Шествие (2002)

Сюжет «Шествия» полностью построен на показе траурной церемонии, состоящей из нескольких компонентов. На экране появляется шествие мужчин, несущих табут (погребальные носилки), на которых лежит тело, завернутое в традиционный белый саван. Шествие мужчин ритмично сменятся изображением толпы женщин-плакальщиц. Одетые в черные одеяния, они неистово скорбят об утрате. Их движения синхронны, звуки стенаний пронзительны и душераздирающи. В целом эстетизированная короткометражка Ш. Нешат напоминает театрализованное действие и может показаться неискушенному зрителю чрезмерно замысловатой, однако «факты бытования погребального обряда свидетельствуют о том, что со временем он насыщался элементами театрализованного действа, в котором участвовали певцы, музыканты и декламаторы. Самым эмоционально действенным было искусство плакальщиц, вызывающее у присутствующих осознание невосполнимой утраты и горя. С приходом ислама этот древний ритуал был интегрирован в иную религиозную и культурную среду, а тема оплакивания займет прочное место в шиитской поэзии» [Гусейнова 2004: 163].

Существование некоей театральности во время проведения похорон можно встретить и в современной городской культуре Ирана. Очевидцы описывают: «…Процессию скорбящих возглавляет специально нанятый профессиональный роузе-хан, у него в руке микрофон, он читает молитву. Роузе-хан затягивает погребальную песню о кусте жасмина — женщина, что посадила его, умерла. Ее нет с нами, но когда куст расцветает, аромат достигает ее души, подобно памяти о добрых делах ее самой и ее потомков. Слезы выступают на глазах скорбящих, когда они вновь и вновь слышат рефрен: «Где она теперь?» [Кутлаки 2011: 169].

Итак, рисунок «Шествия» венчает неожиданное появление на переднем плане сидящей за каменной изгородью маленькой девочки, которая, по-видимому, олицетворяет продолжение жизни. Примечательно, что девочка одета в противоположность остальным участникам процессии в белое, что скорее всего не случайно в образной системе фильма. «К поступкам, совершаемым против религиозной сунны, относится собрание в знак сочувствия и ношение черной или синей траурной одежды» [Гольдциер 1938: 145]. Однако это предписание не прижилось в иранской среде, даже несмотря на тот факт, что «у зороастрийцев Ирана цвет траурной одежды — белый [а не черный]» [Хисматулин, Крюкова 1997: 102]. Таким образом, на протяжении веков народное проявление скорби находилось в оппозиции к регламенту господствующей религии.

Девочка складывает из камней что-то наподобие башни с отверстием или колодца и кладет внутрь матово-белые веточки. Этот художественный образ визуально напоминает дахму, зороастрийское костехранилище, с человеческими костями. В довершение всего внезапно вспыхивает пламя, которое кольцом охватывает траурное шествие мужчин и плакальщиц, замыкая в единое целое цепь рождения и смерти. Огонь — важнейший элемент в образной системе иранского искусства, издревле известного своей огненной и солярной символикой.