| Рейтинг фильма | |
Кинопоиск
|
7.5 |
IMDb
|
7.2 |
| Дополнительные данные | |
| оригинальное название: |
Три истории |
| год: | 1997 |
| страны: |
Россия,
Украина
|
| режиссер: | Кира Муратова |
| сценаристы: | Сергей Четвертков, Рената Литвинова, Вера Сторожева, Евгений Голубенко |
| продюсеры: | Виталий Кошман, Валентина Судзиловская, Игорь Толстунов, Александр Боковиков |
| видеооператор: | Геннадий Карюк |
| художники: | Евгений Голубенко, Алена Степанова |
| монтаж: | Валентина Олейник |
| жанры: | комедия, криминал |
|
Поделиться
|
|
| Финансы | |
 Бюджет:
|
500000 |
| Дата выхода | |
Мировая премьера:
|
18 февраля 1997 г. |
| Дополнительная информация | |
Возраст:
|
не указано |
Длительность:
|
1 ч 45 мин |
Три истории — фильм, который можно назвать одним из показательных в российском кинематографе 90-х. Такая особая атмосфера улиц и героев, подчеркнутая декорациями и происходящими на экране ситуациями. Нет определений городов, нет названий улиц, но есть антураж, соответствующий времени. Мне нравится та медлительность повествования, с которой происходят истории. Истории летние, тягучие от жары и зноя, и ты погружаешься в них, как в полуденную дрему. Цветокор остается мягким, теплым практически весь фильм, как бы подчеркивая это.
Что же может сподвигнуть человека на убийство? Что должно произойти, чтобы мысль эта перешла в действие? Герои каждой истории не похожи друг на друга. У них совершенно разные мотивы, у них совсем разная жизнь. Маленькая девочка, медсестра, уставший служащий — их объединяет только одно: все они решились на убийство. Причем убийство такое простое, как будто не стоившее им вообще никаких усилий.
Диалоги в фильме подчеркивают некую абсурдность ситуаций и мелодично рассуждают по ходу повествования. Так можно размышлять утомившейся к вечеру головой, когда мысли постепенные, а тело успокоено.
Актерский состав тоже очень подчеркивает время. Утонченная Литвинова, резкий Охлобыстин, нервозный Маковецкий и степенный Табаков — органично смотрятся в этом трагифарсе. И там не хочется выбирать одну понравившуюся новеллу. Именно сочетание трех историй позволяет прочувствовать все вопросы, которые задает фильм.
Фильм снят как бы для стороннего наблюдателя. То, как нам показаны персонажи и то, что они делают, не раскрывается зрителю до конца. Понимать их можно, только исходя из их поступков и слов.
Для меня этот фильм останется в списке фильмов 90-х, которые необходимо посмотреть, чтобы понимать настроение того кинематографа в России.
7 из 10
11 июля 2021
«Три истории» — один из самых известных фильмов поздней Муратовой, как и «Настройщик», овеянный многолетней синефильской любовью, многие зрители судят о художественном мире постановщицы именно по этой картине: именно «Три истории» сделали Муратову в глазах публики законченным мизантропом. Это, безусловно, постмодернистское кино с его имморализмом и относительностью нравственных характеристик. Апокалипсис, предсказанный в «Астеническом синдроме», наступил, но Муратова — слишком жизнерадостный художник, чтобы сожалеть по этому поводу.
Мозаичная структура многих ее картин, нанизывание самоценных в своем колорите эпизодов на дряблую нить единого нарратива в позднем ее творчестве откровенно уступает место форме альманаха. Однако, новеллы, составляющие «Три истории», связаны общей танатологической темой и единством интонации, выдержанной в тонах «черного юмора» и экзистенциального абсурда. Иногда при просмотре этой ленты возникает ощущение, что снят он был ради Литвиновой и ее сюжета, остальные две новеллы добавлены ради полного метра. Конечно, «Офелия» задает интерпретации всей ленты психоаналитические координаты, общий тон прочтения, но это далеко не лучшая часть в «Трех историях».
Наиболее законченной, концептуально целостной, наполненной витальным колоритом, вызывающей у зрителя целый спектр противоречивых эмоций, стала завершающая ленту новелла «Девочка и смерть», где Табаков и маленькая исполнительница в блестящем дуэте переиграли и Литвинову с Маковецким, и целую толпу эпизодических исполнителей, как всегда у Муратовой, в большинстве своем непрофессиональных. Все же, как трактовать «Три истории»? Думается, как психоаналитическую притчу о социальном психозе, которым заболела культура после смерти Отца.
Контркультурные тенденции, сумерки пуританской морали, антипатриархальные и антимаскулинные интеллектуальные стратегии, менявшие на протяжении тридцати лет (с 1960-х по конец 1980-х) облик западной культуры, стали мейнстримом и в России 90-х: эмансипированные от мужских запретов невротичные женщины, ищущие себя в актах трансгрессии, социальное поле, распираемое тотальной иронией и карнавализацией иерархий, легитимация маргинального и девиантного — все это сделало 1990-е эпохой «нового варварства» не только в России, но и всем мире.
Крушение кумиров и стереотипов, закат эпохи метанарративов, перелицовка старых сюжетов, вторжение природного и биологического в символическое и культурное, прямое удовлетворение желаний, неопосредованное теперь запретами и воображением, — все то, о чем Муратова буквально кричала в «Астеническом синдром», в «Трех историях» стало данностью, новым контекстом. Мир, который описывает постановщица в этой картине, примитивен и антикультурен, здесь убивают, занимаются групповым сексом, а прежние иерархии попросту отменены.
Муратова достаточно дальновидна, чтобы не читать мораль, упрекать или корить, у нее просто вызывает смех этот адский карнавал на руинах Имен Отца (Закона, Общества, Государства, Культуры, Искусства). Это не хорошо, не плохо, считает Муратова, но надо как-то научиться жить в мире, в котором все, от животного бытия до детского восприятия, отравлено жестокостью. Конечно, такой фильм, как «Три истории», можно было снять только после той китчевой кинематографической революции, которую произвел Тарантино в «Криминальном чтиве», задав вектор развитию жанра циничных и кровавых комедий с криминальным содержанием.
Муратова эту революцию учла: убийство в ее вселенной, начиная именно с «Трех историй», становится способом самореализации психически ущербных персонажей — марионеток в ее руках. Кровавый гиньоль «Трех историй» — разновидность интеллектуальной игры, запущенной постмодерном на развалинах взорванной им Традиции. Судить людей-убийц из «Трех историй» по меркам мира культуры невозможно, ибо культуры в собственном смысле здесь уже нет, есть культурное пространство, где действуют биологическое законы, законы животного мира, где кошка терзает птицу (этот яркий эпизод в третьей новелле — во многом ключ к фильму в целом), то есть законы естественного отбора, а значит сильнейший побеждает.
В этом исковерканном культурными войнами мире, Офелия смотрит в зеркало, но видит не себя, а мать (что это если не провал самоидентификации, неспособность пройти «стадию зеркала», по Лакану), здесь дед-инвалид учит устаревшим законам, а его не только не слушают, но вообще цинично аннигилируют, здесь котельная выглядит филиалом ада, в котором даже интеллигент уже не раскаивается в содеянном, инфернально крича на трупом — все это, по Муратовой, симптомы состоявшегося, развитого социального психоза, захватившего весь мир.
