Вихрь (2021)

Боль в сердце и больная голова - самые частые причины смерти на самом деле, как в физическом/физиологическом плане, так и в нравственном, душевном, метафорическом. Хорошо, когда есть кто-то рядом, чтобы поддержать в трудные мгновения жизни, особенно в последние.

18+

Вспомнился европейский парадокс, пока смотрел фильм. Они там настолько улучшили социально свою жизнь, всё устаканили, что резко повысило средний возраст жителей. Население Европы начало условно стареть, что в свою очередь потребовало больших социальных отчислений для поддержки пенсионеров, что в свою очередь вызвало необходимость повышения среднего пенсионного возраста (пенсионеры так и так живут почти исключительно за счёт выплат, производимых теми, кто работает, то есть молодыми в основном). Парадокс. По идее мы все стремимся к тому, чтобы жить дольше и при этом выходить на пенсию пораньше, но даже в развитой части цивилизации вышло всё ровно наоборот. Так ещё и старческие болезни, получается, сверху это всё полили своим соусом. Раньше на них много внимания не обращали, так как население так долго не жило просто, чтобы обрастать деменцией или чем-то подобным в таких феноменальных объемах. Кстати, деменцию и схожие болезни, связанные с мозгом, уже можно назвать чумой 21-го века. Хотя Европе ещё повезло, учитывая здешний уровень жизни, сюда хлынули потоки мигрантов, то есть той самой молодой рабочей силы, которая в каком-то плане притормозила общее старение населения и помогла его содержать. Европейцы вроде ноют от незаконной миграции, но она им нужна, так как большая часть этих мигрантов в итоге успешно ассимилируется и начинает трудиться вовсю, платя неплохие налоги. А вот коренное население всё больше хочет меньше работать или работать удалённо, на инженерных должностях и т.п. творческих специальностях, поэтому иронично, что производства из Европы в итоге уходят в другие страны вроде Китая, где предприятиями нередко управляют удалённо европейцы те же.

Итак, наш фильм. Если у вас есть проблемы с головокружением и т.п., то лучше даже не включайте. У нас две картинки в одной, две камеры, снимающие параллельно, два глаза, следующих за героями отдельно.

Скучноватая драма, как и жизнь в принципе, реальная.

На самом деле снимать вот так вот ещё в 90-ые или даже нулевые было бы проблематично с точки зрения монтажа, а где-нибудь в начале или даже середине 20-го столетия монтаж такой был бы просто адским трудом. Сегодня же с компьютером так легко очень сделать. Сегодня единственная проблема со съемкой такого плана может быть из-за того, что иногда две камеры должны работать в одном помещении, в одном месте одновременно. И проблема тут не столько техническая, сколько в том, что ракурсы ограничены. Если вы настроите хороший ракурс на одной камере, то у второй уже он ограничен будет так, чтобы в кадр не попадал второй оператор. И это иногда рождает в одной из картинок дискомфорт, то есть ты понимаешь, если глаз киноманский набит, что ракурс в идеале должен быть другим, но его нет и быть не может. А чтобы он был, второй оператор должен стать невидимкой, причём вместе с камерой.

Но вообще неплохая реализация. Правда сам сюжет не такой интересный. Видать съемочный процесс, его сложности сами по себе ещё и на сюжет наложили ограничения. Короче, сложная задача - одновременно привносить что-то новое с точки зрения операторской работы и при этом снимать оригинальный же сюжет.

Сюжет. Стареющая пара переживает кризис, сплошной кризис. И они никак не могут из него выйти, просто неспособны, им приходится жить в нём, смиренно ожидая... смерти, а чего ещё мы все ждём по итогу жизни? Но иногда даже ещё страшнее: мы умираем раньше смерти, теряя сознание, разум, реальность. Очутиваемся в аду наяву. Деменция и схожие недуги - это своего рода бесконечный день сурка адский, и из этого огненного круга уже не выбраться, огненного вихря, который обжигает разум без огня, выжигает жизнь до состояния пепла. Вот был цветущий рай, и вот его как бы нет, и ядерный смерч выжег всё, как в Хиросиме и Нагасаки. Ничего не осталось. И только призрачные воспоминания зациклено возвращаются периодами, словно насмехаясь, чтобы ты где-то подсознательно понимал глубоко, что потерял и где ты теперь, но ничего уже не можешь изменить, и ничем управлять.

