, но с полным погружением в лермонтовский текст и окружающий его внешний контекст — режиссер приглашал в качестве консультантов самых компетентных ученых и этнографов, в числе которых Студенецкая — авторитетнейший знаток этнического адыгского платья и сотрудник Российского Этнографического музея.

Мне нравится осознавать во время просмотра фильма, что немногие зрители понимают реплики героев на кабардинском языке — приглашение князем в дом Максима Максимыча, разговоры гостей свадьбы, их оценки Бэлы; что немногие слышат сильный ингушский акцент в речи Казбича — Суламбека Мамилова, когда он говорит на кабардинском языке; что немногие знают, что торжество в доме князя — это не совсем свадьба, ибо настоящая свадьба у кабардинцев всегда проводится в доме жениха, здесь же скорее проводы невесты… В фильме очень много нюансов, которые отчетливо видны лишь человеку, знакомому с ментальной культурой адыгов — кабардинцев, адыгейцев черкесов. Как, например, в эпизоде приезда разъяренного Казбича к князю — отцу Бэлы. Лишь замечание одной из женщин о том, что доме нет мужчин, заставило его отступить: черкес — даже абрек — не мог позволить себе сводить счеты с женщиной.

«Герой нашего времени» — роман об очень сложном для Кабарды времени поисков путей сосуществования с русскими. Судьба Бэлы — это поэтическая метафора, которая рассказывает о том, каким неоднозначным будет этот путь. И в то же самое время история любви Бэлы и Печорина — вполне реальная история, которая, скорее всего, имела место в жизни, и оттого-то становится она еще пронзительнее, еще трепетнее. Я думаю о том, как избалована вниманием была Бэла — младшая дочь князя, как обласкана и изнежена она была, как восхищала всех своей грацией и рукоделием… каким гордым и верным было ее сердце… какой трагической была ее смерть — вдали от семьи и рода, там, где некому было сказать слова на родном языке.

В истории русской литературы есть несколько героев, имена которых стали нарицательными. Мы воспринимаем их не как образы живых людей, а как некие знаки, обозначающие набор характеристик: Онегин, Печорин, Базаров. Фильм Станислава Ростоцкого помогает нам понять, что Печорин — это не персонаж, а человек со своими привычками, недостатками, со своим прошлым… И то, что в окружающих нас людях мы легко извиняем им, в литературном образе бесконечно бичуется читателями и критиками. В фильме нет Владимира Ивашова, по крайней мере, мы не замечаем его за Григорием Печориным: «Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение… В его улыбке было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный благородный лоб, на котором, только по долгом наблюдении, можно было заметить следы морщин, пересекавших одна другую… Несмотря не светлый цвет его волос, усы и брови его были черны — признак породы в человеке… Чтобы докончить портрет, я скажу, что у него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза… они не смеялись, когда он смеялся… Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться». Печорин Ростоцкого еще рельефнее показывает одиночество и непонятость Печорина Лермонтова. И история Бэлы — его личная невысказанная трагедия, ее судьба — это зеркало, в котором отражается его искалеченная душа.

Быть может, этот фильм не самая лучшая экранизация, не лучший фильм Станислава Ростоцкого. Но всякий раз, смотря его, «на хрупких перекрестках мирозданья» я встречаюсь с Лермонтовым и плачу — о его ранней смерти и бескорыстной любви к месту своего изгнания; о женской судьбе: непрошеной любви и разрыве с корнями, которые могли бы дать жизнь красивому крепкому дереву; об одиночестве человека…

Моей души не понял мир. Ему

Души не надо. Мрак ее глубокий,

Как вечности таинственную тьму,

Ничье живое не проникнет око.

И в нее-то недоступные уму

Живут воспоминанья о далекой

Святой земле… ни свет, ни шум земной

Их не убьет… я твой! Я всюду твой!..