Муратова в «Трех историях» не критикует социальные системы: они все для нее всегда были одинаковыми, ибо человечество — всегда одно и то же. Люди убивают, совершают преступления неужели потому, что они изначально злы? Это происходит в больших масштабах, считает Муратова, когда исчезают механизмы сдерживания человеческой свободы, лавина зла, которую невозможно остановить — цена этой свободы. Опасно другое, когда рушится символический порядок как таковой, не тогда, когда одна знаковая матрица сменяет другую, хотя и это чревато насилием, а когда символы отмирают в принципе, не тогда страшно, когда одни боги сменяют других, а когда богов нет в принципе.
«Три истории» — о психотическом убийстве Отца и всего того строя онтологических, эстетических и этических иерархий, которые Он скреплял, — смерти, предсказанной еще Ницше и объясненной Фрейдом в «Тотеме и табу» на примере древних обществ. Аннигиляция культурного биологическим — это торжество животного в человеке, гибель в нем культурного, символического существа. Еще со времен Канта, а потом у Хайдеггера и Кассирера, априорные формы, символы (не важно экзистенциального или социального порядка) считались важным звеном, опосредующим восприятие человека, делающим его осмысленным и артикулированным. Теперь их нет, а познание человеком, как внешнего, так и внутреннего мира стало клиповым, сам мир превратился в цветовые пятна, которые близорукое человеческое существование уже не способно превратить в контуры и силуэты.
По этому поводу можно ужасаться или просто, как Муратова в «Трех историях», посмеяться над человечеством, которое проиграло свое собственно человеческое содержание в неравном бою с своими эмансипированными инстинктами, сделавшими его идиотическим животным, наконец-то достигнувшим счастья в непосредственной реализации своих самых деструктивных желаний.
21 июня 2020
Фильмы Киры Муратовой — это отдельная вселенная. Здесь по-особенному зычно говорят, гротескно улыбаются и не боятся высоких слов. Тут есть место для слегка-сумасшедших, переполняемых радостью жизни, престарелых влюблённых, жмущихся в подъезде, одуревших матерей, шатающихся по свалкам, всех видов стариков и старух, а так же для обычных маленьких людей изъясняющихся в манере героев Достоевского.
Кстати, о Достоевском. Здесь его можно найти не только в стилистике речи героев (постоянные нервические повторения одних и тех же слов, и фраз, самоуничижение, заискивание), но и то пограничное состояние между добром и злом, смирением и бунтом, без которого так трудно представить произведения классика.
Ох, а эта поэзия! А эти песни! Они всегда так сильно поднимают мне настроение и разряжают накалённую до того атмосферу, что я просто хохочу, а потом думаю с чего бы это. Какой-то хитрый режиссёрский трюк, не иначе.
«Три истории» выполнены именно в этой поэтике, не без очаровательной героини Ренаты Литвиновой «не от мира сего». Кстати, именно в этом фильме произносится та самая фраза «этой планете я поставила бы ноль» и причины прямо поясняются (никаких супер-интертекстуальных намёков).
В принципе, данный фильм можно смотреть и не только фанатам арт-хауса, хотя он конечно и находится где-то в той плоскости, но зачастую тяжелее всего смотреть «арт» фильмы именно из-за отсутствия сюжетики, здесь же её хоть отбавляй.
8 февраля 2017
Что может быть хуже просто плохого фильма? Только плохой фильм, от которого ждешь очень многого. Итак, пролистав рецензии и доверившись людям, чьи взгляды на кино совпадают с моими, я заочно приготовилась выражать восторги фильму Киры Муратовой «Три Истории». Но спустя минут пятнадцать, я начала констатировать, что восторгов в себе не наблюдаю, и более того, все происходящее на экране меня решительно раздражает.
С творчеством Киры Муратовой я знакома весьма поверхностно, а если точнее, то видела «Настройщика» и «Астенический синдром». Первый не произвел совершенно никакого впечатления, будто его и не было вовсе, а вот второй справился со своей задачей психологического давления на зрителя и оставил желание знакомиться с творчеством режиссера дальше.
И так, что мы имеем? А имеем мы кучу сюрреалистических сцен, не несущих совершенно никакого смысла. То есть смысл, если постараться, можно найти и в мусорном баке, но есть ли он там на самом деле и надо ли его искать? Фильм чем-то схож по атмосфере с «Счастливыми днями» Балабанова, но в первом случае в картине была идея, которая оправдывала сюрреализм и абсурд, творящийся на экране, а здесь просто форма без содержания. Я уже слышу возгласы ценителей, предлагающих посмотреть «Елки» и убрать свои ручонки от авторского кина, доступного не каждому, которое открывает зрителю глаза и показывает беспросветную жестокость и грязь этого абсурдного больного мира, и прошу у них прощения за оскорбление нежных чувств. Все это не вызывало у меня никаких эмоций, кроме скуки и раздражения, потому что было абсолютно не к месту!
Сюжет каждой из трех, никак не связанных между собой новелл, пересказывать не имеет смысла, дабы не вышел спойлер. Если коротко пробежаться по каждой, то первая показалась особенно бессмысленной, наполненной гротескными абсурдными персонажами, геями и прочими прелестями артхауза. Вторая имеет более интересный сюжет, но все равно до ужаса банальный, и если бы то же самое пересказать в более «человеческой» форме, не делая ставку на абсурдность бытия, то он бы только выиграл. Третья понравилась больше всего. Это было маленьким лучиком света в этом царстве авторского кино. По сравнению с остальными, новелла получилось цельной и по-своему логичной. Жестокость маленькой девочки, творящей недетские дела выглядела убедительно, и вызвала эмоции. Местами хотелось самой придушить эту маленькую дрянь, что идет в плюс фильму, но долгая сцена с потрошением курицы внесла лишь уже знакомый приступ отвращения, недоуменное пожимание плечами и риторический вопрос: «в каком месте надо понимающе качать головой?»
Возможно, спустя некоторое время, я пересмотрю свое мнение, проникнусь картиной и выражу запоздалые восторги. Говорю без тени иронии, потому что такое случалось. Но на данный момент
4 из 10
за последнюю историю.
24 января 2017
Что-то не нравится — просто устрани это как нависшую проблему. Героев трех историй роднит их, на первый взгляд, невинность и беспомощность. Каждый из них изначально ведет себя тихо-мирно. Кто-то жалуется, прося совета у знакомого, чьи высокопарные речи приводят к уверенности в правоте героя. Кто-то ведет себя как человек, который свято верит в то, что хочет помочь и «помогает». А кому-то просто надоело чужое навязанное общество с запретами и вечными «Нельзя-нельзя-нельзя».
В целом, фильму присуща образность, четкая прописанность персонажей, символичность и ассоциативность. Невозможно не узнать почерк Муратовой, позднее заботливо позаимствованный и обработанный в ином стиле Литвиновой. С первых минут просмотра зритель окунается в какую-то странную атмосферу дурдома, за которым он завороженно наблюдает, не в силах отвести взгляд. Это карнавал глупости, за каждой фразой и действием которого кроется подтекст. Фильм рождает сильные эмоции и какой-то не вполне осознанный ужас на инстинктивном уровне. Картина тем и сильна, что имеет неуловимый шарм и воспринимается на уровне бессловесном. Каждый из эпизодов представляет собой короткометражку с открытым финалом, после которого можно додумывать и додумывать. Фильм зацепил лично меня, потому что додумывать после просмотра действительно хочется.
