Как зелена была моя долина (1941)

1941 год. Как же давно это было! Так давно, что даже не верится… Актер Дональд Крисп, играющий отца семейства, — почти сверстник Блока, а фильм — ровесник Великой Отечественной. «Но ведь «…долина» о вечном, — скажете вы. — А у вечного нет возраста, оно не принадлежит какой-то эпохе, и уж точно не позади, не в прошлом». Однако… именно это чувство и поразило меня. Поймете ли? Вечное — в прошлом! Смотрела кино Форда и понимала, причем всеми силами души, что вижу норму, т. е. практически единственный приемлемый и правильный вариант человеческих связей, поступков, идеалов, дел… Но при этом занозой резала мысль: так не бывает! Да и было ль когда?..

Как же должны были мы все шагнуть вперед (или назад?), чтобы оставить в стороне, в недостижимой, как рай, стороне, эту зеленую долину — обобщенный образ истинного бытия, настоящей жизни (зеленый — это прежде всего живой, живое). Ее составляющие — словно из толстовской мечты о «муравейном братстве» — семья, труд, совесть, вера, любовь, патриотизм, искренность, чистота, достоинство, простота, человечность, взаимопомощь, соборность…

В современном искусстве, в массовой культуре так много недолюдей, а также явного и скрытого презрения к человеку, недоверия или равнодушия к нему. И практически нет народа как единого тела-души… Досадно, но этот фильм смотрится сегодня словно несбывшееся обещание о том, что мир мог остаться цельным, нормальным, Божьим, заветно-обетованным, родным…

1941 год. Не понимаю!!! Откуда эта чистая, как стекло, энергетика, симметрия нормы? Энергичное, бодрое, ЗДОРОВОЕ киновысказывание? Жизнерадостное, полное духовных и душевных сил, с черно-белой чеканностью различающее идолов и идеалы?.. Идолов и идеалы в религии, педагогике, государственном устройстве, политике, семье, общественной и частной жизни…

Писала в прошлом году статью о категории народности. Плакала привычными уже слезами все о том же: где человек, где живые? Народ где? Нужны ли они искусству — п р о с т о л ю д и? Вот как здесь, например, работяги, простые шахтеры, многодетные матери, консервативные отцы, послушные и почтительные дети, живущие в мудрости простоты, в прекрасной ясности традиций, основ, веры? В незамутненности знания, как надо и как нельзя…

Не знаю, как вам, мне очень часто кажется (может, все дело в моей нео-семье?), что такие слова, как «родниться», «семьянин», «семейственность», сегодня еще большее ретро, чем это кино. Устаревшие до боли, неведомые, невыносимо сложные и для понимания, и для воплощения в жизнь. Кстати, семейственность в самом первом, в самом старом своем значении — это любовь, любовь к семейной жизни, безукоризненная приверженность к роду своему (и народу как следствие). Отец — глава дома, мать — душа…

1941 год. Странно, да же? Фильм, который воспевает семью, человеческое родство, братство, материнство, отцовство, появился в период Второй мировой, книга, по которой он был снят (одноименный роман Ричарда Ллевеллина), тоже. Представьте только, человечество планомерно погружается в кошмар, теряет опоры; трещат по швам, рвутся в клочья связи между людьми. Газовые камеры, освенцимы всех мастей, геноцид, фашизм, нацизм, расизм, милитаризм, вождизм… Мир идет в тупик, кошмар, муть, абсурд неродственности. И тут… Что-то до такой степени открытое, стройное, чистое, как голубь, пьющий из незамутненного ручья. Чистота и прямота нормы! Причем никакой лакировки, «придуманности» (как в нашем соцреализме в те времена) не чувствуется, а ведь по смыслам своим кино это близится к формулировке — ни больше, ни меньше — национальной идеи (и не случайно вовсе в 1990 году оно было выбрано для сохранения в Национальном реестре фильмов в Библиотеке Конгресса США).

Не облекая реальность в розовое, сторонясь лжесентиментальности, излишнего пафоса, засушливой патетики нравоучений, Форд создает не просто кино — человеческий документ, в котором буквально осязаемы «святое беспокойство» за мир и человека, ответственность, совесть. И дело тут, конечно, не только в крепком чувстве родины (Уэльс или Америка — не суть важно) или столь же прочном чувстве семьи. Сверхпосыл фильма (с учетом 1941 г.) можно прочесть так: «Жизнь достойна того, чтобы в нее верить. Не бесконечно торжество зла… Верьте в торжество человечности. Оно будет!».

