Любовное сражение во сне (2000)

Как часто, вероятно, нам доводится слышать комментарий о только что увиденном фильме: «а книга лучше!» — и нередко мы соглашаемся с этим замечанием, особенной если главной причиной просмотра фильма было именно близкое знакомство с текстом. «Любовное сражение во сне» не может вызвать у нас такого возгласа только потому, что не сюжет этого фильма не отсылает к конкретному произведению. Но название — отсылает. И основная идея. Как послушные овцы, мы пойдем по стопам этого названия прямо к первоисточнику: к роману «Гипноэротомахия Полифила» или «Любовное борение во сне Полифила», который расцвел в эпоху Возрождения.

Вдумчивый и искушенный русский читатель, пожелавший ознакомиться с переводом этого текста, будет изрядно разочарован — русского перевода в природе не существует. Есть трудности и с английским переводом: роман написан на причудливой смеси итальянского и латыни с вкраплениями древнегреческого, арабского, иврита, а также древнеегипетских иероглифов, что делает его перевод весьма сложной и кропотливой работой, которую в итоге трудно оценить объективно. Кроме того, текст пестрит специальными терминами, специфическими техническими характеристиками и описаниями — помимо художественной ценности из этого источника были извлечены идеи организации сада, архитектурные композиции и эскизы монументов. Искушенный русский читатель, столкнувшийся с таким заманчивым разнообразием ингредиентов, разумеется, захочет распробовать этот бульон, но перед трапезой он непременно удивленно спросит: кто же сей эрудит, давший свету такое обилие информации? Эрудит не желал оставаться анонимным для потомков, но явно не стремился заявить о себе современникам: его имя можно увидеть в акростихе. Франческо Колонна зашифровал свое имя, справедливо рассудив, что оно станет доступно скорее образованному ученому, а не теологическому ревнителю, который усмотрел бы в тексте ересь. По одной из версий, это тот самый Франческо Колонна, который являлся при этом венецианским доминиканским монахом — и эта версия объясняет его нежелание публиковать книгу открыто от своего лица.

Итак, о чем же речь в этой прекрасной книге? О любви, господа — преимущественно. Отвлекаясь на технические подробности устройства сада, Полифил (главный герой романа) ищет свою Полию в языческих древнегреческих декорациях. Он ищет ее и находит, он обнимает ее в продуманном прекрасном саду — и она исчезает, ибо была лишь сном. Некоторые комментаторы умудрено кивают на имя главной героини, толкуя его как «многие». И действительно, многое любит Полифил (и Франческо Колонна): сады, архитектуру, философию, древнегреческую литературу, а также разные языки.

Но вернемся же к фильму, который, по нашему скромному мнению, действительно изрядно отстает от книги, к которой отсылает. Главный герой фильма тоже привязан красной нитью к своей возлюбленной, которую ищет (сам того не ведая) и которую находит (в этот момент и понимая, что искал). Он ныряет и выныривает из одной истории в другую — и, чистые в самом начале, истории перемешиваются от его неосторожных блужданий. Герои заднего плана начинают хаотично повторяться, эхом повторять уже сказанное, повторять уже сделанное. Но наш главный герой отличается от Полифила: сей славный муж не любит никого в особенности, ни к кому не ведом, он легким перышком носится по историям, внезапно сталкивается с возлюбленной, что-то понимает (а чаще — она: «Почему Вы мне так нравитесь?»), а после снова становится пассивным участником событий. В фильме Полия подкрадывается в кадр незаметно, вонзается в историю коварно и неожиданно, она настигает героя и ставит его перед фактом взаимной любви.

Во все ускоряющемся времени мир, раздробленный на десятки ситуаций, совершенно ускользает от нашего несовершенного восприятия. Насыщенный символикой и интеллектуальными изысканиями сон Полифила превращается в кошмар: символическое венчание героя и героини происходит под звон бутафорских мечей. Во имя чего двое влюбленных скрестили мечи? Но времени нет, мы бежим за главным героем к его судьбе, а скорее нас (вместе с ним) пассивно в нее смывает. В воронке оказываются бок о бок пираты, теологи, врачи (которые ненавидят, когда их подозревают во врачебной деятельности), монахини, зеркало, картина, перстни… Всех нас влечет время, перемалывает нас в скупой, сухой экстракт полупустого сада и мужчины, шествующего по дорожке к возлюбленной.

«Гипноэротомахия Полифила» заканчивается эпитафией Полии — любивший много по пробуждении осознает, что коварный сон водил его по загробному миру, а в мире подлунном Полия мертва и догнать ее невозможно. Тоска Полифила заканчивается на высокой ноте (или длится): воистину он долго поднимался к своей возлюбленной с помощью древнегреческих аллюзий, ренессансного символизма и интеллектуальных усилий. Безымянный же герой «Любовного сражения во сне» бесславно смыт в пустой сад к своей настойчивой даме, жизнь и смерть которой были столь беспорядочно разбросаны по фильму, что зритель не отчетливо понимает ее статус на момент концовки. Первобытный хаос правит временем этой кинокартины, первобытный ил, на котором может расцвести собственная глубокая мысль зрителя — если он, разумеется, достаточно терпелив и умен, ибо терпение его будет испытано, а интеллектуальной пищи фильм дать не в состоянии.