«Котельная N6»
Но что, eсли это какая-нибудь дурная трава, надо вырвать ее с корнем, как только ее узнаешь. (Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»)
Атмосфера темного замкнутого пространства, грязного ада под землей, в котором день и ночь горит огонь, разжигаемый теми, кто недостоин быть снаружи. Выбор места действия более чем обоснован и логичен, прослеживается и определенная связь с «Палатой N6» А. П. Чехова. С продвижением картины ужас нагнетается, люди не слушают друг друга и зря бросаются словами, с которыми не знают, что в последствии делать, ибо ни слов не заберешь, ни действий не отменишь. Раскольников современного мира не убийством ужасен, а «неосзнанием» и нежеланием осознать содеянного в попытке избавиться от него и забыть. И ужас современного социума именно в нежелании видеть свою вину и раскаянии за ней, отсюда такой «герой» нашего времени.
«Офелия»
Дитя мое, Офелия, сестра!
Когда отцов уносит смерть, то следом
Безумье добивает дочерей. (У. Шекспир «Гамлет)
Самая красивая из частей своей символичностью, вывернутой наизнанку. Муратова берет за основу всем известную Офелию Шекспира, юную девушку, покончившую с собой, не желая мириться с жестокостью мира, и воплощает книжную красавицу в ее реальной противоположности. Непорочная, чистая душой и телом, прекрасная Офелия в наши дни не такая, как у романтика Шекспира, потому и смерть ее вызывает благоговенное молчание не своей чистотой, а печалью и мыслью «До чего ты докатилась, несчастная?». Благодаря несравненной Литвиновой, действия ее порочной героини смотрятся не как что-то жуткое, а как карикатурная сказка, от которой не оторвать взгляда. Особое внимание, кстати, хочу уделить моменту с двумя старушками, не слышащими друг друга, он прямо-таки запал мне в душу, с такой теплой печальной беспомощностью они кричат друг другу.
«Девочка и смерть»
«Кто-то умер», — подумала девочка, потому что ее недавно умершая старая бабушка, которая одна во всем мире любила ее, не раз говорила ей: «Когда падет звездочка, чья-то душа отлетает к богу». (Х. К. Андерсен «Девочка со спичками»)
Первая ассоциация, возникшая после прочтения названия третей новеллы — сказка Андерсена про бедную девочку, которая просто хотела согреться. Еще одна история, если брать ее за основу, выглядит как вывернутая наизнанку фабула, изначально долго показывающая свои внутренности в зубах у черной кошки. Такое начало определенно ни о чем приятном в дальнейшем не свидетельствует, но финал просто поражает. Сама напрашивается параллель с андерсоновской героиней героини муратовской. Противопоставление и общность девочки, которая просто хотела согреться и девочки, которая просто хотела поиграть на улице. Никаких лишних слов, действий, все по делу, сильно и страшно. Здесь особое место занимает монолог главного героя о старости, жуткий в своей правоте.
Особенно хотелось бы выделить прием повтора фраз, с которым каждая фраза звучит все отчетливее в мозгу, рисуя новые ассоциации и впечатываясь в сознание. + за музыку, точнее, по большей части, за ее отсутствие. В начале гнетущая тишина подготавливает зрителя к невеселым событиям, в конце дает время подумать на титрах и осознать все увиденное. Так, мы видим неутешительную реальность в блестящей подаче Муратовой: какие в современном обществе соседи, мужья, друзья, родители и дети, старики и внуки. Потрясающая гиперболизированная жестокая реальность.
10 и 10
15 июня 2016
Провокация. Едкая, как кислота, взрывоопасная, как граната, беспощадная, как боец в атаке. Бесстрашная, как приговорённый к смерти, отчаянная, как палестинский террорист, отрезвляющая, как наставленное в упор дуло пистолета. Врывающаяся в сознание, как рёв дневального в минуту подъёма, и мучающая, как аппендикс совести. Она многолика и способна захватить любое из чувств. Она является в виде увлекательных образов и картин, но может быть и безличным намёком, даже простым кивком. Она словоохотлива и даже болтлива, но способна разить и презрительным молчанием. Она неистребима, как война и смерть. Она сама по себе и есть casus belli. И, конечно же, она всегда неизменно агрессивна.
А как ещё вытащить зрителя и читателя из пещеры удобных штампов и уютных предрассудков, из которой он, ленивый, по доброй воле никогда не выползет на свет божий? Как заставить его воспринимать реальность саму по себе, не отфильтрованную толстым слоем привычных представлений о мире? Только так: эпатажем вводя его в ступор и отключая защитные механизмы сознания, провокацией взрывая мозг и разбрызгивая ошмётки прежних знаний о мироустройстве. И Кира Муратова, дочь коммуниста-подпольщика и жёсткий нонконформист в искусстве, эту истину усвоила очень хорошо. Она никогда не щадит своего зрителя, заставляя его смотреть только то, что видит она, режиссёр Муратова.
А что можно было видеть в России 1990-х годов? Власть, озабоченную только тем, чтобы урвать всё, что можно, и что нельзя, но очень хочется, и людей, озабоченных выживанием вне власти и вопреки ей. И ещё смерть. Много, очень много смерти: от будничного случая расстрела бизнесмена, возвращавшегося домой после прогулки с собакой, до показанного в новостях замёрзшего бомжа; от ребёнка, умершего в больнице от СПИДа, до стариков, мрущих от голода в полной нищете и одиночестве. Смерть не просто заняла большое место в нашей жизни, она стала смыслом и символом её. «Живите, чтобы умереть» — вот что внушали со всех сторон СМИ, реклама и либеральная пропаганда.
Уловившая эту тенденцию Муратова тонко, по своему обыкновению, воплотила её в «Трёх историях» — шедевре, которому суждено было стать проклятым и забытым. Три истории о смерти — не в возвышенно-философском её понимании, и произошедшей не в результате экстремальных событий, а совершенно будничной, приходящей к вам как должное — подобно домработнице, исправно и вовремя. Каким бы маленьким и безобидным человеком вы ни были, вам нигде не укрыться от смерти: ни в котельной, этом рае для фриков и маргиналов, ни в родильном доме, который, казалось бы, стоит у истоков жизни, ни в спокойной старости. Её Величество Смерть знает вас, видит вас и уже идёт к вам.
И это ни в коем случае не обречённость. В отличие от обезумевшей жизни, смерть спокойна и мудра, она берёт только тех, на кого имеет право. И здесь уже не так важно, каким способом возьмёт тебя смерть: полоснёт ли бритвой по горлу, или утопит в ближайшем водоёме, или вообще отравит крысиным ядом. Важно лишь то, что это случится в нужный момент и именно с тем, с кем и должно случиться. Ошибки быть не может: умирает только тот, кто исчерпал отпущенный ему жизненный кредит. Может, оттого, что слишком много тратил, а может, просто срок пришёл, опять же неважно. Просто перед смертью все равны: мужчины и женщины, старые и молодые, грешники и праведники. После смерти — тем более.