Но эта жизнеутверждающая мантра о вере в жизнь и человека вливается в душу отчаянной грустью. Фильм заканчивается гибелью мистера Гвилима Моргана, а закадровый голос — это голос Хью, НАВСЕГДА прощающегося с зеленой долиной, устремленного в дали и до слез влюбленного в ближайшее. Голос человека, чье вечное — в прошлом.

Ну, как тут поверить, что «вокруг прошлого нет ни оградки, ни забора»? Что «если хочешь, можно вернуться и взять все, что понравится»?

Память о семье, о родном доме — это величайший дар, который был дан человеку природой. В памяти мы храним образы самых дорогих нам людей, события, которые коснулись нашей жизни, но самое главное — память хранить образ самого дорогого места для человека — его дома. Так, главный герой драмы «Как зелена была моя долина» хранит отрывки самых значимых для него воспоминаний.

Сюжет

Фильм повествует историю семьи Морган, проживающей в небольшой шахтерской деревушке в южном Уэльсе, через призму воспоминаний младшего члена семьи Хью, который стал свидетелем всех перипетий и испытаний, через которые было суждено пройти этой семье.

Игра актеров

Актеры просто блестяще исполнили свои роли, каждая из которых была уникальна и не похожа. Так, особенно запомнились роли в исполнении Уолтера Пиджона, Дональда Криспа и Сары Олгуд. Уолтер Пиджон сыграл приходского священника, который безумно любит дочку Морганов Ангхарат, но не может позволить себе завести с ней отношения, поскольку уверен, что она с ним будет несчастлива. Дональд Крисп, который был к тому же удостоен Оскара за эту роль, сыграл мудрого отца семейства, который с одной стороны строг к членам своей семьи, но в то же время выражает к ним свою бесконечную любовь.

Режиссура

Режиссер Джон Форд снял чисто семейное кино. Основное внимание он сконцентрировал именно на развитии семейных отношений между главными героями. Режиссер даже не уделяет внимания параллельным историческим событиям, которые в той или иной мере могли бы повлиять на жизнь Морганов. за исключением событий в деревне, как, например, урезание зарплаты для шахтеров, что и стало тем стартом, с которого идеальные основы семьи Морганов стали рушиться.

Сценарий

Сюжет фильма представляет собой прямое повествование от лица уже повзрослевшего младшего члена семьи Морган Хью. Структура сюжета состоит из отдельно взятых воспоминаний из детства Хью, в которые входят шахтерская забастовка, свадьба его брата, болезнь Хью, его школьные годы, а также любовь между его сестрой Ангхарат и священником. Единственный момент, который меня очень раздражал в сценарии, так это, что Хью старался идеализировать и романтизировать жизнь своей семьи. Просто со стороны их жизнь смотрелась такой идеальной, что казалось, будто ты смотришь американский сериал 50-х годов.

Работа оператора

В фильме продемонстрирована великолепная операторская работа. Несмотря на то, что «Как зелена была моя долина» черно-белый фильм, оператору Артуру Миллеру удалось запечатлеть изумительные красоты природы Южного Уэльса, включая высокие вершины его гор, блещущие пестротой цветочные луга и изумительную архитектуру деревушки. Также стоит отметить необычный ракурс камеры, которая держала фокус как бы снизу-вверх.

Декорации

Еще одно из достоинств фильма — это декорации. Не зря фильм получил Оскар за художественную сторону. Художникам-постановщикам удалось воссоздать атмосферу тех лет, благодаря детальному воссозданию бытовой обстановки Южного Уэльса конца XIX века.

Итог

Есть фильмы, которые смотришь и вскоре о них забываешь, а есть те, которые могут оставить в душе неизгладимый след, как «Как зелена была моя долина». Конечно, кому-то он может показаться нудным и бессмысленным, кому-то идеализированным. Тем не менее, этот фильм о добре, и чуткий зритель не сможет не заметить ту трогательность, которая в той или иной мере господствует в этом фильме.

