Синдромы и столетие (2006)

Я решил начать с идеи рассказа о своих родителях, работавших врачами, но потом познакомился с нужными актёрами, нашёл место для съёмок и узнал другие истории, которые объединил и добавил. Я стараюсь обходиться без ограничений и позволяю сюжету течь в любом направлении. Это очень захватывающе.

© А. В.

Апичатпон Вирасетакул – фаворит множества фестивалей самых разных стран мира, но у себя на родине, в Таиланде, периодически сталкивается с критикой и непринятием.

«Синдромы и век» (или «Синдромы и столетие», или первоначальный вариант – «Близость и турбулентность») должен был выйти в Бангкоке ограниченным прокатом 19 апреля 2007 года, но прежде Совет цензоров потребовал вырезать четыре сцены «деликатного характера» (в двух из них врачи проявляют «неподобающее поведение») – и прокат отложили на неопределённый срок. Вирасетакул выразил недовольство.

Цитата для издания «Бангкок пост»: «Я, будучи режиссёром, отношусь к своим лентам как к собственным сыновьям или дочерям. Меня не волнует, любят ли их люди или презирают, если я создал их со своими лучшими намерениями и усилиями. Если эти мои отпрыски по какой-то причине не могут жить в своей стране, пусть они будут свободны. Нет смысла калечить их из страха перед системой. В противном случае у кого-то нет причин продолжать заниматься искусством».

Вскоре на свет появился закон о рейтингах, заменивший в Таиланде закон о кино 1930 года и утверждённый Национальным заксобранием 20 декабря 2007 года. Он содержал ограничительную структуру рейтингов и сохранял право правительства на редактирование и запрет фильмов, которые, по мнению вышестоящих чинов, «подорвали бы или нарушили общественный порядок и моральную порядочность либо могли бы повлиять на национальную безопасность или гордость народа». В связи с этим возникло Движение за свободное тайское кино, в том числе сформированное Джо (самоличное прозвище А. В.). Мотивация звучала так: «Мы не согласны с волеизъявлением государства запрещать фильмы. Уже есть и другие альтернативы, покрывающие потенциальные правонарушения со стороны кинематографистов». Последовавшей реакцией были слова Ладда Тангсупачай, директора департамента надзора Министерства культуры, о том, что закон о рейтингах необходим, так как зрители в Таиланде «необразованные» и «не интеллектуалы».

Повторная попытка представить работу на рассмотрение всё того же Совета обернулась очередным фиаско: правление приказало изъять ещё две сцены вдобавок к четырём. Апичатпон нехотя согласился вместо удалённых эпизодов «потешить» публику поцарапанной чёрной плёнкой и тишиной, продолжавшейся столько же, сколько исходная сцена, в знак протеста и информирования общественности о проблемах цензуры. Потеряв около пятнадцати минут хронометража, «Синдромы и век» вышли ограниченным тиражом 10 апреля 2008 года. На показе покупателям билетов вручались открытки с кадрами из отсутствующих сцен и ссылками на них в YouTube. Часть выручки ушла Фонду тайского кино, также организовавшему выставку об истории тайской цензуры.

Это фильм о трансформации. О том, как люди меняют себя к лучшему. Это фильм о сердце – не обязательно о любви, но о памяти и чувствах, которые навсегда отпечатываются в нём.

© А. В.

«Сюжет развивается в двух больницах с разницей в сорок лет и исследует как воспоминания, так и текущее бытие главных героев» – написано в некоторых источниках, но подгон любого удобного нарратива терпит бедствие. Вирасетакул вновь жонглирует наличествующими сценами в ему одному знакомой концепции. Медитативное повествование сопряжено с хитросплетённым монтажом: фрагменты складываются в мозаику, мозаика рождает в голове причинно-следственные связи, те преобразовываются в подобия воспоминаний и/или снов: автор крутит калейдоскоп – правда, не перед зрителем, а внутри него. Будучи очарованным атмосферой, ты поневоле становишься заложником метода: визуальное наполнение, перекликающиеся мотивы, взаимодействие персонажей – составные части полотна, сшитого вдоль и поперёк нитями магического реализма.