Но и это у Муратовой не главное. Существенно не столько умирание живых, сколько отношение живых к умирающим. У Муратовой нет злодеев: никто из её героев не желает смерти ни ближнему, ни дальнему, и никто явно не заслуживает смерти больше других. Просто так случается: причудливая и непредсказуемая цепочка обстоятельств приводит к тому, что одни вынуждены убить, другие — быть убитыми, третьи — созерцать чужую смерть. К последним, кстати говоря, относятся и зрители — плюющиеся, возмущённые и негодующие. Потому что смерть, показанная вот так — без прикрас и выдумки, во всей своей ошеломляющей будничности и неприличной естественности, — отвратительна. Зритель с полным основанием считает себя оскорблённым — и попадается на тонкую режиссёрскую провокацию.
Он, зритель, не желая того, встаёт лицом к жути и ужасу того, чего сознание инстинктивно сторонится, — конца жизни. Смерть не имеет лица, но имеет множество масок, скрывающих настоящий ужас. Даже в хоррорах смерть представлена в масках, более-менее приемлемых для капризного и ранимого человеческого сознания. Муратова же совершает ужасное: вообще не используя масок, представляет смерть практически в голом виде. Но тем самым заставляет мысль зрителя работать, ибо справиться с ужасом открывшейся бездны, примирить своё сознание с реальностью безликой смерти можно только мыслью, находящей опору в самой себе. Мыслью как мощнейшим источником гармонии и жизни.
Надо сказать, что Муратова эстетически последовательна и точна. Визуализация «Трёх историй» виртуознейшим образом передаёт сопутствующие смертельному исходу нервозность и покой, одержимость и бесчувственность, случайность и закономерность. Крупные и долгие планы лиц Маковецкого, Литвиновой, Табакова великолепно передают спектр чувств человека, столкнувшегося со смертью, и выстраиваются в некую неочевидную линию: от какой-то отрешённой, ушедшей в себя нервозности героя Маковецкого, через холодное любопытство и стеклянную бесчувственность Офелии в исполнении Литвиновой, к обречённости и ожиданию неизбежного героем Табакова. И в камерной атмосфере всех трёх историй нет ничего лишнего, как и положено при осуществлении таинства.
А главный герой «Трёх историй» — это жизнь. Не смерть, не её жертвы, и уж тем более не провокация (Боже упаси!) Жизнь, которая от обнаружения своего конца становится только дороже. Жизнь, которая всегда больше и важнее смерти. Жизнь, которую смерть делает только сильнее. Жизнь, которая, смеясь, развенчивает кумиров, разбивает в прах догмы и предрассудки и торжествует над ложью. Разве не для этого мы, люди, снимаем и смотрим кино?
30 октября 2015
Итак, три новеллы Киры Муратовой 1997 года. И вроде бы время, когда от синдрома перестроечного кинематографа начали отходить. И вдруг, спустя столько лет, рождается вот такой вот фильм, лучше всех претендующий на звание перестроечного. Объясню почему.
Привлек меня к этому фильму звёздный состав. К сожалению, единственное, что здесь хорошее — это актёры. Сам фильм представляет собой гремучую смесь из сцен и моментов, которые были запрещены в советском кинематографе. Здесь нет ничего кроме этих сцен, и они жутко растянуты на два часа. Весь посыл фильма «нам запрещали — так получайте!».
Тут есть гомосексуалисты. Тут есть вспоротые горла и прочие шедевры гримёров. Оперные певцы, вынужденные жить фактически как бомжи. Врачи-социопаты. И, конечно, коммунальные проблемы, которые сеют Смерть.
Всё это — полная противоположность советским стереотипам. В советском кино жизнь в коммуналке — радостная и дружная, и даже если там есть некая ворчливая бабушка, то ворчит она все равно по доброму, гадости не строит и всё равно всех любит, а все любят её. Врачи тоже добрые, отзывчивые, настоящие «советские люди» в самых теплых мечтах строителей коммунизма. Интеллигенты всегда в костюмах и при институтах, театрах и прочее, а не при котельных.
Конечно, мечты советских пропагандистов были очень далеки от реальности. И убийство дедушки ради комнаты — куда более реалистично, чем то, что показывали в сериале «день за днём». Тем не менее, если взять белое и полностью перекрасить в чёрное — ничего хорошего, и уж тем более умного и интеллектуального (как подается кино), не получится. Получится набор штампов с приставкой «анти».
Весь этот фильм-штамп кричит о своей сущности. Труп с перерезанным горлом до 1991 года не показали бы нигде, это слишком жестоко. Поэтому режиссер три минуты просто показывает его в кадре. Самое главное, что омерзение и страх, которые должны вызывать такие сцены, пропадает через несколько секунд, и тебе становится просто… скучно. Это вообще самая скучная и убогая сцена в фильме. Поэтому в американских и азиатских фильмах (законодателей жестокости) перерезанные глотки не показывают дольше нескольких секунд, чтобы был эффект. Здесь режиссер напоминает ребенка, который во всю глотку кричит «Смотрите!! Уже можно! Смотрите, я снимаю обезображенный труп! Какой я мастер, советские завидуют!». Но всё это настолько глупо, что не вызывает ни интереса, ни эмоций. Геи очень долго пристают к герою Маковецкого, и сцена сделана настолько топорно, что даже на текст поскупились, геи повторяют одни и те же фразы по кругу, снова унылая скука. Поэтому что текст здесь не важен, важно чтобы советский зритель, относительно недавно узнавший о существовании геев, был в ужасе «он же целует в губы! Кошмар! Это же было запрещено!».
Не спорю, если бы я родился в 1960 году, меня всё это шокировало. Но я уже рос на «Кошмаре на улице Вязов», и в подростковом возрасте смотрел «Я люблю тебя, Филипп Морис». И поэтому сцены ради грязи меня не цепляют, не шокируют, они вызывают лишь чувство жалости к режиссеру, который ни чем другим не может привлечь к себе внимания, кроме как, образно говоря, снять штаны и показать пятую точку. Может другие фильмы у Муратовой лучше, я только начал её смотреть. Но из-за всех этих недостатков в фильме напрочь отсутствует атмосфера, ощущения «болезни» общества это не вызывает. В данном случае если ты снимаешь грязный туалет, то и получается просто грязный туалет. И то что он существует, не является откровением, равно как и вообще чем-то достойным внимания.. Примечательно, что год спустя на экраны вышел фильм Балабанова «Про уродов и людей», который атмосферу создал и в котором сцены «грязи» — инструмент к её созданию, а не самоцель.
2 из 10
14 января 2015
Когда женщина в России берется за камеру, почему-то очень часто это мероприятие обращается в какую-то совершенно нездоровую патологию, превосходящую любые из возможных творческих перверсий коллег-мужчин. Самым интересным экземпляром в тесном и неуютном террариуме нашего женского кинематографа является одесситка Кира Муратова, не один десяток лет наводящая ужас на отечественную публику. Абсурдный и до мерзкого непривлекательный мир фильмов Муратовой был ответом на происходящую в обществу катастрофу: чем ближе к перестройке, тем мрачнее становились ее полотна. Еще в «Астеническом синдроме» Кира ставила приговор «заболевшему» обществу, из-под ног которого выгребли твердую почву и оставили сходить с ума на дне образовавшейся духовной ямы, кое-как засыпав сверху сухими комьями обещаний светлого будущего.