8 из 10

Как зелена была моя долина — один из самых мощнейших, гуманных, необычных и, в то же время, незаслуженно покинутых киношедевров легендарного Голливуда. Мощнейших, потому, что в картине была прекрасно отображена эпоха конца 19 века: настоящие аккуратные домики, сохранившие свой первозданный вид, одежда, в которой ходили трудолюбивые валлийцы, да прекрасная музыка вкупе с завораживающим хоровым пением, несущем в себе протестантские религиозные мелодии. За какие-то два часа мы можем наблюдать кавалькаду событий, связанных с судьбами одной семьи. Гуманных, потому, что на первый план выходят теплые воспоминания о своем родном крае уже выросшего главного героя. Это воспоминания о тех людях, которые были ему очень дороги. Это воспоминания о тех людях и событиях, без коих он не мыслит собственную судьбу. Необычных, потому, что, несмотря на студийную поддержку одной из крупнейших американских кинокомпаний, фильм вполне можно назвать британским. В фильме не задействовано не одного американского артиста. Почти что вся актерская свита состояла из выходцев британского острова. Родди МакДауэлл (сыгравший главного героя Хью Моргана) — англичанин, нежная и обаятельная Морин О’Хара (исполнившая роль единственной дочери большого семейства Морганов) — этническая ирландка, Дональд Крисп (именно его Гвиллем Морган — опытный шахтер и строгий отец семейства — получился уж очень интересным и колоритным) — британец от мозга костей. Да и съемки велись в Южном Уэльсе, в том месте, где и происходили события, описанные в книге Ричарда Льювеллина. Ну, и само собой, сам постановщик картины Джон Форд был выходцем из Ирландии. И для чего такие жертвы? Да для того, чтобы почувствовать эпоху ушедшего времени. Да и для того, чтобы понять весь вкус льювеллинских строк, нужны именно те люди, по венам которых, хотя бы отдаленно течет кровь их сородича. Незаслуженно покинутых, потому, что о нем было мало известно современному зрителю, а в особенности — российскому (ну это ясно по каким историческим причинам… недавнего прошлого).

Покинутых и в том плане, что показаны те времена, которые в наши дни покажутся немного тоталитарными, а традиции — наивными:называть отца «сэр», мать на «вы», строиться в шеренгу перед вошедшим в дом священником, складывать деньги, честно заработанные в угаристой шахте, в общую банку. Но ведь это были те люди, в сердцах и поступках которых сулили дисциплина, любовь к собственной породе и добропорядочность…

И все-таки! Какая странная эта штука жизнь. Если мы любим, то боимся в этом признаться. Мы начинаем ценить родителей, когда те от нас очень далеко… и, вероятно, уже никогда их не увидим. Мы можем вспомнить ушедшего от нас человека ни тогда, когда кладем цветы на его могилу, тогда, когда стоим где-то в проеме дверей… и бац — нахлынуло! Мы смеемся над теми событиями, которые тогда для нас были мучительно обидными. Да ведь это был какой-то пустяк! Не так ли? Не нужно ограждаться от прошлого. Ведь от прошлого нет ни оград, ни заборов. Именно так сказал Хью Морган, уходя из забвенной всеми, но не им, долины. И каждому из нас очень нужно постараться (возможно, на это уйдут многие годы или десятилетия), дабы вдохнуть весь аромат своей зеленой долины.

10 из 10

Это была маленькая деревушка где-то на юге Уэльса. Затерянная в прекрасной зелёной долине и окружённая горами, она представлялась идеальным местом для формирования личности человека, его взглядов на мир, характера. В ней жили удивительные люди — честные, добропорядочные, трудолюбивые и гордые. Жили они беззаботно в своём маленьком, уютном мирке до тех пор, пока в долине не открылась первая угольная шахта — именно она и положила начало трансформации всего жизненного уклада деревушки.

Хью Морган был младшим сыном из семи детей в семье благочестивого шахтёра. Его старшие братья, как и их отец, тоже работали на шахте и каждый день приходили с работы с чёрными, закопчёнными лицами. Маленький Хью тайком им завидовал, он хотел быть похожим на них, быть таким же честным человеком как они, ведь братья были для него примером для подражания. Это была крепкая традиционная валлийская семья, где любящая, эмоциональная мать, разрывающаяся между мужем и детьми, занималась хозяйством, своей заботой и вниманием она покрывала каждый уголок каменного семейного дома — она была хранительницей ценностей архаической культуры; строгий, но справедливый отец, желающий дать своим детям всё самое лучшее, в том числе и дать образование хотя бы самому младшему из них — Хью. Именно он — последний из сыновей, оказался первым из Морганов кто пошёл в школу, кто мог бы выбиться в люди и стать уважаемым человеком. Но Хью этого не сделал, предпочтя работать на шахте вместе со своими братьями и отцом. Возможно, это был его первый осознанный выбор, повлиявший на всю его дальнейшую жизнь.

