Михаэль (2011)

В 2011 году, фильм-провокация, участник Каннского фестиваля, картина, срывающая покровы, показывающая одну из самых странных и страшных сексуальных девиаций, много шума не сделала. Потому что к показу ее практически нигде не допустили.

Общество привыкло считать педофилов грязными, пастозными, жирными чудовищами. Омерзительными, от которых хочется отвести глаз. Все естество редуцируется до омерзительного сексуального отклонения, жажды грязных наслаждений, отсутствия чувств и жалости к невинной жертве, и не уходящих из сознания спазмов и капель спермы. Маркус Шляйнцер показывает все то же самое. Те же желания, то же отсутствие жалости. Но через внешность и жизнь законопослушного гражданина. Офисного клерка в свежем и чистом костюме. Тихого мужчины, о котором никогда не подумает ничего дурного. Такие есть в каждом офисе. В каждом доме. В каждом подъезде. На каждой автостоянке. Перед вами в очереди в супермаркете. Но такие ли?

Чистый и аккуратный мужчина средних лет покупает продукты, отвозит их домой, следуя всем правилам дорожного движения, он вежлив и учтив. Он откроет даме дверь, он хорошо выполняет свою работу. Он деликатен и воспитан. Но никуда не может скрыться от своих желаний, парализующих его чувства и психику, настолько, что «This is my knife, and this is my dick — which one shall I stick into you?»

А дома у законопослушного Михаэля в звукоизолированном подвале сидит 10-летний мальчик, с ужасом ожидающий возвращения своего «друга» домой. Михаэль возвращается с работы, готовит ужин, кормит ребенка, накрыв красиво стол, он обеспечил подвал всем необходимым для маленького воспитанника. Игрушки и пазлы. Книги и фломастеры. Все, что нужно маленькому ребенку. Михаэль хочет создать для юного друга идеальный мир, в рамках крошечной комнаты с закрытыми шторами. Иллюзию свободы и спокойствия. Прежде чем юный друг превратится в секс-раба. Прежде чем детская комната станет комнатой пыток. Прежде чем спокойная жизнь станет адом.

В фильме нет ни одной сексуальной сцены. Ни одной сцены насилия. Маленький актер Давид Раухенбергер даже не подозревает о смысле картины, в которой он снимается. Ребенку ничего не сообщают. Не сообщают и зрителю. Но всем все понятно. И после закрытия нескольких дверей, ведущих в подвал. После тщательного зашторивания окон. После проведения всех гигиенических процедур взрослого главного героя, нам всем понятно что будет дальше.

Кино снято в распространенной манере скандинавского кинематографа. Так могли бы снять шведы (любящие похожие темы), норвежцы, максимум фины. Австрийцы справились не хуже. Минимум слов. Минимум действий. Молчаливые, угрюмые главные герои. Меланхолично, медленно, спокойно, без надрыва. И от этого куда более атмосферно. Потому что, ужас, это не когда зомби с топором, а когда бытовая безысходность и ад от которого никуда не деться, становится каждодневной обыденностью. Когда безумие становится нормальным постоянным процессом. способом существования.

И финал, конечно, такой, какой и должен был быть. Другого и не ожидаешь. И титры под «Sunny». Потому что «The dark days are gone, and the bright days are here». Но почему-то я слабо в это верю.

Смотреть этот фильм после замечательного и жизнерадостного «Гавра» показалось мне весьма сложным. Впрочем, в стилистическом плане картина получилась весьма добротной — корректный хронометраж, точный подбор и безукоризненная актерская игра, отсутствие «моральных» режиссерских оценок, актуальный сюжет. Такое милое авторское кино.

Конечно режиссер ленты Маркус Шляйнцер осмысленно провоцировал дискуссии и нагнетал краски. Думаю, именно благодаря этому картина и попала в программу Каннского фестиваля. И, как мне кажется, предложенный Маркусом формат картин о тяжелых преступлениях против личности заслуживает свое право на жизнь.