«Три истории» вышли в середине девяностых, и тут, как в холодной осенней луже, отразилась вся инфернальная действительность постперестроечного времени. В трех новеллах, условно связанных темой насильственной смерти, Муратова фокусируется не просто на крахе политической системы или разрушении идеологии (эти процессы уже завершились, теперь они — мрачный фон), она служит панихиду по почившему миропорядку. Эта достаточно скупая в эстетическом плане картина (верх здешнего эстетизма — распластанные по кафелю длинные ноги Ренаты Литвиновой, удушающей жертву чулком — одновременно и самая эротичная сцена) держится в первую очередь на прекрасных актерских работах, и лишь потом — на провокационных сюжетах. При нарочито малохудожественной постановке, камера совершенно немыслимым образом улавливает все пятьдесят оттенков сексуальности Литвиновой, тысяча и одну нотку помешательства во взгляде Маковецкого и последний вздох Табакова — вхождение в образ ошеломительное.
Во главе каждой истории триптиха стоит женщина, в двух последних она совершает насилие, а в открывающей новелле «Котельная N6» выступает, наоборот, в роли жертвы, что, правда, достаточно легко оспорить. Нервный интеллигент Тихомиров (Сергей Маковецкий) приносит в котельную Гены (Леонид Кушнир) шкаф, внутри которого завернута в полиэтилен умерщвленная им соседка. Он хочет избавиться от трупа — сжечь тело в печи. Терзаемый совершенным преступлением, Тихомиров впадает в нерешительность и долго не может рассказать, зачем пришел. Несколько раз снимает-надевает пальто, по кругу выслушивает повторяющиеся тирады безумного кочегара, его нелепые, бессмысленные стихи, сам несет такую же околесицу. Тихомиров так и не находит душевных сил признаться в содеянном, бессознательно выводя признание на закопченных стенах, чтобы тут же его стереть. Мертвая женщина, своей недоступной красотой и свободным нравом сводившая с ума неврастеничного пассивного мужчину, даже с вывернутыми наружу голосовыми связками, лежа под саваном в импровизированном гробу, вопреки всему продолжает оставаться прекрасной, непобежденной и не менее свободной. Ее убийца повержен и раздавлен, он ничтожен и отвратителен, но не в том, что совершил, а в своей трусости признать себя виновным. В не меньший ужас приводит вид трупа Гену, за мгновение до этого разглагольствующего об убийстве, и для обоих мужчин это не страх насилия, как такового, это страх ответственности, в первую очередь — за собственную жизнь.
Героиня следующей новеллы Офа (Рената Литвинова), напротив, свободна от малодушных фрустраций и распоряжается чужими жизнями не меняясь при этом в лице. Она полностью отдает себе отчет в действиях, целенаправленно и методично исполняет свою жизненную программу — вершить судьбы тех, кто когда-то взял на себя такую же ответственность: получив доступ к медицинскому архиву, Офа находит и убивает матерей, отказавшихся от собственного ребенка. Смертоносная Офелия любит только «бумагу и детей» (второе не долго — пока не сталкивается с собственной возможной беременностью), остальной мир даже не ненавидит, он для нее просто ноль, пустое место. Когда смотришь ее глазами, понимаешь, что это лишь единственный доступный способ выживания. Если в «Котельной» безумие выглядело намеренным гротеском и казалось скорее местечковым помешательством, то в «Офелии» оно окутывает реальность плотным саваном. Город — разлагающаяся клоака, люди — опустившиеся до животного состояния существа, потворствующие собственной физиологии. И самые из них мерзкие, конечно же, мужчины. Одержимый похотью доктор (Иван Охлобыстин), который примитивно «ухаживает» за Офой, с трудом воспринимается, как человек. Он и как сексуальный объект ее интересует мало, но не потому, что Офа «холодна»: позже мы увидим, что девушка может получать удовольствие, но совершенно от других вещей. Офелии не нужен мужчина, пока у нее есть она сама и ее «миссия».
Финальная «Девочка и смерть» служит ключом к пониманию всей картины, оформляя сложенную Муратовой мозаику в законченное высказывание. Пока мать зарабатывает на хлеб, за ее маленькой дочерью присматривает сосед в инвалидном кресле (Олег Табаков). На этот раз насилие исходит от ребенка: однажды девочка добавит в питье старика яд. На первом уровне лежит борьба нового и старого, колесо жизни и смерти, облеченное в излюбленный муратовский девиз «падающего — подтолкни» и отданное в несмелые руки «невинного» ребенка. Но это лишь поверхностное прочтение, главное здесь в том, что это очередной извращенный эпизод противостояния полов. Когда девочка выходит к старику полностью обнаженной, повторяя, что это «естественно», из ее подсознания, яростно заявляя о себе, прорывается женское начало. Вся мизансцена — сад, яблоки, «запретный плод» — заигрывает с сюжетом об Адаме и Еве, но оборачивается совсем по-иному: Ева выбирает свободу, которая не подразумевает существования Адама.
Свобода женщины становится точкой преткновения для всех трех сюжетов. Женщине больше не нужно оправдывать внешнюю красоту внутренней кротостью характера, не нужно притворяться ребенком, нуждающимся в мужской заботе, которая неизменно заканчивается тотальным контролем, построенным на системе запретов без поощрений, и бытовым рабством. Мужчина начинает и сам осознавать, что он более не властелин мира, но не может определить себя в новых условиях. Агрессия Тихомирова объясняется глубоко коренящейся неразрешенной проблемой: не то импотент на почве подавляемой гомосексуальности, не то все-таки наоборот, но в любом случае это аморфное, незавершенное, бесформенное создание. Или двое слепых, которых встречает Офа — жалкое зрелище, не заслуживающее и оказанного с ее стороны снисхождения. В образе старика Муратова низводит роль мужчины и вовсе до беспомощной «говорящей головы», которая может мыслить, издавать звуки, может даже осознавать безвыходность своего положения, но поделать с этим ничего не может. Девочка раскидывает по полу шахматные фигуры, которые выстроил старик на доске, чтобы в очередной раз «учить» ее, а затем без всякого порядка составляет их назад. Она пробует реальность на прочность, и зыбкая материя трещит по швам — свихнувшийся мир только ждет толчка, чтобы рассыпаться на части. Мужчина свел его с ума, задача женщины — собрать по-новому осколки. Но прежде — разрушить старый порядок до основания.
11 сентября 2013
Три истории, объединённые общей темой убийства. «Котельная N 6» — некий господин Тихомиров (Маковецкий) приходит к своему другу кочегару Гене (Кушнир) со шкафом, в котором лежит труп убиенной Тихомировым соседки. «Офелия» — медсестра в поликлинике (Литвинова) при содействии врача (Охлобыстин) пробивается на архивную должность, чтобы в документах найти информацию о матерях, отказавшихся от своих детей, и жестоко покарать одну из них. «Девочка и смерть» — дедушка (Табаков) нянчится со своей внучной Лилей (Мурлыкина), которая его не любит, и со всей своей детской непосредственностью стремится показать это.
Как сказал один их моих друзей во время просмотра этого фильма, Кира Муратова снимала арт-хаус уже тогда, когда этого слова ещё не было в обиходе у российского зрителя. Впрочем, в отличие от гигантского количества постсоветских картин, в этом фильме форма уже не превалирует над содержанием, то есть снято всё в той же популярной в то время авторской стилистике, но суть, основная мысль ленты уже не теряется в дебрях вычурности персонажей и бредовости диалогов.