Как двойная картинка подкрепляет сюжет? Ну, она может усилить эффект от эдакого безумия, когда ты в кадре видишь как бы нормального человека и того, кто теряет себя потихоньку. Ты подсознательно сравниваешь их. Плюс две параллельные картинки в одной как бы разделяют пару, разделяют людей. Надо ещё кому-нибудь сразу с четырьмя картинками в одном кадре снять фильм. Сегодня у всех почти большие телевизоры, в кинотеатрах огромные экраны - поэтому должно выйти здорово. Я всё хочу посмотреть первые три фильма о Крепком орешке сразу три в одном, то есть все три фильма сразу. Включу один просто на экране компа, второй на другой вкладке при включённом режиме картинка в картинке и третий на смартфоне. Хочу... хочу... хочу делать то, что хочу. Время ведь уходит. Смотрите, и к вам вихрь, сметающий жизнь, приближается. Успейте сделать всё, что хотели, а то потом хотелки останутся, а возможностей для их реализации не будет. Особенно у мёртвого нет уже никаких возможностей - его забрал вихрь этой жизни.

_

Пока есть возможность, подарим КП кинорецензионный цветочек на 8 марта. Моя Оранжевая кинобоевая подруга поддерживает меня всегда возможностью писать, смотреть, думать о киношке.

Не знаю, замечали ли вы, но всякое рассуждение о смерти переходит в детский лепет. Возможно настоящий звериный страх смерти возникает только в юности и старости, но никак не посередине. Посередине тягомотная молодость и зрелость, где нет времени рассуждать философски, а ещё в этом возрасте человек начинает приобретать имущество, семью, то есть становится страшно думать о смерти, и неуместно, некрасиво говорить об этом хоть сколько-нибудь публично. Эволюция, на пару с обществом, создали из смерти миф: в религии она наделена потусторонними свойствами, являясь открытой клеткой для души, а для атеистов табуированная тема, которой до боли боятся, либо наоборот — относятся к ней, как к обыденности.

В итоге складывается ощущение, что любое отношение к смерти нерационально. Некоторые люди, якобы уверенные в своём бесстрашии, аргументируют безобидность смерти тем, что она необратима. Даже это звучит нелогично — извините, а разве необратимость не есть самое страшное, что может быть? Гаспар Ноэ не боится хладнокровно рассуждать о смерти, и она лейтмотивом проходит через все его фильмы, включая «Вихрь». При всей этой хладнокровности ученика, препарирующего лягушку на уроке биологии, режиссер явно относится к этой теме весьма нервно. Ненароком складывается ощущение, что в своих же фильмах он пытается найти ответы на вечные вопросы, и постоянно возникающим вопросом является смерть.

«Вход в пустоту» показывает возможную модель загробного мира, но что происходит, когда умираешь постепенно? Что происходит до самой смерти? «Вихрь» это взрослое рассуждение о ней, это то, какой мы её видим в те трагичные моменты жизни, когда теряем близких, когда сама жизнь заставляет нас вернуться к этой теме и это рассуждение (как и сама смерть), пускай даже внутреннее, является лишь вопросом времени. Данная картина станет поводом задуматься о том, что мы не вечны, но не банально, мол «цени жизнь, а то скоро всё», тут именно про необратимость, а не про ценность, хотя в одной из последних сцен со слайдшоу и про ценность жизни есть, но это не главное. Фильм заканчивается простой мыслью: кто-то мёртв, а кто-то жив, пока не умрёт (конечно же — в полном одиночестве).

Во имя поднятия кино с уровня индустрии до уровня искусства Гаспар Ноэ создает безумие чувственного и телесного опыта из «крови, спермы и слез».

Я, как ценитель его творчества, приятно удивлен фокусировкой на содержании, а не на форме, а также гармонией актуального творения - «Вихрь». Провокационный режиссер с годами не теряет хватки, при этом зрелость дает о себе знать.

«Vortex» ритмом и интенсивностью повествования отличается от предыдущих работ, что свидетельствует об органичном развитии Гаспара Ноэ.

