TheatreHD: Собачье сердце (2025)

Руки в скользких перчатках важный человек погружал в сосуд, доставал мозги, – упорный человек, настойчивый, всё чего-то добивался, резал, рассматривал, щурился и пел: – «К берегам священным Нила…»

Думаю, есть мало столь популярных и цитируемых фильмов как Собачье сердце Владимира Бортко. Удивительно, как в 1988 году у идейного коммуниста смог родиться такой феноменальный шедевр, который каждым кадром и фразой смог продемонстрировать столь яркий контраст социальных слоёв общества постреволюционной России и провальную попытку их насильно уровнять.

И вот ТЮЗ в лице режиссёра Антон Фёдорова делает спектакль, которому вроде как хочется быть созвучным сегодняшнему дню, новаторским и оригинальным, превратив текст 1925 года в мэмы 2025 года - 100 лет все-таки не шутка - осовременить, сделать интонационно узнаваемым, но не представляю кем нужно быть, чтобы заставить Булгакова отойти на второй план, а зрителя - забыть голос доктора Преображенского-Евстигнеева. И Антон Фёдоров явно не тот человек, которому это удалось, если вы, конечно, не любитель сортирного юмора, шуток в духе бессмысленных рифмовок, многоразовых повторений на разные лады одной фразы, заиканий и прочих цирковых приёмов.

Идея сделать театр в театре, где условность возводится в абсолют, явно не нова, и в ней и нет ничего плохого, если её изящно обыграть. Здесь этот приём, в принципе, отлично сработал бы, поскольку спектакль начинается именно как представление, к которому персонажи готовятся, а заканчивается как ставшая дурным кошмаром реальность, но то, чем наполнен это двухчасовой переход, вызывает массу вопросов.

Первый и самый главный вопрос к современным «переписывателям» пьес классического репертуара –зачем в оригинальный текст добавлять модненькие, не самого высоко качества шуточки и прибауточки, фразочки, которые не осовременивают его, а делают странно туповатым, особенно, когда это произносится в заикающейся, торопливой манере, с многоразовым повторением фразы актёрами. «Я доктор!» - «Доктор? Вы доктор?» - «Да, я доктор, я же говорю вам, я доктор» и т.д. (в какой-то момент кажется, что смотришь скетч из Камеди-клаб в духе Гарика Варламова) и вся эта бормочущая, безинтонационная или переходящая в крик скороговорка ужасно бесит и утомляет, словно вам все пытаются рассказать смешную историю, но никак не перейдут к сути.

И вот таким образом из Собачьего сердца выброшен весь яркий, остроумный и до зубовного скрежета знакомый текст, и вместо него царствует подобный словесный мусор, который словно нарочно замыливает и засвечивает основную идею. Чтобы никто не догадался, о чём, собственно, пойдёт речь.

Игорь Гордин, отличный актёр, которого я недавно видела в Тартюфе «Театра Наций» в роли Оргона, и он отлично умеет работать с большим текстом, артикулировать и выстраивать длинные монологи так, чтобы захватить внимание и заставить зрителя эмоционально идти в нужном ему направлении. Но тут ему не дают такой возможности. Даже такой цели нет. В спектакле режиссёр словно боится утомить зрителя какой-то мыслью, длинным монологом про «чистку сараев пролетариатом», какой-то яркой эмоцией и потому торопится, суетясь, и продолжает веселить публику дурацкими репризами.

А потому не получается светила науки профессора Преображенского, вместо него придурковатый дяденька, который занимается какими-то опытами над кроликами и не имеет цели ими что-то научно открыть, от него так и несёт шарлатаном. Но как ни странно, такое же впечатление остаётся и от его идейного врага Швондера, который крайне эпизодичен, незаметен, по чиновничьи краток и ничем не отличается от остальной толпы персонажей, запоминаясь только тем, что произносит фразы, которые стали классикой в исполнении Романа Карцева.

И наконец, непосредственно сам Шариков. Его здесь особо никто так не называет, поскольку то стремительное развитие, которое проходит существо из коробки с момента разбинтовки до своего становления в качестве начальника отдела очистки «наследственного» Полиграфа Полиграфовича, не позволяет заметить весь требуемый диапазон «от неприятного к омерзительному». Он сразу нагловат, изворотлив, неуклюж и скорее напоминает подростка в период пубертата, от которого родители закатывают глаза, чем пролетария Клима Чугункина. И опять же формат проводимых с ним бесед не высвечивают демонстрируемые Шариковым вершины «народной мудрости», потому что все его реплики про «взять все и поделить» съедаются идиотической реакцией тех, кто должен ему противопоставляться.

И в результате заложенный в пьесе конфликт высокообразованной, а оттого снобской в глазах Швондера интеллигенции, и туповатого хама и приспособленца Шарикова, который вытащил «счастливый билет», превращается в издевательскую ерунду, глядя на которую вы уже не увидите между персонажами никакой разницы. Здесь все - коллективный шариков и общаться он умеет только на уровне «абырвалг». Если это было целью – то спектакль оправдал себя на сто процентов. Но смотреть как Шариков выглядит практически милым на фоне профессора Преображенского и доктора Борменталя, безнадёжно и оттого очень печально. Искусство не должно до такой степени повторять жизнь.