Самая спорная и невнятная новелла удачно вынесена в начало фильма. Если удастся не прервать просмотр на истории о «Котельной N 6», само название которой уже должно настораживать, то дальше всё будет уже не так гротескно и по-кафкиански наворочено. Новелла «Офелия» поражает отстранённой жестокостью главной героини, которая, по-детски хлопая глазами, выносит этому миру приговор: «Этой планете я бы поставила 0». Мне ничуть её не жалко, и на мой взгляд она заслуживает наказания куда большего, чем те, кому она предъявила свой личный счёт. Третья новелла про девочку и старика — самая сильная, понятная, простая и в то же время эффектная. Думаю, что отнюдь не случайно она стоит последней по счёту. Спокойность и непосредственность, с которой девочка разбирается со своими проблемами с дедушкой, наполняет сердце ужасом и тревогой за судьбу человечества.
Мне крайне сложно оценивать игру Ренаты Литвиновой, потому что она всегда одинаковая, и эта её манера, мягко говоря, на любителя, которым я не являюсь. Маковецкому тоже сложно предъявить какие-то претензии или наоборот одарить его какой-либо похвалой, так как в его новелле всё было настолько безумно, что привычные мерила в этом случае дают сбой. А вот Табакова и Мурлыкину хочется похвалить — отлично, тонко сыгранные роли.
Как итог, «Три истории» — это точно не то кино, которое я хотел бы советовать кому бы то ни было. Однако, Кира Муратова — это, безусловно, выдающийся деятель российского кинематографа, который имеет свою нишу и свою армию поклонников. В любом случае, мысли и чувства в этом фильме интересные и до сих пор актуальные, так что весь вопрос в том, понравится вам форма подачи или нет. А вот это дело уже сугубо индивидуальное.
7 из 10
23 июля 2013
Когда-то я уже видел этот фильм. Но с удовольствием пересмотрел. Как в первый раз. Особенно впечатлило детское «Низя, низя, низя», сказанное с такой жизнеутверждающей иронией в конце третьей новеллы.
Шикарно, что тут скажешь. Любителей сумасшествий, гротесков, карикатур это кино Муратовой должно влюбить в себя.
А вообще, если вы еще не поняли, то это же всё от Чехова, то есть даже не от него, а от окружающего мира, самих людей, которые, как бы не казались ужасны в своих поступках, мыслях, на самом деле всего лишь люди.
Человечность. Вот что всех нас объединяет, даже тогда, когда одному приходится затягивать чулок на шее другого.
Браво, Кира Георгиевна! БРАВО!
10 из 10
31 декабря 2012
Как и «Астенический синдром», это кино попало в конкурс престижного Берлинского фестиваля. И на этот раз Кира Муратова решила пренебречь единым сюжетом, но теперь уже не ограничилась введением обособленного пролога, а разбила картину на три самостоятельные новеллы — «Котельная N6», «Офелия» и «Девочка и смерть». Объединяющим началом всех трех историй становятся убийства.
В первой новелле измученный соседкой интеллигент отправляет на тот свет надоевшую стерву, после чего привозит её труп к истопнику, чтобы сжечь и забыть раз и навсегда о сварливой тётке. Во второй (ключевой по сути) истории молодая служащая роддома находит по архивным документам свою мать, бросившую её еще новорожденной, а затем топит мамашу в море. Перед этим она успевает проверить свои принципы и методику на новой юной «отказнице», оставившей младенца, задушив её под лестницей в подъезде. В третьей новелле пятилетняя девочка травит крысиным ядом присматривавшего за ней старика-инвалида…
Лишь на первый взгляд Муратова следует за модной тенденцией эстетизации «цветов зла», но, на самом деле, она продолжает сохранять верность своему не заемному авторскому видению, причем вне зависимости от избранной темы. Самобытность стиля, который определяют одновременно и тягостный натурализм, и салонная жеманность, давно уже образовала вокруг фильмов Муратовой тот культовый ореол, благодаря которому имя автора давно внесено в скрижали хоть и маргинального, но меж тем всегда ожидаемого и востребованного кино.
И в этом смысле Муратова больше напоминает живописца, реноме которого определяется исключительно своеобразием стиля. Перенося из фильма в фильм несколько приватных приемов, она уже ни одно десятилетие ухитряется оставаться одной из самых привлекательных фигур для эстетов с запросами.
Авторская «манера выражаться» произрастает из провинциальной затхлости и неизъяснимой притягательности старых двориков (здесь вновь в качестве основной натуры выступает любимая Одесса — с характерным южно-приморским говорком с Привоза), из бесконечного дублирования малозначащих фраз и наползающих друг на друга реплик ярких непрофессиональных исполнителей…
Вместе с вычурностью мизансцен и композиций, броскостью цветовых решений, где аляповатость красок, на самом деле, является ничем иным как художественным преломлением кичевого мещанского декора, — всё это и составляет суть фирменного видения режиссера, не чуждого страстей человеческих.
Не вынося осуждающего вердикта (Муратова вообще старается убирать за скобки всё, что напрямую связано с моралью), и, используя «крими», скорее, как повод для стилистических упражнений, она снимает с фейса нашего времени вычурный, но все-таки точный слепок. В таком виде эта эпоха вряд ли будет вызывать по себе ностальгию, но зато останется запечатленной одним из самых оригинальных летописцев.
Помнится, как несколько лет назад с премьерного показа очередного муратовского фильма выходили её бородатые коллеги-режиссеры. Довольно почесывая свои упитанные «репы», они ехидно посмеивались над «климактерическими истериками румынской мизантропки», после чего шли пить своё вечернее пиво. Шли годы, и они всё также продолжали сдувать пену с кружек, правда, спеси и снисходительных ухмылок уже заметно поубавилось. А Кира Георгиевна, как Чехов, писала (только что камерой) все это время свои маленькие рассказы.
Больше того, своим драйвом и трудоголизмом Муратова уже успела заразить несколько «девушек в голубом». Сначала Веру Сторожеву (здесь она автор новеллы «Девочка и смерть»), которая сняла потом фильм «Небо. Самолет. Девушка». Затем пришла очередь Ренаты Литвиновой (здесь — автор новеллы «Офелия»), которая неоднократно у нее снималась, и тоже впоследствии дебютировала в игровом кино как режиссер картины «Богиня. Как я полюбила»…
Короче, дело «одесской затворницы» живёт и побеждает.
5 августа 2012
Я посмотрела фильм исключительно из-за Маковецкого, Литвиновой и Охлобыстина. Гениальные, красивые, завораживающие, харизматичные.. и бесконечный список похвал.
Все три истории неприятные. Что может быть неприятнее убийства? Что может быть неприятнее однополых отношений, или отношений мужчины и женщины без любви, отказ от ребенка… И даже слово «неприятный» здесь не совсем уместно.
Но это правда жизни, и фильм как отражение этой правды через поступки героев. Убийство как точка в повествовании, как решение проблемы, но есть ли в этом смысл? Кажется нет, ведь в истории нет и намека на счастье, любовь, а говорят «там, где не любви — там ад». Именно такой ад и рождается на глазах зрителей, ад, с которым сталкивается каждый, может быть, каждый день… может быть всю жизнь, но этот ад не заканчивается с убийством, с утром в постели… его не так просто рарзешить, этот ад живет внутри, а не в материальном мире.