Предмет провокации весьма прост. Совсем незадолго до выхода картины, Австрию, да и весь мир, потрясла история Наташи Кампуш — девочки, похищенной педофилом и выросшей под его просмотром. Разумеется в «Михаэле» нельзя не усмотреть параллелей.

В центре внимания дружба между маленьким мальчиком и одиноко живущим молодым мужчиной. Мальчик не является его сыном и живет в комфортном, шикарно оборудованном подвале. О всех особенностях природы их отношений придется лишь догадываться, но Шляйнцер фиксирует внимание на вполне обыденных моментах. Причем, взрослый мужчина ведет себя вполне выдержано и мало напоминает монстра из «Милых костей» Питера Джексона.

Для Шляйнцера этот фильм является дебютом, но подбор актеров заслуживает отдельного упоминания. Мальчик, конечно сыграл великолепно, сделав своей игрой скромный и уверенный намек для Мартина Скорсезе о том, что именно его имело смысл взять на главную роль в «Хьюго». Но, удачные роли детей ни для кого уже не редкость. В тех же, «Гавре» и «Мальчике с велосипедом» дети сыграли не менее шикарно.

Я бы хотел отметить актерский талант Михаэля Фуйта. Вполне заурядная внешность, но какое точное эмоциональное наполнение, каков потенциал. Пожалуй, сыгранный им маньяк гораздо более правдоподобен нежели Ганнибал Лектор в исполнении Хопкинса и Гаспара Ульеля. А они сыграли свои роли совсем неплохо.

Уверен, что эта роль добавит сложностей в личной жизни Фуйта. Дже несмотря на декларируемую толерантность Европы, эту роль ему припомнят еще не раз и не всегда корректно. Но это лишь является показателем точности его игры.

В моем понимании, Фуйт вполне может занять нишу голливудских злодеев. Даже на главного злодея в «Бонде» может вполне потянуть. Да и при последующем расширении жанрового диапазона у него тоже может все сложиться удачно.

Возвращаясь к осмысленной провокации Маркуса, не могу не отметить, что она удалась. Несмотря на весьма мрачный и страшный подтекст, в фильме нет прямых намеков на какое-либо насилие, кроме ограничения свободы. Так что, в этом случае, режиссер бережет своего зрителя, не погружая его в аналог «Сербского фильма». В остальном, Маркус также старается дистанцироваться от происходящего.

Лишь в деталях мы можем заметить его отношение к проблеме. Вглядитесь в уставшего Фуйта, отдыхающего у телевизора на диване. Очевидно, что он смотрит какой-то порно-хоррор (или просто, трэш-хоррор). Внимательный и сосредоточенный взгляд сменяет легкая усмешка. Очевидно на каком-то кровавом эпизоде.

В заключение скажу несколько слов и о своей оценке этого фильма. Маркус поднял очень актуальную тему и сделал весьма правильно, не погружая зрителя во все нюансы насилия. По наитию, предполагаю что официальная экранизация биографии Наташи Камуш — «3096 дней», которая в ближайшее время выйдет на экраны, будет сделана гораздо более сентиментальной и душещипательной.

Именно благодаря своим смелым и точным кинематографическим решениям картина Шляйнцера заслуживает положительной оценки. Уверенная игра актеров тому подтверждение. Но о полезности фильма для психики, его конструктивной ценности для Человека, говорить не приходится. Не могу я поставить это кино в один ряд с уже упоминаемыми «Гавром» и «Мальчиком с велосипедом». Поэтому, моя оценка этой картины будет сравнительно невысокой.