Повсеместный поликадр, нелинейное повествование, игра заключительными титрами, вращающаяся камера, как имитация движения души, времени («Вход в пустоту»,«Необратимость») – константы в его творениях. Между тем, отсутствуют провокации на сенсорную перегрузку (клуб «Ректум» в «Необратимости») и на эпилептический припадок («Вечный свет»). Теперь кинофильм взрывает сознание людей тревожным сюжетом.

История из смертельного случая в жизни режиссера вскрыто и натурально демонстрирует ужас разложения разума. Пожилая пара бежит от неизбежно уничтожающего здоровье недуга, оставаясь один на один с первобытным страхом и одиночеством смерти. Угасание когнитивных способностей еще мощнее воздействует на протагонистов, как людей интеллектуального труда - писателя и психиатра. Внимание режиссера всегда приковано к телесности, в этот раз оно устремляется глубже, в плен человеческого тела.

Атмосфера фильма строится на ускользающем контроле над безжалостным движением времени, изменчивости и нестабильности жизни.

Персонажи забываются в любовных похождениях, наркотиках, молитвах, но ничего не помогает. «Сон во сне» движется к финалу.

Гаспар Ноэ в «Экстазе» и «Входе в пустоту» показывает наркотики силой, которую не стоит недооценивать. В этом фильме они предстают в первую очередь неэффективным средством обретения власти над жизнью.

Перефразирую экзистенциалистов. Перед лицом абсурда мы должны быть счастливыми Сизифами. Бороться до самого конца при отсутствии награды и смысла, творить его самостоятельно.

Предлагаю всем после двухчасового сновидения не отчаиваться, а преисполниться надеждой, сотворить что-то важное в собственной жизни, изменить ее, пока не разложился мозг, пока не отказало сердце.

8 из 10

Это психологическая драма. Фильм о паре пожилых людей, которые борются с ухудшением психического и физического здоровья, а также их взрослом сыне, который пытается им помочь.

Технически необычное и эмоционально мощное решение - разделить экран на две половины. Персонажи дрейфуют вдоль своих рамок, иногда слегка зайдя в соседнюю, или вовсе, нам показывают одну и ту же сцену с двух точек зрения. Этот эффект подчеркивает индивидуальность и одиночество каждого персонажа. Помимо того, это способ показать, как отличается от здорового, мир человека, разум которого разрушается из-за деменции.

Это ощущение усиливает замечательная игра актеров. Ф. Лебрун играет умную, опытную женщину, которая внезапно становится неуверенной в жизни, как ребенок. И ее хрупкость, и ее упрямство правдоподобны и трогательны. Д. Ардженто передает нам сильное чувство эгоизма своего персонажа, а также его скрытой нежности.

В фильме содержится много деталей, которые нагнетают атмосферу распада - гигиенические процедуры и беспорядок в квартире, грязные унитазы и раковины, лекарства в большом количестве.

Основная тема фильма - мучительно медленный портрет старения во всей его бесславной банальности. Немощь и унижения старости в нем беспощадно реалистичны. Большая часть времени проходит в этом душном пространстве, погружающем Вас в страдания и эмоциональную боль. Тем не менее, режиссер создает пространство для нежности в повествовании, а свободный стиль исполнения и диалога позволяет семейному и натуралистическому тону прорваться сквозь мрачные обстоятельства. Перед лицом ухудшающегося состояния, оба супруга пытаются сохранить некоторое подобие нормальности. И где-то посреди обостренного чувства безысходности, в фильме лежит осмысленное отражение наследия, семьи и смертности.

Итог: рекомендую детям родителей старческого возраста.