Главный герой Маковецкого подчеркивает «все так материально…»
Героиня Литвиновой «я люблю бумаги, в них вся правда»
Девочка из 3-й истории, кажется, мечтает выйти за ограду-ленточку, прихватив с собой кофемолку, и ей это удается в конце…
Это похоже на черный квадрат Малевича, через который легче увидеть свет. Вероятно, это картина и имеет своей целью заставить зрителя погрузиться на пару часов в мрак, чтобы в конце слегка полюбить реальность и людей, быть немного счастливее и легче, добрее и мягче…
6 из 10
7 февраля 2012
Три истории.
Этот фильм может понравиться, может не понравиться, вы можете полюбить и пересматривать его, а можете пожалеть о потраченном времени. Но в любом случае и это абсолютно точно — он заставит вас задуматься. Оценить однозначно очень сложно, очень уж неоднозначный фильм.
Котельная N6.
Ну просто «Палата N6» Чехова по абсурдности бытия и смешении нормы и не нормы в нашей жизни, «Преступление и наказание» Достоевского по теме убийства (+ еще эта шляпа на главном герое — «немецкий шляпник»), «Бедные люди» того же Достоевского по типу описания жизни, квартирный вопрос, который всех испортил по Булгакову и еще многие и многие аллюзии на произведения русской классики о маленьких людях, униженных и оскорбленных.
Герой, угнетенный обстоятельствами, совершает убийство квартирной соседки, ищет возможности избавиться от трупа, что и приводит его в котельную. Герой в смятении, раздавлен, еще не вполне осознает случившееся, не может сам себе в этом признаться, с трудом может объяснить цель своего визита с этим дурацким шкафом. Вот и сообщает о случившимся не вербально, а написав страшное признание с помощью печатной машинки. Обращается к кочегару с просьбой избавиться от трупа. Кочегар — эмоционально выражающийся за необходимость убийства соседки, узнав, что убийство уже совершено, выражает совершенно иные мысли. «Я поэт, я так образно выражаюсь», «Как же так можно». Но по сути ему все равно и на визитера и на убиенную женщину («По чему именно в мою котельную», «Я не могу, сейчас придет сменщик»), у него самого в душевой сидит мужчина, отрабатывает свой долг путем вступления в интимные связи с приходящими в котельную гомосексуалистами. Совершено убийство, а всем наплевать, не важно, у всех свои дела… На что работает прием полифонического повествования. Страшное, эмоциональное признание героя происходит на фоне мужеложеских отношений Вени, на фоне холодной, стальной, поэзии кочегара. Никого не интересуют страдания других, все равнодушны…
Можем ли мы осудить героя? Сложный вопрос. Абсурдность самого времени, где все чужие друг другу…
Офелия.
Молодая, красивая женщина, не любящая ни мужчин, ни женщин, а любящая бумаги, архивы, которые скрывают страшные тайны. Брошенные матерями дети — это справедливо? Это правильно?
Она говорит загадками, она словно сумасшедшая, говорит о своем предназначении, стремиться попасть в главный архив, идет к своей цели прямо, твердо. Ищет, и находит.
Ее любимый персонаж — Офелия, как и у ее матери. Они обе не умеют плавать.
Вода. Разговор 2-х женщин, у Офелии хорошая смерть, считает мать. Матери тоже придется утонуть, Офелия в трагедии Шекспира — невинно утонувшая. Но невинно ли утонувшей является мать в этой истории. Опять этот сложный вопрос. Может это расплата за свой грех? Расплата, пришедшая в лице изящной, стройной девушки, ее дочери. Она молода, могла бы стать женой и матерью, но драма детства ей этого никогда не позволит. Она не сошедшая с ума Офелия, а жесткая, циничная Офа, которая накажет за совершенные ошибки…
И опять же абсурдность жизни, ее искажение, искажение норм, искажение действительности (+ картины в стиле авангард в мастерской).
Девочка и смерть.
В самом названии своеобразный оксюморон, молодость и смерть, невинный ребенок и убийство. Соседская девочка, непослушный ребенок остается под присмотром соседа преклонных лет, инвалида, пока мама на работе. Девочка, еще совсем ребенок, но по сути детства у нее и нет — и разговоры не детские, и поведение. И финал — далеко не детский. Грустно. Дети — отражение среды. Вот такова среда. Ужасно.
Вот такие вот впечатления. Посмотреть стоит обязательно. Фильм как картина, как произведение изобразительного искусства — все до мелочей, каждый штрих дополняет сюжет. Такой фильм — не однодневный, не одноразовый. Посмотришь — и задумаешься, не каждый современный фильм дает такую пищу для размышлений…
28 января 2011
Фильм потрясает реалистичностью абсурдности бытия. Смотреть его людям болезненно восприимчивым к подобной действительности я бы не посоветовала, как, впрочем, мало кому вообще бы рискнула посоветовать. Для его понимания нужно самому прийти к такому видению мира, иначе оно просто не ляжет в НОРМАЛЬНОЕ сознание и покажется отвлечённым и фантастичным.
Отличительной чертой хочется отметить композицию — как в общей экранной картинке, так и в диалогах. Каждый эпизод прорисован и расставлен натюрмортом, выражающим настроение сюжета. Удивительно красивые развалины дома, две юлы с игрушками, синие изразцы на фоне чулочного убийства — всё эстетично и пугающе. Разговоры внутри каждой истории, в особенности с Ренатой — сюрреалистическая фантастика, целью которой, кроме художественности, была попытка приоткрыть внутренний мир и ход мыслей персонажей, с первого взгляда кажущихся нормальными. ТО, что говорят и делают люди вокруг нас, отфильтровано внешними стандартами поведения, каждый хочет казаться лучше, чем есть, но побуждения к тому или иному злу мелькает в сознании ребёнка и взрослого, и, слава Богу, не всё воплощается в действительность. Фильм показывают ситуацию их возможного выражения.
Картина способна разрушить идеалистический оптимизм и покоробить наивную веру во всеобщую красоту бытия. Она буквально скидывает покров матрицы общества потребления, раздевая израненные и раздражённые души и оставляет нас на время просмотра наедине с каждой из них. И это личное общение терпеть тяжело, хочется убежать, перестать мучиться осознанием такой грязной поэзии. При этом она реальна, и это приходится признать и как-то смириться.
Эти три шокирующие истории из мира, в котором никто из нас не захотел бы жить, на планете, которой раздражительная Офа справедливо поставила бы ноль, красиво и реально показывают изнанку людского сознания.
6 августа 2010
Кира Муратова — такая странная и непонятная с первого раза. Смотришь и думаешь «Что она снимает? Что это за бред? Ведь ничего не состыковывается». А нет, после просмотра, когда сидишь и осмысливаешь фильм, понимаешь насколько гениальна эта женщина, понимаешь смысл её фильмов. Но это осмысление приходит не сразу. Иногда, я вообще не могу объяснить «русским языком» смысл фильма, но самое главное, что Я(!) его понимаю.