Здесь даже не сразу замечаешь перехода границы в традиционной для мастера двухактовой структуре. В «Благословенно Вашем» возникали титры, когда машина резво ехала по дороге из пригорода в джунгли; в «Тропической болезни» фото в альбоме сменялось наскальным рисунком и рассказом о шамане в теле тигра. В «Синдромах…» зацикленность самоповторов внутри конкретного фильма в частности и фильмографии в целом достигает катарсического эффекта, начисто сбивая ракурс. Можно трактовать подобный подход как воплощённую идею реинкарнации. Не случайно ярчайшим из её признаков становится солнечное затмение: символизм таков, что шар в небе (Солнце) – сам по себе круг, а его «столкновение» с другим шаром (Луной) по окружности оси равен перерождению – закрытию прежнего цикла и открытию цикла следующего.

Творчество Джо всё построено на этом. Постоянное соприкосновение с природной гармонией, кармическими индульгенциями, таинственными явлениями, на первый взгляд, лишь фон для присутствующих в кадре людей, но на деле люди – мельче, чем кажутся, хотя через них можно проявить то, что скрыто от глаз. В то же время люди совершенно автономны в своём естестве: кому-то высокие материи не нужны и потому доступ в иные измерения закрыт плёнкой врачебного скептицизма, а кто-то, напротив, видит шире, полагаясь, например, на месть куриц во сне или ментальное очищение через «внутренние водопады».

Реальность и ирреальность – две стороны сознания мира. В его центральной извилине зиждется человек, вынужденный выбирать, во что верить. Сам мир – неизбывен, время – бесконечно, перемены и трансформации – клейкое вещество Вселенной. Но в итоге всё взаимосвязано, нет одного без другого.

«Синдромы и век» (если не считать множество короткометражек) предшествует главной победе Апичатпона в Каннах – «Дядюшке Бунми, который помнит свои прошлые жизни». Рядовому обывателю стиль режиссёра, не изменяющего себе вне зависимости от роста популярности и полученных наград, покажется изрядно неторопливым, местами скучноватым и не полагающимся на привычные драматургические формы. Тех же, кто готов с головой погрузиться в созданный мастером мир, ждут новые ощущения и смыслы, редко появляющиеся в жанровом кино. Обширное количество трактовок и интерпретаций позволяет рассматривать картину с разных сторон – от религиозно-фольклорного уклона с буддистскими предпосылками до полёта в эмоциональный космос, богатый образами и поэтической риторикой. Сюжет действительно тасуется в непредсказуемых направлениях, то смыкаясь, то размыкаясь в пространном танце, и, тем не менее, рано или поздно складывается в красивый узор без начала и конца, ибо нет никакого начала, нет никакого конца. Есть сама жизнь, подчиняющаяся времени и его метаморфозам.

А мы – в центре всего сущего.

7 из 10

Синдромы и столетие, пожалуй, самый умиротворяющий фильм из всех тех, что мне приходилось смотреть до этого момента. Он начинается с идеально подобранного саундтрека — воздушного ambient’а создающего ощущение безмятежности. Потом следует кадр с раскачивающимися на ветру из стороны в сторону деревьями, что еще более усиливает релаксацию. И далее весь фильм протекает в такой благостной атмосфере — наполнен ярким солнечным светом, цветущей зеленью тропической флоры, мелодичным пением птиц, стрёкотом кузнечиков, светлыми тонами. Превалируют зелёные (в первой части) и белые (во второй) цвета. В буддизме белый цвет олицетворяет святость, непорочность, чистоту, овладение самим собой, спасение. А зеленый — символ жизни. От такого визуального ряда возникает ощущение идеальной гармоничности мироздания.