7 из 10

«Кино это кинотеатр, пространство, создающее атмосферу для представления наших снов, для того, чтобы рассказать о наших снах. Ведь в зале кинотеатра темно, зритель ни с кем не контактирует, словно ты лежишь у себя в кровати, спишь и видишь сны. Вот что такое кино... это большой сон. Весь кинематограф... все фильмы, все фильмы это сны. Зритель в кино видит не сон, а символы, но зрители... их словно затянуло в сон, в такое состояние, когда все символично... Я не могу сказать, что никогда снов не видел... видел, конечно, но не такие как у Феллини или у Мидзогути»

Жизнь, жизнь, которую можно разложить на образы, образ-время... образ-действие. Кино структурирует жизнь, делает ее многослойной и, как любая жизнь, кино вбирает в себя рождение и смерть, ведь, репрезентуя жизнь, нельзя лишить ее конца, заложенного в саму идею жизни. Умирание, как и рождение, есть акт... обращение, вопрошание, одиночество и скитание. Человек одинок в любой момент, рождаясь, он более не тождествен матери, умирая, он не тождествен телу, хранящему жизнь. Это порождается не мнимой телесной субъектностью, а скорее наличием строго субъективного опыта, который доступен лишь его носителю, для других же, это лишь репрезентация, чем в сущности для нас является кино. Кино, подобно сну, является к нам, уходит от нас, манит нас, или отталкивает, дарует ключ к опыту. Решение с проведением вертикали производит срез, расщепляющий два опыта (или более двух). Такие рассуждения вовсе не прокладывают путь к Homo homini lupus est, наоборот, он лишь проповедует... проповедует – человек есть продолжение другого, но не бескомпромиссное начало или конец. А что до старения, то лишь приближает конец телесного, но опыт, подобно испарению эфира, вдыхает в нас жизнь, множит ее и увековечивает в порождаемых нами образах и действиях.

'Мы так мало значим,

мой друг роза сказала мне сегодня утром.

На заре я родилась,

Крещенная росой,

Я расцвела,

Счастливая и влюбленная

В лучах солнца,

Я закрылась на ночь,

И проснулась старой.

А ведь я была красивой,

Да, я была самой красивой

Среди цветов в твоем саду»

Мы так мало значим,

Как мой друг роза сказала мне сегодня утром.

Видишь, бог, который создал меня,

Заставил меня склонить голову,

И я чувствую, что падаю.

И я чувствую, что падаю.

Мое сердце почти обнажено,

Я стою в могиле

Меня уже нет.

Ты восхищалась мной вчера,

А завтра я стану прахом

Навсегда»

Мы так мало значим,

И мой друг роза умерла сегодня утром.

Луна этой ночью

Смотрела на моего друга,

А я во сне видела

Ослепительную, взволнованную

Ее танцующую душу,

За облаками,

Она мне улыбалась.

Пусть верит тот, кто хочет верить,

А мне нужна надежда,

Иначе я ничто.

Или так мало значу,

Как мой друг роза

Сказала вчера утром'

Фильм тяжёлый. Он давит зрителя свинцовым одеялом, душит любую надежду на счастливый исход. Это медленная, мрачная и очень грустная картина о том, как заканчивается жизнь.

Здесь нет бешеного драйва 'Необратимости' и 'Экстаза', равно как эпатажа 'Любви' и психоделичности 'Входа в Пустоту'. Ноэ делает каждый свой фильм уникальным, и 'Вихрь' не стал исключением. По темпу он, пожалуй, ближе всего к самой первой полнометражной работе режиссёра 'Один Против Всех'. А формат повествования Гаспар сравнительно недавно опробовал в своей зарисовке 'Вечный Свет'.

Полотно картины разделено на две равные части чёрной полосой. Она появляется практически в самом начале фильма, разъединяя героев. После этого им придётся существовать в рамках своих маленьких персональных мирков. Где-то эти мирки пересекаются друг с другом, и в 'экране' одного персонажа появляется другой, но происходит это в исключительных случаях. Редкое и недолгое пребывание героев 'друг в друге' ощущается из-за этого как мгновения настоящей душевной близости. Также эти 'пересечения' создают эффектные эпизоды с двоением персонажей, передающие ощущение дезориентации и хаоса. Действующие лица тут полностью подчинены логике формы, в которую вписаны. Что, однако, не мешает фильму быть пугающе реалистичным.

