Двое (2002)

Вернер Шрётер — самобытное явление в немецком экспериментальном кино. Кинематографист, театральный и оперный режиссер, его работы наполнены двойственностью, революционностью и декадентской эстетикой. В них намеки на авангард парадоксально органично уживаются с отпечатками китча, а фантазии и сны воплощаются в реальность. Он приверженец идей романтизма — истинно немецкой традиции, берущей свое начало ещё в произведениях Гофмана и современников, с присущей мрачностью, максимализмом, мистикой и предельным, бьющим в глаза реализмом с его красочностью и любовью к излишествам. Не зря именно на примере литературы Райнер Вернер Фассбиндер говорил о месте Шрётера в истории кино, размещая его творчество между Новалисом, Лотреамоном и Луи-Фернандом Селином.

Шрётер — радикальный индивидуалист, и «Двое» — своеобразное выражение предельно субъективного взгляда на действительность и смерть, и надрывное упоение ею. Узнаваем исключительный стиль режиссера, заклейменный загадочным, «андеграундным», маргинальным. Фильм мозаичен, держится на созвучии мгновений. «Двое» — это очередное пестрое полотно, скроенное из чарующих и пугающих образов, сплав грубой реальности и аллегорического видения, натурализма и чрезмерной семиотизации. Основа всего — эрос и танатос. Страсть, искупление, насилие, саморазрушение и умирание — такова основная тематика картины, а блудница и мать — главные героини.

Являясь калейдоскопом сменяющих друг друга выверенных планов, броской мимики и резкой жестикуляции, фильм Шрётера не несет в себе никакой информативности, он лишен полноценного действия и сюжета. Складывается впечатление, будто задача режиссера — запутать зрителя, всеми возможными способами привести его к состоянию незнания. Шрётер беспощадно бьет по чувствам, и уже невозможно различить эмоции актеров и собственную реакцию, наслаждение и отвращение, боль и смех перемешиваются, рушится логическая связь между визуальной составляющей, диалогами и звуками, их значения отрываются от контекста. Благодаря этим колким эффектам мы воспринимаем фильм тактильно. Яркие краски, пафос и песни, нарисованные крупными масками театральные жесты, раны, богатые оттенки отношений и желаний, обилие метафор и метонимий — здесь присутствуют все фирменные приемы Шрётера. «Двое» — всё та же попытка внеязыкового общения режиссера с аудиторией.

Легкое, едва уловимое несовпадение видимого и слышимого, образа и звука (зазор, «асинхрония», о которой говорил Делёз) присутствует и в этом фильме, и музыкальное обрамление как всегда важно для меломана Шрётера. Он снова отдает предпочтение высокому стилю — опере, изредка разбавляя тишину монологов ненавязчивым джазом или блюзом. Опера, Беллини, Верди, любимые оперные дивы — неисчерпаемый источник вдохновения.

Изабель Юппер. Икона для Шрётера. Их интенсивное сотрудничество, начатое в 1991 году с картины «Малина», достигает той стадии, на которой, режиссер начинает замышлять кино, воодушевляясь актрисой, ведь «Двое» — написан специально для нее. В этом фильме Юппер раскрывается, теряя контуры, перешагивая границы самой себя. В её облике — отчаяние, безумие, прощание, в игре — буря несовместимых чувств, гипертрофия эмоций, часто нелепых, неуклюжесть изящных движений, гордость в ситуациях на грани абсурда.

Она — отражение. Она грешница и она святая. Она одна и её двое. Близнецы.

Дерзость и угловатость, растрепанные волосы и эротизм сосуществуют с поэтичностью, уютными одеждами, грустными песнями и неспешными танцами в воздушных платьях. «Фрегментарный гермафродит», разобранная и собранная заново, — такова Юппер. «Я много воображала о себе, это помогло мне стать похожей на историю, которая рассказывается», — говорит актриса о работе над фильмом. И эта история гипнотизирует.

«Двое» — это растянутые мгновения, словно склеенные наугад, это опьянение театральностью, музыкальностью, сумасшествием и смертью, пропитанное лейтмотивом двойничества.

История существует, чтобы её чувствовать. Фильм Шретера — это песнь песней смерти, это ее ощущение и приближение. Дво — это road movie или экспедиция в подсознание… «Фрагментарным гермафродитом», так вслед за Сарой Кейн называет свою роль(или роль в себе) Изабель Юппер., можно назвать и фильм Шрётера. Рассыпавшийся пазл, на наших глазах собирают в фильм или фрагмент утерянного фильма две (или все таки одна?) сестры в Исполнении Юппер. «Потерянная мать» (Бюль Ожье) пишет письма обеим, но упоминает их как «не рожденных» детей. Шретер не то что бы отказывается от сюжета в пользу чувственных ассоциаций, который зритель должен испытать собрав фрагменты в той последовательности, которая ему (зрителю) кажется правильной. Другого не дано, Шретер пометил свою территорию экскрементами, что бы чужак, пришедший сюда, знал, что у этой территории есть хозяин.

Героиня Юппер Магдаллена (а может быть Мария) «вывалившийся из гнезда» птенец, воспринимающая мир как jigsaw puzzle или игру-головоломку, в которой требуется составить мозаику из множества фрагментов различной формы. Она пишет письма Ясеру Арафату, представляет себя оперной дивой. Образы смерти, все больше овладевающее ее сознанием, не поддаются разубеждению Картинки из детства (а кто сказал, что это воспоминания, а не «замещённые воспоминания» внедренные в настоящую человеческую память) сменяются картиной мира как оперного спектакля, где есть место молодым матросам (ангелам смерти Жана Жене, убивающим то, что любят) или «прекрасным маньякам» одаривающих убитых им женщин цветком.

В описании болезни (высокого безумия) Шретер следует Делезу: болезнь — жизненная перспектива здоровья. Фильм Шретера — это описание болезни режиссера — раздвоения личности на себя по эту сторону экрана и своего двойника на белом полотне экрана. «Двое»-это портрет режиссера. Это территория смерти и… любви. Любви к стихам, оперным дивам, цветам и ранам, китчу и высокому искусству.

6 из 10