И еще… Поднимаемая тема должна вызывать однозначную негативную оценку. Нельзя оправдывать или допускать нормальность таких отношений. Я считаю это нормальной позицией каждого человека. Именно поэтому, я прошу весьма критично относиться к рецензиям, поэтизирующим или оправдывающим действия Михаэля. Думаю, что тут нужно писать гневные комментарии и жаловаться в администрацию Кинопоиска. По другому тут нельзя. Просто вспомните усмешку Михаэля из фильма, когда он смотрит свой трэш…

6 из 10

Ах, этот австрийский кинематограф. Поражает в который раз. После работ Михаэля Ханеке, вероятно, трудно воздействовать на зрителя в такой же пресловутой манере. Но Маркусу Шляйнцеру удаётся воспроизвести как почерк мастера, так и невидимый обычному глазу, подразумеваемый драматический накал в своей картине «Михаэль». Можно даже сказать, что история о педофиле и несчастном мальчике словно бы является потомком, ребёнком, воспитанником холодных, расчётливых фильмов Ханеке.

Насиловать детей аморально, но мы, современное общество, пропитанное насквозь суевериями и предполагающее во всём слишком увеличенную фантазией долю чудовищного, — мы привыкли воспринимать педофилов как животных во время брачного периода. Режиссёр показывает нам обратную сторону воображаемой беды. Главный герой драмы является всем для «своего» мальчика, как тот для него. Он не перевозбуждённый осеменитель, а обычный тихий человек, застрявший в рутине и пагубности запретного пристрастия, что, впрочем, его не оправдывает, не так ли?

Довольно странно наблюдать за отношениями «большого» и «маленького», учитывая отсутствие постельных сцен, но множество намёков на их возможность. Словно становишься зрителем неправильной, специфической пародии на брак; на воспитание; на сожительство; на власть сильного над слабым. Сам фильм по сути очень специфичен, отстранённо документаелен, что ли… Долгие планы при полном отсутствии музыкального ряда и пренебрежении прямой речью. Как взгляд со стороны. Как свидетельство незаштампованности данного зла: под маской любви и заботы скрывается одиночество, взращенное… чем? То есть… то есть как так получилось, что Михаэль когда-то обосновался, перестал общаться с семьёй и ступил на путь закрытости от внешнего мира, хранящей теперь уже привычный чудовищный метод убиения повседневной скуки? Мы так однозначно и скудно определяем понятие греха, что никогда не поймём: грех безграничен и может проявляться во всех состояниях, образах, ипостасях.

О фильме можно рассуждать долго и с разных сторон. А вот досмотреть его сможет не каждый. Вы рискуете просто уснуть за показом долгих, неприятных чисто эстетически, тонких по смыслу сцен, ведь фестивальное кино не может быть для всех. Очередная лента, прошедшая отбор на Каннском фестивале, становится всегда испытанием — лёгким или тяжелым, но непременно вскрывающим какой-либо нарыв. Это не «попкорновый» вариант восприятия мира и реальности… Это сугубо личный эксперимент каждого режиссёра, часто скрытый от одностороннего понимания истины.

Поэтому при просмотре «Михаэля» время тоже текло как-то странно: медленно и неумолимо. Ближе к финалу разворачиваются долгожданные поворотные события и уже вплоть до титров смотреть кино получается без желания сделать перерыв. Холодно и беспристрастно Маркус Шляйнцер обрубает концы, в этой истории нет счастливых. И каждый платит сполна. Даже тот, кто не успел согрешить.

7 из 10

35-летний клерк — блоха в очочках — держит в подвале дома 10-летнего мальчика для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Подробности не смакуются. Но хватает легких намеков, чтобы раскрутить маховик зрительского воображения дальше некуда…

Австрийский режиссер Шляйнцер беспристрастен, не морализирует. Просто констатирует проблему. Наблюдает из-за угла. Но отчетливо доносит до зрителя мысль: любой из пропавших детей, о которых рассказывается в сводке новостей, может оказаться в таком вот рабстве. И, кстати, кто сказал, что ребенка для этого нужно похищать? Никто никогда не обозначал границ бытового насилия. Михаэль, Михаил, Майкл, Мишель. Тихо. Рядом. По соседски.