Мы будто через замочную скважину подглядываем за жизнью пожилой супружеской пары. У жены (Франсуаза Лебрен) прогрессирующий синдром Альцгеймера, но эгоистичного мужа (Дарио Ардженто) это не слишком заботит. Мужчина поглощён написанием книги о снах и кино, а также мечтаниями о старой любви на стороне. Их навещает сын (Алекс Лютц), наркоман, пытающийся встать на путь исправления. За этой троицей предлагается пронаблюдать зрителю, который ощущает себя пассивным свидетелем итога чужих судеб. Из-за безупречно существующих в кадре актёров эффект 'скрытой камеры' здесь поистине потрясающий.

Это впечатление усиливается намеренным упразднением всех художественных элементов, которые могли бы отвлечь от созданной режиссёром визуальной формулы. Нет закадровой музыки (кроме пронзительной заглавной песни, умышленно контрастирующей с тишиной остального фильма), какой-то хитроумной операторской работы, ярких сценарных поворотов. Уже в самом начале внимательный зритель догадается, чем всё закончится. И, скорее всего, окажется прав.

Мысль фильма проста. Люди живут и умирают. А их близкие продолжают жить, пока и за ними не придёт смерть. И если во время просмотра оставить все размышления о морали и справедливости, то начинаешь видеть, что фильм с пугающей достоверностью воспроизводит жизнь каждого из нас. Череду действий, вещей, людей. Которые рано или поздно канут в небытие.

Чувства, которые остаются после просмотра - усталость, печаль и какое-то умиротворённое принятие смерти. Им пропитан весь фильм, но больше всего - заключительные кадры, являющиеся здесь чем-то вроде послесловия.

Один экран давно погас, второй - покинули все люди. Но по инерции он упорно продолжает показывать нам то, что являл раньше - комнаты, мебель, домашнюю утварь. Однако со временем обстановка меняется - и вот уже нет тех шкафов, книг, посуды, вида из окна. Время шагает вперёд, не щадя никого на своём пути. Камера взлетает над крышами домов и, достигнув неба, постепенно переворачивается, погружаясь в молочно-белый свет...

Смотрела премьеру в Москве в Художественном. Там еще дополнительно устроили zoom-созвон с Гаспаром Ноэ. И как-то так вышло, что общение с Гаспаром зарядило эмоциями больше, чем сам фильм. Гаспар, конечно, тот еще лапочка.

Фильм же держится очень отстраненно от зрителя. Лично у меня во время просмотра не получилось проникнуться сочувствием и установить эмоциональную связь с происходящим. Хотя к своим героям картина пытается приблизиться почти вплотную. Камера все равно что следопыт ходит за старичками, не покидая их ни днем, ни ночью (ни в кабинете, ни в туалете). Задается манера почти что документального слежения. Но кажется я знаю, в чем причина моего личного отстранения.

За фильмом было интересно наблюдать как за экспериментом или медицинской операцией. Еще схожие ощущения появляются от просмотра какого-нибудь видео-мануала или инструкции. Конечно, в Вихре куда больше слоев, есть куда копать, за что уцепиться внимательному взгляду. И слава Богу! Ведь мне было по-настоящему интересно смотреть фильм: наблюдать за игрой актеров, отслеживать нюансы их внутренних состояний, собирать как из пазлов картину всей их жизни 'до'.

Двойной экран тоже тут очень круто работает. Поначалу я боялась, что буду путаться, не буду успевать уловить сцену с двух экранов или диалог, но у Гаспара получилось очень удачно. Экраны работают на взаимодополнение общей картины, не конфликтуя друг с другом.

Отдельно понравилась проработка апартаментов пожилой пары. Каждую комнату было интересно изучать как отдельного персонажа. В общем, не квартирка, а мечта!

Но вот для полного эмоционального вовлечения этого оказалось мало. Что-то выло все суховато: долгие сцены дезориентации, мычания и бурчания пожилой пары, шуршащий и безмолвный быт. Все это гипнотизирует больше, чем будоражит.

При этом, я честно, не знаю, какое впечатление от просмотра будет у вас. Потому что на премьере часть зала заметно всхлипывала, аккуратно вытирала слезы рукавом и выдавала аплодисменты после финала. То есть вполне себе были и такие зрители, кого глубоко затронуло и переворошило. Думаю, все благодаря игре Фансуазы Лебрун. Бабуля выдала жизнь, не давя на жалость.