Жизнь текла своим чередом, пока на шахте не начали увольнять людей, эта беда затронула и семью Хью. Недовольство в городке нарастало, а вместе с ним нарастало противостояние в семействе Морганов. Принципиальный вопрос о забастовке расколол, казалось бы, неделимую семью на две части: на одной стороне оказался трудяга глава семейства, считавший, что саботаж ни к чему хорошему не приведёт; на другой — сыновья, хотевшие лучшей жизни и уважения со стороны владельцев шахты. Раскол был глубок, и юному Хью снова пришлось выбирать где и с кем ему быть. Он остался с родителями. Но его мир уже не был таким уютным и безоблачным как раньше.

Шахта принесла в город смятение, она, по сути, явилась символом промышленной революции в отдельно взятой долине. Она медленно и постепенно разрушала традиционный уклад жизни людей, а в месте с ним и уходило ясное и такое осязаемое, простое и понятное детство Хью. Его долина уже не была зелена так как раньше, она покрылась слоем сажи от угольной шахты. Всё вокруг уже не было только белым и чёрным, правдой и неправдой, хорошим и плохим. Клубы дыма, окутывающие деревню затмевали Солнце, так и для главного героя и его единственной сестры Солнце скрылось за тёмными тучами, уступив место сумрачным сомнениям. Семейный дом, в конце концов, опустел, старшие братья навсегда покинули Уэльс и что-то внутри Хью тоже опустело. Что-то ушло.

Спустя годы, когда твоей семьи уже нет или она совсем другая, когда ты чувствуешь, что запас твоей любви иссякает, можно просто предаться воспоминаниям о прошлом, о том как много любви и тепла заложено в тебе и во всех людях с самого рождения, как много хорошего случилось в твоей жизни, и какой красивой была твоя зелёная долина раньше. А ведь она по-прежнему в тебе. В твоей памяти. Она всегда с тобой. Нужно просто вспомнить.

Вспомни.

Южный Уэльс, эпоха правления королевы Александры. Сажа на шеях, имбирный эль плескающийся в жестяных кружках, каменная брусчатка отдающая гулким стуком в такт, шагу сотен ног, спешащих домой из карьера шахтеров. Это место, где если ты работаешь лучше и больше всех, то тебя обязательно уволят, ведь тебе нечем платить (работай, как все, и не высовывайся). Это место, где твои женщины (жена, мать, сестра) просыпаются от гудка сирены среди ночи- в надежде, что шахта обвалилась не на тебя. И наконец это место, где из волоокого мальчика-телёнка высекают (по фильму, таки в обоих смыслах этого слова) мужчину…

Не знаю, как у кого, а у меня образ большого стиля Голливудского кино складывается именно из таких эпических постановок. Где выстраиваются целые города на территориях, принадлежащих студиям, и эти города заселяются мастеровитыми актерами, которые потом в этих декорациях проживают экранную жизнь.

Удивительно, что такой лиричный эпос снял человек, который прославился жёсткими вестернами. Но это глубоко личный фильм для Джона Форда, тринадцатого ребёнка в семье ирландского эмигранта. Вот и в этой ленте многодетная семья и их традиционные ценности(многие ключевые сцены происходят в церкви) создают ностальгическую картину старого доброго времени, когда трава была зеленее, а волосы родителей ещё не тронуло серебро седин.

С самого начала создаётся впечатление, что это музыкальный фильм, первую реплику персонаж даёт (закадровый голос рассказчика не в счёт) минуте на пятнадцатой фильма. Поют все и хором, да так слаженно и красиво, что далее по сюжету удостаиваются аудиенции самой королевы. Как искренне многоголосье рабочих исполняет «Боже, храни королеву!», даже забываешь, что смотришь американский фильм. Форд стремился к своим корням в этой постановке, ведь оригинальное действие романа Ричарда Ллевелина творилось на просторах Ирландии.

Режиссёр добивался аутентичности во всём и составил интернациональный актёрский ансамбль, в котором не было ни одного американца (по крайней мере в главных ролях): канадец Пиджон, англичане Крисп и МакДауэлл (его ангельский лик со взглядом Бэмби надолго врезается в память зрителя), ирландка Оллгуд.

P.S. Кино искусство визуальное, и один крупный план глаз Морин О`Хары, обращённый на своего возлюбленного, говорит о любви более любых признаний…

8 из 10