Фильм скуп на действие и диалоги, снят в стиле другого австрийского бытописца Михаэля Ханеке — есть даже предположение, что назван в его честь.

7 из 10

Этот фильм, участник основного конкурса Канн-2011, австрийца Маркуса Шляйнцера во многом подтверждает все самые страшные стереотипы об ужасах, скрывающихся за заборами добропорядочных австрийских граждан. Режиссер, бывший у Ханеке директором по кастингу, выбирает ту же холодную, отстраненную манеру повествования, что и у своего бывшего босса: долгие планы, минимум фраз, фиксация на примитивном быте. Он не ищет каких-то ответов, а просто бесстрастно описывает один конкретный ад, ад 10-летнего Вольфганга, живущего в подвальной комнате у 35-летнего Михаэля (тут уж конечно нельзя не поржать над совпадением, что Ханеке зовут так же).

Этот ад в чистоте комнаты, во всех удобствах, в карандашах и альбомах, предоставленных тюремщиком, в аккуратности и педантичности Михаэля, абсолютно неприметного клерка-страховщика с типично задротской внешностью. Тщательно отмежевываясь от лишних контактах, но без перегибов, создавая образ интровертного нелюдимого холостяка, Михаэль посвящает всю свою жизнь Вольфгангу, точнее не ему, а созданию нормальных условий для своей секс-игрушки, ни о каких чувствах речи не идет, при форс-мажоре участь ребенка предрешена, а в на его место легко найдется новый.

Больше ада как раз не в каких-то сценах сексуального характера, а в том, что Шляйнцер выносит все мерзости за кадр. И от этого еще мерзотнее, все эти постригания, рука на шее во время прогулок, чинные совместные трапезы, подарки. Эта лента могла бы быть документальной, с помощью нее режиссер поднимает вопросы о закрытости частной жизни, что является плодом современных устоев, никому ни до кого нет дела, в соседнем доме творятся такие дела, однако, пресловутая «прайвеси» дает и побочные результаты.

В интернет-сетях обнаружилась бомба замедленного действия — фильм «Михаэль», участник прошлогоднего каннского конкурса. Тогда темную лошадку из Австрии нарекли главной провокацией главного кинофестиваля планеты. Не случайно: именно такие картины и придают скандальный привкус чемпионату мира по кино.

«Михаэль» — это еще один довод в пользу того, что дело Михаэля Ханеке живет и в каком-то смысле побеждает. Мы говорим Ханеке, подразумеваем — стиль холодный и отчужденный, как бухгалтерский отчет, но меж тем аккумулирующий напряжение и накапливающий ярость. Именно такое бесчувственное и подробное повествование может производить обезоруживающее и обескураживающее впечатление. Проверено на себе. Дебютная работа Маркуса Шляйнцера (до того по большей части снимавшегося в кино, но не снимавшего его), собственно, не о Ханеке, а об одном его вымышленном тезке, чей портрет нарисован типично по-ханековски.

Этому Михаэлю 35 лет. И у этого добропорядочного бюргера — неприметного клерка страховой компании, любителя домашнего порядка и «Бони М» — есть своя тайна, о которой никто не знает. Кроме разве что Вольфганга, которого он прячет в своем подвале. «Пикантность» ситуации заключается еще и в том, что пленник в три с половиной раза младше Михаэля… Не поймите меня неправильно, но если вы уже предчувствуете что-то нехорошее, то должен вас разочаровать: фильм именно про это — самую болезненную и табуированную тему современного кино. В 90-х годах прошлого века таковой, помнится, было принято считать инцест, теперь вот вектор некоторым образом изменился.