Отдельно во время созвона с режиссером им упоминался фильм Мамочка и шлюха 1973 года (там как раз снимается Лебрун). Всем советовал посмотреть)

«Вихрь» безжалостно разрушает устоявшиеся романтические представления о совместной старости. После просмотра не остаётся ничего, кроме впившейся в кожу правды.

Мы так старательно выбираем того, с кем провести жизнь, взвешиваем все «за» и «против», меняем себя и других, но упускаем из виду нечто неукротимое. Выбирая человека, мы выбираем его судьбу.

Даже не знаю, что страшнее. Умирать в одиночестве или умирать рядом с родным человеком, но при этом знать, что он не сможет помочь.

Жизнь не даёт никаких гарантий. Мы принадлежим себе и связаны друг с другом только сегодня. Сейчас.

Старость - это рубеж, после которого неравенство наших возможностей ощущается острее. Некоторые пары продолжают быть одним целым, а другие становятся разрозненными половинками, которые бродят по остатку своей жизни, словно заключённые по камере.

Гаспар Ноэ показал, возможно, не самый страшный, но точно один из самых страшных вариантов разрыва связи между людьми.

«Вихрь» – самый неожиданный фильм Гаспара Ноэ – и вместе с тем хорошо вписывающийся в его послужной список фильмов о трагичных исходах того, что «так хорошо начиналось». Но это не «Необратимость»: что может быть необратимее старости?

«Жили-были старик со старухой...» — вот и вся, собственно, история. Он и Она. Обоим за восемьдесят. Он – кинокритик. Она – психиатр. Он пишет книгу о кино и о снах. Она погружается в сон наяву, растворяясь в деменции. А их взрослый сын, который недавно слез с наркотиков, не может помочь ни им, ни себе.

Наверно, вы уже в курсе, что главная фишка фильма – экран поделен надвое черной полосой, и сюжет разворачивается одновременно в двух квадратах справа и слева – иногда пересекаясь, иногда разбегаясь по разным комнатам или улицам. Странное решение, к которому быстро привыкаешь, как и к «моргающим» темным склейкам между кадрами. Пока мы живем в одной комнате – жизнь других людей продолжается. Все происходит параллельно. Нельзя быть везде одновременно. Нельзя защитить всех, кто нам дорог – просто, потому что в критический момент мы можем оказаться в другой комнате, смотреть в другую сторону, думать о чем-то своем...

Это фильм про ежедневную банальную скуку. Герои спят, умываются, ходят в туалет, перемещаются по комнатам: только Он – целенаправленно, осмысленно, а Она – все запутаннее, хаотичнее. Дарио Арженто и Франсуаза Лебрун играют великолепно, но еще большую эмоциональную обстановку несут вещи вокруг них. Когда героиня попадает в магазин и бродит в лабиринте перегруженных барахлом полок, мы словно путаемся вместе с ней в лабиринте ее мыслей – что я здесь делаю? Что я ищу? Как отсюда выйти и куда? Захламленная старыми вещами квартира героев – как капсула времени, удерживающая их в этой жизни: именно поэтому герой Арженто не соглашается на дом престарелых, хотя и понимает, что это единственный выход. Самые душераздирающие сцены в фильме – вообще без актеров в кадре: просто обстановка, в которой исчезают старые вещи: пустеют полки, обдираются киноплакаты, прячутся фотографии – до тех пор, пока не остается стерильная пустота – без запахов лекарств и без запаха газа, без воспоминаний, без прошлого и даже без настоящего...

История в «Вихре» - не про конфликт, как принято в любом фильме. Да, герои спорят (сын убеждает отца перевести их в дом престарелых, отец упирается, мать ничего не понимает), ссорятся (мужа злят и пугают выходки жены, которая под видом уборки может порвать и выбросить рукописи его книги), подвергаются опасности. Но главный конфликт в фильме создает само время. Это то, кем бы были и то, кем мы стали. То, кем мы стали и то, кем мы перестанем быть. Это неизбежность. Необратимость.

