Защита Лужина (2000)

«Его любовь диктует каждое движение» — таков дословный перевод слогана экранизации набоковского романа. И уже один он вызывает ряд вопросов и сомнений по поводу того, удастся ли создателям сохранить идейный стержень произведения в своей интерпретации.

Только ли шахматную любовь увидят зрители на экране? Не более того?

Сосредоточимся на сюжете. Первое, что приводит зрителя в замешательство — резкость смены временных пластов. Только мы видим Лужина в зрелом возрасте среди отдыхающих на курорте — как тут же наблюдаем за его детскими годами, за открытием в нем таланта шахматиста, за семейными драмами, повлиявшими на героя. Проблема в том, что поначалу связь эту уловить довольно трудно, ведь принцип параллелизма состоит в раскрытии сущности взаимосвязи двух или нескольких картинок, тогда как начальные эпизоды представляют просто смену кадров, которая только впоследствии складывается у зрителя в целостную картину. С одной стороны, такое решение оправдано. В том случае, если бы фильм пошел по пути линейного повторения сюжета романа — заставил бы нас изрядно соскучиться. Можно считать, что метод вполне оправдан, но способ реализации заставляет задуматься над его целесообразностью.

Так, в одном из эпизодов череда шахматных турниров показана в преломлении любовных отношений Лужина и Катковой. Вероятнее всего, задумкой режиссера было отобразить внутреннее состояние героя, равенство двух начал, живущих в нем: любви к шахматной игре и любви к Катковой. Но почему тогда эти так называемые постельные сцены выглядят склеенными в угоду зрителям? При этом от киношников ускользает ядро романа, и ключевая тема гения и его ущербности замещается идеей бессмертия любви. Другая сторона человеческого сознания, выделяющая героя из всего его окружения, оказывается для нас закрытой. Мы видим, как правило, только внешние проявления его исключительности.

Несмотря на смещение содержательного акцента романа в сторону его упрощения, формальная сторона передает ощущение чисто набоковского «эстетического умервщления бытия». Сам автор к одному из изданий романа писал: «Из всех моих написанных по-русски книг «Защита Лужина» заключает и излучает больше всего «тепла»». И создатели как нельзя точно подхватили эту мысль, превращая в процессе работы над фильмом полный сочными образами и живыми красками словесный ряд в ряд визуальный. Нельзя при этом не отметить, что формирование системы персонажей пошло здесь по пути эстетизации и идеализации набоковских Лужина и Катковой. Благодаря этому мы видим перед собой очаровательного в своей неуклюжести Александра (Джон Туртурро) и поражающую красотой Наталию (Эмили Уотсон).

Так, можно говорить о том, что лейтмотивом фильма становится любовь, тогда как проблематика оригинала значительно шире… но и при этом экранизация Марлен Горрис являет собой образец блестящей комбинации кинематографической работы.

«Весь мир вдруг потух, как будто повернули выключатель, и только одно, посреди мрака, было ярко освещено, новорождённое чудо, блестящий островок, на котором обречена была сосредоточиться вся его жизнь»

В. Набоков

Он был скромным и скрытным, без пристрастий и грёз. Мальчишкой мыкался по ракитникам одиночества, сквозь которые пытался разглядеть и ощупать мир, но открыл только шахматы, прокравшиеся в его воображение странными, необычными, загадочными, напоминающими его самого, с суетным внешним миром и ветвистым внутренним. Но простое юношеское любопытство переросло в увлечение, немного погодя в страсть и, наконец, в одержимость. Впоследствии повзрослевший Лужин, всё такой же молчаливый и робкий, покоряет мир шахмат, одерживая многочисленные победы, в которых, сквозь вуаль прошлого, расплывчато отражаются улыбки обеспокоенных родителей, будто их сын так и не покинет стены, что состроил вокруг себя. Но стены пошатнулись, только рассыпались отчасти, оставив Лужина наедине с собственной тенью и облекающим светом.

Марлен Горрис понимает, что сложно перенести книжную палитру эмоций на киноплёнку, особенно когда приходится экранизировать роман Набокова, чьи словесные игры, описания внутренних миров персонажей с их переживаниями и чувствами исчерпывающе понятны на его же языке. Но, по крайней мере, вполне можно приблизиться к основе, притом делая картину увлекательной. Узкие итальянские улочки, картинные пейзажи, роскошные гостиничные интерьеры образца 20-х годов сменяются случайными встречами и смущёнными улыбками, причудливостью Александра Лужина и приветливостью Натальи Катковой, которую влечёт к странностям и неожиданностям. Лужин также открывает для себя новый, неведомый и пугающе манящий мир, где любовь к женщине становится своеобразной сиестой от шахмат, отнимающих кучу времени, а точнее, заменивших ему жизнь. Свидания приводят к страстям и, вопреки настрою родителей Натальи против чудаковатого гроссмейстера с тростью и необычными повадками, всё идёт к свадебной суматохе, в то время как шахматный турнир на титул чемпионства мира в самом разгаре. Но Лужину с каждым разом труднее совмещать в своей жизни два полярных мира, хотя куда сложнее с ожившими призраками прошлого, что преследуют и теснят. Валентинов, некогда развозивший молодого гения по странам и соревнованиям и бросивший его после истощения от игры, вновь вторгается в его жизнь, норовя затуманить рассудок и так полупомешанного игрока. С музыкой Десплы витает атмосфера романтизма и симультанно трагизма.