Тема «щекотливая» настолько, что у меня уже битый час продолжает виснуть компьютер. Затруднение вызвал даже заголовок текста: обыграть в названии тему так, чтобы написанное не отдавало цинизмом или двусмысленностью, оказалось затруднительно. Поэтому решил тупо ограничиться названием фильма. Возможно, такие же трудности были и у его создателей. К ним, к слову сказать, лично у меня возникают вопросы. Шляйнцер, как утверждают каталоги, долгое время работал ассистентом по кастингу у Зайдля и того же Ханеке. В частности подбирал последнему детей для «Белой ленты».

Но даже если он набил руку на работе с подростками, это еще совсем не основание для эксплуатации 10-летнего Давида Раушенбергера в картине, почти нигде не вышедшей в прокат, а если показываемой, то с жесткими ограничениями — «до 18 лет». Юного исполнителя хоть и оберегают с помощью монтажных склеек от физиологических подробностей (и то не всегда), но, так или иначе, все равно делают созависимым участником клинических перверсий, адресованных исключительно взрослым. Вопросы: «Куда смотрели родители мальчика, разрешив ему сниматься?», и «Что он будет переживать потом, когда вырастет?», — они, как правило, в таких случаях остаются без ответов.

Сексуальные травмы и табу, часто устремленные вглубь нашего бессознательного, могут иметь под собой невидимые корни. Например, в трагедии Чикатило многое может объяснить тот факт, что в его семье, оказывается, была убита маленькая девочка — сестра будущего серийного убийцы. Скрываемая родителями информация, была, однако, «вшита» в бессознательное сына, который своими многочисленными нападениями на женщин в зрелом возрасте мог либо слепо следовать «семейной традиции», либо пытался неосознанно сигнализировать таким образом о «скелете, хранившемся в шкафу родителей».

О каких секретах своего подсознания пытался сообщить Маркус Шляйнцер, не только поставивший фильм, но еще и написавший сценарий, история пока умалчивает. Может, оно и к лучшему: здесь и так предостаточно информации для пытливого ума…

Неприметный карьерист скромно живёт в окраинном домишке мирного европейского городка, изворотливо уклоняясь от женского внимания сослуживцев, отбивая порывы матери навестить его тихое холостяцкое жильё, довольствуясь уютными вечерними посиделками с мальчиком, которого он хранит в подвале, где по полкам разложен весь его хозяйственный инструмент.

Аккуратный Михаэль строго контролирует жизнь маленького Вольфганга, регулируя таймером электроснабжение его подземного жилья, скрупулёзно отмечая в ежедневнике дни своих визитов в мрачную обитель паренька, отдающего ему длинные письма своим родителям, навсегда застревающие в руках предприимчивого мужика.

Их двое. А для дела больше и не надо. Другие появляются в моментах — для отвода глаз. Основа картины — в сюжетных решениях, которые Маркус Шляйнцер использует для выражения бедового положения мальчика, находящегося в руках тишайшего человека, ведущего честную жизнь порядочного гражданина, вечерами вытворяющего за зашторенными окнами, Бог знает что.

Вызов и ответ — в казусах и несчастьях главного героя режиссёр находит способ демонстрации обречённости его временного жильца, который вовсе и не жилец, случись болезнь тела или ещё что, вроде внезапной отлучки хозяина, когда узник подолгу остаётся один. Один на один с тоской и болью, рискуя не выйти целым из этих стен, к чему, собственно, многократно клонит ход событий, останавливающийся неизвестностью у тёмного дверного проёма, в котором, покрытые мраком, остаются немые вопросы к людям, не знающим, что сделать, что б укротить дурную напасть.

Озабоченность — вот, пожалуй, главное ощущение, которое возникает, когда смотришь этот фильм. Озабоченность возможностью общества распознать и предотвратить беду, предупредить жертв и предостеречь их родителей. Озабоченность, смешанная со зловещим скепсисом Маркуса Шляйнцера, пускающего титры под счастливый хит «Sunny», радостно увещевающий, что завтра может быть лучше, чем вчера.