Если мы пребываем в сне во сне, то почему в нашей дрёме так много страданий? «Вихрь» не дает ответа на этот вопрос. Как правильно умереть фильм тоже не говорит. Он даже не является критикой медикализации смерти. «Вихрь» не про вопросы и ответы, а про тот кошмар, что все мы переживаем индивидуально. Мы все разделенные экраны, которые никогда не могут соединиться вместе. Пессимистичный по духу, жестокий и грязный по повествованию «Вихрь» наших чувств.

«Вихрь» показывает, как нелепы наши попытки справится со смертью. Силится жить так, как раньше, когда уже невозможно. Мужчина в возрасте пытается и остаться с женой, и написать книгу, и добиться ответа от любовницы, и помочь сыну. Но все четно. Жизнь мужчины уже выброшена в помойку, как наброски его книги «Психе», что жена в деменции отправила в мусорную корзину. А затем эта жизнь оказалась смыта в унитаз.

История с книгой наводит на мысль, что фильм похож на греческую трагедию, полную символизма и неотвратимости судьбы. Однако «Вихрь» не символичен. И не символичен именно потому, что именно те вещи, которые мы можем принять за знаки, не несут вне фильма самостоятельного значения. Взамен «Вихрь» полон соответствий, параллелизмов. Савану соответствует простыня в клинике, страстная любовь возрастного мужчины к фильмам XX века подчеркивает старость, а вся семья катится в бездну параллельно, но каждый член по отдельности. Эти приемы выражают своеобразный реализм Гаспара Ноэ. Соответствия и параллелизмы мы можем назвать случайными. Именно в том значении, что как в жизни – одни лишь совпадения. Соответствия и параллелизмы «Вихря» не ведут нас к потустороннему миру, не открывает врата в мир смерти, а лишь демонстрирует горький реализм современности. Однако есть то, что сближает фильм с греческой трагедией – конец мы знаем. Каждый из нас смертен.

«Вихрь» - глубоко реалистичная картина именно потому, что жизнь есть сон. Сон во сне.

10 из 10

Гаспар Ноэ снимает фильмы лишь отчасти. Его произведения больше похожи на перфомансы. Многослойные, провокационные, выходящие за рамки общепринятого кинематографа. Картины режиссера чаще всего неуютные, неудобные, иногда могут вызывать отвращение («Необратимость»), а порой и просто странный эффект головокружения («Экстаз, «Вход в пустоту»). Массового зрителя такое кино заставит, в лучшем случае, выйти из кинотеатра, в худшем, швырнуть чем-нибудь в экран.

От «Вихря» как раз можно почувствовать что-то подобное. Иначе сложно просто физически реагировать на двух часовой рассказ о том, как угасает жизнь пожилой пары, где женщина страдает деменцией, а мужчина испытывает проблемы с сердцем. Его, кстати, играет 82-летний Дарио Ардженто, снявший почти 50 лет назад культовый итальянский хоррор «Суспирия».

Ноэ разделил картинку на два экрана, где снимает одного из своих героев с разных ракурсов. Целенаправленно рассеивается внимание — не всегда понятно, за кем следить и от этого нарастает дискомфорт. Иногда, когда к старикам в дом захаживает их сын, два экрана ненадолго

складываются в общую картинку семьи, пусть и поделённую на двое. Но когда сына нет, два человека теряются в собственном бессилии и старости.

Камера с документальной дотошностью снимает их быт. Старики сомнабулически бродят по своей огромной квартире, заваленной книгами и старыми вещами. Этот дом — моя жизнь, моя память, — говорит пожилой мужчина о своем жилище. Неуютная квартира и есть их прошлая жизнь, которую они прожили. Она также покрылась пылью. Женщина, вдобавок ко всему, тихо скатывается в безумие, теряя память - не узнает людей, с трудом разговаривает. Может уйти из дома и забыть дорогу домой.

Мужчина выглядит бодрее и даже параллельно пытается писать книгу — о снах и кино. Ноэ через главного героя высказывает мысль, что просмотр фильма в кинотеатре ничем не отличается от сна — мы смотрим в темное пространство на странные движущиеся картинки, которые чудесным образом несут какие-то символы и смыслы. «Вихрь» это долгий, муторный и страшный сон.

Старики никак не могут помочь друг другу, в какой-то степени даже наоборот. Сын появляется в квартире и стремится облегчить их дожитие, но как оказывается, тот сам с трудом справляется со своей жизнью, торгуя и употребляя запрещённые вещества.