Насколько Синдромы и столетие упоительно благостен как визуальный образ, настолько же сложен для интерпретации как нарратив. Повествование делится на две части: первая изображает провинциальную больницу среди джунглей, вторая современную больницу в городе. В обеих частях персонажи и диалоги практически одинаковые (с небольшими вариациями). Такой ход повествования отсылает к идее реинкарнации — меняются декорации и события, а люди и их переживания всегда неизменны, обречены на вечные страдания в круге перевоплощений. Некоторые эпизоды выглядят несвязанными между собой, не хватает последовательности. Видимо, дело в том, что при нарушенной логической структуре сюжета, когда причинно-следственная связь между событиями не всегда присутствует или неочевидна, на первый план выходит ассоциативно-эмоциональная составляющая. Воспоминания, чувства, одни и те же люди в разных ипостасях, общая гармония природы и мира обеспечивают целостное единство композиции. Важно показать с одной точки зрения (человеческой) случайный характер жизненных происшествий, с другой (кармической) закономерность жизненного потока, но определяемого не человеческой логикой, а своими для нас не вполне постигаемыми законами. Дхарма остается неизменной, а жизненный поток постоянно меняется, перетекает из одной формы в другую, и мы сами пребываем в череде бесконечных трансформаций. Складывается впечатление, что в такое кино надо, прежде всего, вчувствоваться, а не вдумываться. А ещё лучше просто сфокусировать внимание на том, что в данный момент происходит на экране и созерцать, принимая всё происходящее, не пытаясь давать каких-либо оценок или установить чёткую логику событий. Последние 10 минут фильма так и вовсе проходят без диалогов и представляют собою чистое созерцание.

Чтобы правильно понимать, что хотел сказать создатель фильма Апитчатпон Вирасетакул, нужно быть знакомым как в целом с восточной культурой, менталитетом, так и в частности с буддийской символикой. Повествование отображает религиозно — фольклорные представления тайцев — статуи Будды, монахи, притчи, концепции чакр, реинкарнации и прочие образы задают смысловую направленность. Для истории взаимоотношений врачей прообразом послужили отношения родителей режиссера.

Подводя итог, остается лишь снова сказать, что на экране перед нами протекает череда различных историй и персонажей, воспоминаний и переживаний, образуя единый жизненный поток, от созерцания которого наполняешься внутренним спокойствием и оптимизмом, медитируешь на время и состояния.

10 из 10

Смотря эту картину я задумался о Гегеле. Вернее о его понятии «чистого бытия». Помните как он писал в «Науке логики»: «чистое бытие не должно означать ничего другого, кроме бытия вообще; бытие — и ничего больше, бытие без всякого дальнейшего определения и наполнения».

«Чистое бытие» по Апичатпону пронизано различными портретами, судьбами и диалогами. Если смотреть на все с позиций якобы просвещенного любителя истории киноискусства, то рецептура микста вполне проста — немного от Кена Лоуча, «Простой истории» Линча. «Кофе и сигареты» Джармуша не забудьте. Только не те, глянцевые, которые вышли в полнометражном формате, а самую первую короткометражку. А если взглянуть на кино с позиций постоянного зрителя Апичатпона, то мы получим расширенную версию фильма «Благословенно Ваш». Вернее первой половины того фильма (до титров). Хотя и «Неопознанный полуденный объект» не следует сбрасывать со счетов.

Другими словами — этот фильм «ни о чем». Явного сюжета не прослеживается, ибо все происходящее можно представить как совокупность созерцательных короткометражек. Автора интересует все, что определяет самую простую жизнь. Он совсем не прячется за сюжетные интриги, сарказм или иронию. Деревья, памятники, заводы, медицинский анализ, лечение потоком энергии, объятия влюбленных, групповая гимнастика в городском парке, странные сооружения и пустой коридор. Апичатпон совершенно не боится предстать перед зрителем скучным и заурядным. Он предлагает собственное видение медитативного фильма, лишенного сюжетных и мистических интриг. Остается лишь напомнить слова Дхиравамасы и скромно рекомендовать их как возможный ключ к постижению режиссерского замысла: «Позвольте себе быть, чувствовать, воспринимать и переживать то, что доступно в данный момент, будь то боль, страх, гнев, смятение, печаль, радость, блаженство, счастье, восторг или покой».