Главным врагом Лужина у Набокова всегда был он сам, но женщины иногда любят драматизировать. Конечно, Горрис не могла следовать текстуально и хронологично за Набоковым, поскольку рисковала поставить затянутое и тоскливое кино, оттого ужала историю, а определённые фрагменты уместила во флешбэки, углубляясь и раскрывая сюжет вместе со своим героем. Монтажный рисунок ленты в то же время отличается своими подчас резкими переходами: кадры перетекают друг в друга как речное течение — неторопливое, сновиденческое. Постепенно шахматное поле начало трепетать от волнения с приближением игры против итальянского гроссмейстера Турати и в шаге от звания чемпиона, преимущественно из-за психологического давления Валентинова на Лужина. Поле превратилось в границу меж двух реальностей, и чаша весов стала крениться от безумия гениальной природы к шизофреническому. В чём Горрис особенно хороша, так это в хождении по стропе меж этих инфинумов, но в этом и немалая заслуга Джона Туртурро, вжившегося в образ Лужина. Находчива и Эмили Уотсон в амплуа спутницы жизни шахматиста, всячески оберегающая своего возлюбленного от игры, лишающей рассудка и уносящей далече куда-то в ирреальные дебри. Режиссёр приоткрывает завесу над ingenium, но не выпячивает нарочито, а размывает грани между гениальностью и помешательством, чтобы показать многосложность и компликацию первого. Лужину необходима защита, уникальный ход в игре и в жизни. А может быть, это одно и то же.

Но о чём всё-таки речь: о шахматной защите или же о защите, которую герой выстраивает между собой, и тем, что называется жизнью? Он отстраняется от всего света, замыкая свой собственный мир на шахматном поле, где лучи его сознания стали рассеиваться и блёкнуть. Всё приобретало шахматный оттенок, шахматные заросли окружали его и жизнь превращалась в шахматные комбинации и ходы. Лужин пробивался чрез людей, как фигуры, чрез улицы, как шахматные поля, тогда как в голове у него нередко стоял шум обречённости. Игра как способ бегства от одиночества парадоксально сделала его сирым, настолько, что даже любящая и заботливая Наталья едва ли смогла заполнить его одинокий, но неотразимо раскидистый мир. Горрис отталкивается от набоковской концовки в угоду драматического эффекта и создаёт более обширный контекст для усиления сути книги. Всё, кроме шахмат, напоминало Лужину сон, в котором он млел и таял, где был всегда чужд. Безжалостная игра соблазняла и втягивала, сводила с ума и обрекала на бесконечные муки, в чём был ужас, но в чём и была единственная гармония.

Смерть и бессмертие.

Этот фильм снят по роману гениального стилиста Владимира Набокова о гениальном шахматисте с трагической судьбой. Я не большой знаток в шахматах, и мне трудно сказать, кто из великих шахматистов скрывается за фамилией Лужин: Алёхин, Стейниц или кто-то ещё… Возможно, это вообще собирательный образ. В данном случае это неважно. Это фильм о шахматном гении, талантливом до безумия. Хотя, может ли гений быть нормальным? Вот что пишет по этому поводу знаменитый психиатр Чезаре Ломброзо: «Даже гениальность — эта единственная державная власть, принадлежащая человеку, пред которой, не краснея можно преклонить колена, — даже ее многие психиатры поставили на одном уровне с наклонностью к преступлениям, даже в ней они видят только одну из тератологических (уродливых) форм человеческого ума, одну из разновидностей сумасшествия. И заметьте, что подобную профанацию, подобное кощунство позволяют себе не одни лишь врачи и не исключительно только в наше скептическое время».

А ещё этот фильм о любви. Несчастной и неразделённой. Два человека, которые созданы друг для друга любят разное. Наталья Каткова любит Лужина, а Лужин — шахматы. И только шахматы. В Наталье он видит свою мать, которую потерял в детстве. Он, великий шахматист, в повседневной жизни — маленький ребёнок, которому нужна нянька. Он абсолютно не способен решать даже простейшие бытовые проблемы. Поэтому в Наталье он видит человека, который о нём позаботится. Но по-настоящему любит он только шахматы, которые владеют всей его жизнью, и попутно лишают его остатков разума.

Вот как описывает Набоков первую встречу Натальи и Лужина: «Непременно все высыплется», — сказал Лужин, опять завладев сумкой. Она быстро протянула руку, отложила сумку подальше, хлопнув ею об столик, — как бы подчеркивая этим запрет. «Вечно вам нужно теребить что-нибудь», — проговорила она ласково. Лужин посмотрел на свою руку, топыря и снова сдвигая пальцы. Ногти были желтые от курения, с грубыми заусенцами, на суставах тянулись толстые поперечные морщинки, пониже росли редкие волоски. Он положил руку на стол, рядом с ее рукой, молочно-бледной, мягкой на вид, с коротко и аккуратно подстриженными ногтями. «Я жалею, что не знала вашего отца, — сказала она погодя. — Он, должно быть, был очень добрым, очень серьезным, очень любил вас».