Французский режиссер выбрал одну из самых непривлекательных тем, которую только можно придумать. Чем закончится наша жизнь мы, наверно, уже понимаем в самом раннем возрасте и думать об этом совершенно не хочется. Но для Ноэ важно, чтобы мы начали не просто прогнозировать, а проживать эти последние дни. Проживать мучительно, медленно, минута за минутой ощущать приближение этого конца. Когда погаснет экран, оставив только чёрную пустоту.

Но малюсенький мостик к надежде, если о ней можно говорить перед лицом смерти, Ноэ набросил в самом начале фильма. Когда голос из радио, сопровождающий утро двух героев, рассказывал о том, как человечество справляется с утратой близкого. Смерти для нас, на самом деле, не существует - человек все равно останется в нашей жизни, пусть и в качестве образа. Мы ставим памятники на могилы, носим туда цветы — создаем из этого культ. Искусство и есть тот самый сон.

И это, во многом, объясняет, зачем Ноэ решился на такую работу. Потому что без создания такого культа мы обречены остаться в абсолютной тьме деменции и космической пустоты. А кино, пусть и такое, это наш шанс выйти из невыносимо материального бытия в мир идей и там жить вечно.

Всё, что зрится, мнится мне.

Всё есть только сон во сне.

Эдгар Аллан По «Сон во сне»

«Вихрь» – это фильм про угасание разума. Про то, как разрыв синаптических связей и гибель нейронов в человеческом мозге приводит к разрушению личности, забвению, смерти, небытию.

В центре сюжета – пожилая супружеская пара (Дарио Ардженто и Франсуаза Лебрен), страдающая от прогрессирующей деменции (старческого слабоумия), а также их взрослый сын (Алекс Луц), имеющий проблемы с наркотиками. Закатная пора жизни, неспособность справляться с повседневными обязанностями и делами, более того, невозможность сохранить даже целостность своей личности (разум и воспоминания) – такова ужасающая реальность их существования.

Гаспар Ноэ большой любитель визуальных экспериментов. В этот раз авангардный кинорежиссёр решил поделить экран на две части – таким образом, что в одном фильме мы одновременно наблюдаем два видеоряда. Чёрная вертикальная полоса разделяет изображение на два ракурса – одна камера постоянно следит за пожилым мужчиной, а вторая за его супругой. Часто камеры сильно расходятся, иногда сходятся весьма близко, но никогда не совпадают полностью. В конце фильма режиссёр использует интересный приём, чтобы визуально передать небытие персонажа.

Большая часть действия происходит в беспорядочно заставленном доме престарелой пары. «В кино очень важна атмосфера, чтобы показывать наши сны» - говорит персонаж, и мы-зрители обращаем внимание на атмосферу «Вихря». Она создаётся психологической дезориентацией персонажей, их циркуляцией в замкнутом пространстве захламлённой квартиры, двоением изображения (как будто наблюдаем встречу циклона и антициклона).

«Жизнь – это сон во сне» – эти слова повторяются рефреном на протяжении всего фильма. Но если жизнь – это лишь сон во сне, то, что тогда есть кинематограф? Иллюзия в третьей степени? «Большое сновидение»? Как правило, кинофильмы представляют собою яркие увлекательные фантазии, уводящие внимание зрителей от неприглядной реальности повседневной жизни. Парадоксально, но «Вихрь» Гаспара Ноэ – фильм, открыто проговаривающий природу кинематографа – сам является чем-то противоположным этому определению. Ведь при его просмотре, с экрана к нам возвращается сама жизнь – нечто местами непонятное, скучное, затянутое, некрасивое, неприятное. «Вихрь» – это не тот фильм, который можно посмотреть в пятничный вечер, чтобы расслабиться и отвлечься. И не тот, на который ходят в кинотеатр похрустеть попкорном. «Вихрь» затягивает в водоворот утомительных переживаний и состраданий. И вот на протяжении двух часов хронометража фильма зрителю предстоит постепенно погружаться в круговорот, в центре которого – Ничто, зияет чёрная бездна небытия.