7 из 10

Молодой военный беседует с докторшей. За окном солнечно. Вопросы унылы, ответы невпопад. Люди покидают кадр, камера уезжает в сторону, в поле зрения появляются разнокалиберные деревья и трава, но диалоги еще слышны. А вот уже и не слышны. Теперь просто шелест травы. Щелк-щелк, следующая сцена. Парень делает девушке предложение и клянется в вечной любви. Девушка в ответ вспоминает, как давным-давно была влюблена в «эксперта по орхидеям». В огороде бузина, а в Киеве дядька. Впрочем, последняя фраза будет уместна на протяжении всего фильма. Что, черт возьми, происходит?!

Трактовка глобально-философская, или «Симулятор Бога»

Вообразите себя творцом всего сущего. Вы одновременно ощущаете, как вершатся миллиарды судеб. Вы можете наблюдать, как тиранозавр разрывает очередную тушку и параллельно слушать пламенную речь Жанны Д’арк, быть в высшей точке Джомолунгмы и присутствовать на дне Марианской впадины. Да что уж, сам Демон Лапласа горько плачет в углу, завидуя вашим силам. Проходящие потоки информации, настолько насыщенны, что запас мыслимых приставок к слову «байт» исчерпался. И зачем же в таком разе наблюдать за жалкими людишками? Кто знает, наверное, творцам тоже бывает скучно. Но вернемся в наш мир. Известно, что Апитчатпон Вирасетакун всегда интересовался тонкими материями: переселение душ, прошлая жизнь, параллельные миры и т. д. В данном случае режиссер, будто давая порулить высшими силами, пытается объяснить, насколько непостижимы для человеческого разума описанные концепции. Как проекция четырехмерного куба на трехмерное пространство — выглядит полнейшей белибердой, но кроме нас в этом никто не виноват, а куб спокойненько существует в своем особом мире абстракций и плевать хотел, что в него кто-то не верит. Нет, безусловно, зрителю покажутся бессмысленными обрывочные эпизоды, странная связь персонажей и повторяющиеся внезапно-случайные «загулы» камеры в сторону природных красот. Но кто сказал, что должно быть легко?

Трактовка культурологическая, или «Гимн постмодернизму»

Все уже украдено до нас. Ничего нового не существует, информационное пространство сжимается в точку. Но всех спасет использование готовых форм. «Эклектика — наше все!» — метафорически кричит сцена фильма, из которой мы узнаем, что заурядный дантист оказывается еще и неплохой певец, а скромный монах в детстве мечтал стать диджеем. «Цитирование рулит!» — иносказательно заявляет эпизод из середины произведения, который в свою очередь является полной копией стартового эпизода, разве что декорации осовременились и несколько персонажей были заменены. Вообще, лента «Синдромы и столетие» представляет собой мешанину из ассоциаций, возникающих у тех или иных героев и реализованных флешбеками, флешфорвардами и прочими магическими трюками. Непонятым теперь остается только одно: почему же на все это так скучно смотреть?

Трактовка простая, или «Все люди братья»

Все люди братья. Хе-хей!

На самом деле, «Синдромы и столетие» есть чистокровный беспримесный артхаус. Из тех, где в потолке может материализоваться дверь, оттуда вылетит Иван Грозный и фальцетом споет «We will rock you», причем сей эпизод будет важнейшим символом и стержнем повествования. Кому более по душе примеры от классиков, может вспомнить, как Хорхе Борхес однажды встретил самого себя, помолодевшего лет на тридцать, и даже разговаривал с ним (собой) несколько минут, пока тот ему (сам себе) не наскучил. Конечно, Вирасетакуна нельзя назвать «новым Линчем». Да и на «тайского Линча» он вряд ли потянет. Однако же вступить в полузакрытую секту со страшным названием «Кино не для всех» ему вполне удалось. Смотреть такое нужно непременно в шляпе, непременно должны наличествовать монокль и тонкие черные усы, а комментировать следует непременно по-французски. В этом и только в этом случае ваша доска для киносерфинга сможет покорить загадочную тайскую новую волну. Трактовок будет миллион, а в итоге окажется, что недотепа-оператор просто перепутал кнопки на камере. Но главное же не это. Главное — это несколько минут светлой веры в присутствие всамделишного режиссерского замысла, того самого механизма, который заставит хорошенько поработать ленивые нейроны в пространстве между ушами. Так что, «Мыслю, следовательно, существую». Не самое плохое, надо сказать, занятие.