Они познакомились во время турнира за мировую шахматную корону. Лужину было тяжело — он находился в состоянии стресса. Ему не хватало дружеской поддержки. Наталью очень растрогал этот большой ребёнок, и она полюбила его. Она помогла ему снять внутреннее напряжение и начать выигрывать на турнире. Этому очень противился Валентинов, бывший антрепренер Лужина, который в своё время расстался с ним потому, что Лужин перестал выигрывать.

И тут я хочу сказать несколько слов о постановке. Сценарий существенно отличается от произведения Набокова. Наиболее существенно — в роли Валентинова. У Набокова Валентинов не чинил никаких препятствий Лужину, а у Марлен Горрис он выступает в роли Сальери при Моцарте. Посредственный шахматист Валентинов завидовал славе Лужина, и решил, во что бы то ни стало его погубить. Он начинает действовать как мафиози. В ход идут моральное давление в стиле экстрасенсов, и даже похищение и оставление Лужина одного в незнакомой местности. Возможно, фильму это добавило зрелищности, но я не думаю, что Набоков был бы рад такому вольному обращению с его текстом.

Как бы то ни было, Валентинов добивается своей цели: состояние Лужина ухудшается на глазах. К своему основному матчу с итальянским гроссмейстером Турати он подходит в разобранном состоянии. После того, как матч был отложен в сложной позиции, он уже не может продолжить игру — врачи запретили ему играть в шахматы. Потом — опять Валентинов, опять похищение…

Партия должна быть закончена. Будет ли она закончена? Ведь Лужин на это уже не способен. И здесь нас поджидает главный сюрприз от создателей фильма. У Набокова этого нет. Но в данном случае, создатели фильма не промахнулись. Каков конец? Пусть это останется загадкой…

9 из 10

Опасная экранизация романа Набокова, гениальность — и языковую — которого можно расслышать даже в одной короткой фразе «Шахматы — вещь валкая», удалась. Фильм о странном русском шахматисте столь же трогателен, как и «Евгений Онегин» с Лив Тайлер в роли Татьяны. К авторам чувствуешь только благодарность — причем вовсе не снисходительную, то есть не просто за то, что не испоганили.

Естественно, ушли сотни набоковских деталей (начиная галошами Лужина) — зато как точна красивая некрасивость Натальи (Эмили Уотсон): в лице «лишь намек на возможную гармонию». Но у нее именно «сирая преданность в глазах». Очень соответствует!

Исполнитель главной роли Джон Туртурро поначалу очень раздражал (ну никак не русский аристократ). Но спустя десять минут от него было не оторваться. При чем здесь русская аристократия! Такой гениальный чудик, или, по Набокову, «человек другого измерения, особой формы и окраски», «замысловатейший человек» принадлежит миру. Про таких всегда интересно смотреть — вспомним гениального пианиста в исполнении Джеффри Раша во «Вспышке» (опять же на одном из Московских фестивалей).

Неторопливое повествование в благородном, вполне набоковском ключе позволило создателям «Защиты Лужина» удержаться от заманчивого полного раскурочивания сюжета на потребу. За что им спасибо. Картина грамотно снята, прекрасно оформлена музыкой и, хоть в ней полно шахмат, полна тонкой эротики.

Насколько же сложное и неблагодарное дело экранизация, а тем более экранизация произведений давно уже ставших классикой. Масса нюансов и тонкостей, которые необходимо передать и при малейшем отклонении, от которых непременно возникнут обвинение в неуважении к книге и к автору, но в тоже время на этом конкретном примере отчетливо вижу, что если режиссер прочувствовал предмет и если он не лишен вкуса и способности к выражению, то никакое личное прочтение не испортит устоявшееся впечатление от книги.

Экранизация получилась очень даже не дурная, хоть и достаточно отличающаяся от набоковского Лужина. Первое что бросается в глаза — это уже не история опустошенного и морально искалеченного человека, здесь внутренний конфликт и разлад личности и общества, замещен на конфликт внешний, где вся жизнь стала игрой и борьбой между черным и белым, ангелом и бесом превращая всю жизнь в шахматную партию, т. е. это уже и не Набоков вовсе, но в то же время язык не поворачивается назвать экранизацию плохой. Я б сказала, что это просто лирическо-мелодраматическое прочтение Защиты Лужина, но это его нисколько не портит, а последняя сцена с законченной партией, так и вообще вызывает уважение к режиссеру.

Хотя одна вещь, а именно настойчивое обращение по имени, да и вообще упоминание его практически с самых первых кадров коробило неимоверно — ну не по набоковски это, хотя откуда им иностранцам об этом знать.

Набоков — мой любимый писатель. С большим интересом смотрела фильм. Хотя отзыв в душе был гораздо меньшей силы, чем после книги. Работа Туртурро впечатлила. Больше ни о ком и ни о чём так сказать не могу. А фильм — это результат вложений большой группы людей, а не только актёра.