Смотря «Три истории», я находилась в каком-то недоумении. Я ничего не понимала в первой истории «Котельная N6». Зачем он убил свою соседку, зачем там показывают геев, причём тут они вообще? Люди несут какую-то ересь, орут друг на друга, да и просто орут. Поразил кадр, где они то открывают, то закрывают гроб с телом женщины. Я не могу объяснить, в чём суть этого кадра, но он меня так заворожил. «Котельная N6», на мой взгляд, сразу ассоциируется с «Палатой N6». Это просто сумасшедший дом.
С двумя остальными историями всё понятно. Там виден смысл, всё ясно. Но за этой простотой и понятностью скрывается такой же глубокий смысл, как и в первой, непонятной для меня, истории.
«Офелия»
Жила — была девушка Офа, работающая в архиве в роддоме. В детстве её бросила мать и поэтому Офа посвятила свою жизнь её поискам. Также она уговаривала матерей не отказываться от своих детей, потому что понимала, каково это быть сиротой. Как это сыграла Рената Литвинова. О её гениальности и говорить не приходится. Рената какая-то магическая. Её голос, мимика, движения — всё это делает эту историю ещё более невероятной, шизофреничной, манерной.
«Девочка и смерть»
На мой взгляд, самая сильная короткометражка из этих трёх. Ужас. У меня всё внутри перевернулось, смотря на этот цинизм.
Кира Муратова — гениальный обличитель человеческих минусов. После неё, понимаешь, как ничтожен этот мир и мы в нём. Не зря Офа произносит «Я не люблю мужчин. Я не люблю женщин. Я не люблю детей. Мне не нравятся люди. Этой планете я поставила бы «0»».
10 из 10
10 из 10
17 мая 2010
Русский кинематограф специфичен, к сожалению, в нем очень, очень мало толковых фильмов. Он романтичен в своей отвратной эпохе коммунистической истории. Однако силен в мрачности, драматизме и жестокости, только нашей — славянской жестокости. Ему абсолютно претит экшн или фантастическая мистика. Кажется русские НИКОГДА не научатся снимать качественные (по спец. эффектам) ужасы и триллеры. Однако! У него есть другой, очаровательный оттенок…
Кира Муратова — гениальнейшая женщина и режиссер. Благодаря ей и, конечно же, неподражаемой, индивидуальной, изысканной, надломленной (в лучшем смысле этого понятия) Ренате Литвиновой русский кинематограф жив. И не просто жив — он облачен в свой собственный уникальный образ.
Три истории — это первая картина, которую мне довелось увидеть много лет назад и влюбиться в этот стиль и концепцию с первого кадра. Это гениально! Это очень живой фильм, хотя и скрывается за холодной маской смертельного равнодушия!
10 из 10
7 января 2010
«Другое кино» тем и радует, что в нём можно увидеть всё: голые геи в душевой, поэт-сутенёр, работающий в котельной, незадачливый труп в старом серванте, дешёвое соблазнение в десять баксов, параноидальные обсасывания одних и тех же фраз, разрушенные здания с грязным асфальтом, приставания одиноких онанистов, жирная псевдоОфелия в Чёрном море, карикатурные слепые, кошка, стащившая курицу больше самой кошки и разрывающая её на части, маленькая девочка, любовно подмешавшая уважаемому дедушке мышьяк в воду. В общем, всё, как в нашей обыденной жизни, только концентрация психов на один квадратный метр резко увеличена, зато приём больных — около полутора часов или двух — сокращён. Да здравствует вечно больной социум!
Всё вышеописанное можно свободно наблюдать в давнем шедевре Киры Муратовой «Три истории». Начать хочется с последней — третей повести этого зеркала жизни. Когда она начинается, то я неустанно на первых двух минутах отключаю звук, ибо миленькая кошка, коими каждый двор кишит в изобилии, зверски и истинно животным урчанием мучает дохлую неаппетитную курицу. Вот так и мы порой, обуреваемые жадностью, кидаемся на субъект, который даже невозможно удержать в слюнявой пасти. Как же любит общественность возводить очи к небу и с пеной у рта и глубоко-глупыми глазами восклицать «Ну, это же ребёнок»! Ах, ах, ах! Как же можно малолетнее дитя обвинять во взрослых неподобающих деяния? Оно же маааааааленькое. И где-то на заднем плане отчётливо слышится блеяние. Почему-то статистика плевать хотела на общественное мнение и сообщает, что с каждым годом сия детская преступность неукротимо растёт, в то время как возраст малышек столь же неукротимо падает. Различие лишь в том, что чаще дети бывают жестоки ради развлечения, а взрослые — ради денег. «Девочка и смерть». Здесь девочка откровенно и прямо говорит, что все в доме жду, когда же парализованный и больной дедушка умрёт и заветная квартира достанется её маме. Так же осознанно она добавляет мышьяк в стакан воды, любовно принесённого старику. Сомневаюсь, что героиня знала, что именно этот ингредиент доведёт до летального исхода. Тут уж скорее параллель: раз мышка сдохла, то и дедушка тоже сдохнет. Воистину маленькое чудо, не ведающее, что делает. Ведь девочка мааааааааленькая. Vivat общественному мнению, не желающему любоваться маааааленьким монстрам. Особенно смотрится финальная сцена, выбегающая с веранды на улицу сия героиня, дразня мёртвого дедушку: «Низзя-низзя-низзя-низзя-низзя». Всем нам говорили отвратительное «Нельзя», которое разрушало все планы и необратимо портило настроение. Но при этом мало, кто решался устранить источник запрета.
«Офелия» в исполнении Ренаты Литвиновой или Рената Литвинова, не ставшая Офелией. Цепляет своей параноидальностью. Как и все герои «Трёх историй», обладает абсолютно невинной внешностью и кротким нравом, так качественно оттеняющим убийство. Оттенки голоса актрисы кажется живут отдельно от статичных сцен, показывая картину ещё более шизофреничной. Конечно, нельзя не отметить параллелей между Офелия-мать Офелии и старушка-орущей-у-балкона-свою-мать-мат- ь-старушки-орущей-у-балкона-свою-мать. В первом случае — цинизм и некий познавательский интерес к объекту, во втором — «Я волнуюсь»! В общем, зритель, найди десять отличий. А как выглядит момент, когда Офа заходит с матерью-кукушкой в подъезд — переодеть чулки и задушить этими чулками Неверную. Весьма эротично и эстетично.
И, наконец, первая история — «Котельная N6» — прямой привет «Палате N6» и «Преступление и наказание» by Достоевский. Образ кочегара — просто выточенная фигурка из талого льда: тонкая, красивая и бессмысленная. Поэт, вдохновенно воздающий закоптевшему потолку оды, держащий карикатурного персонажа-гомосексуалиста, Вениамина Андреевича. Что особенно греет душу, что к сему персонажу обращаются по имени-отчеству. Значит, заслужил, в отличие от других посетителей. Выпорхнул, как бабочка, скинул старый серый плащ-хитин, обнажил далеко не маленькое пузико, посверкал плешинкой, спел и станцевал, словно заправский эксгибиционист и упорхнул в гнёздышко-душевую, где весьма понятным способом отрабатывает долг кочегару. «У-о-у-о, это сладкое место «Камчатка» — пел Виктор Цой. Пел он про котельную «Камчатка», кто не в курсе. Ах, как красиво рассуждал друг главного героя про то, что сам, своими руками прибьёт надоедливую соседку по общежитию, как патетично и поэтично это было произнесено. Заслушаешься! Лишь кроткий Маковецкий, жестом фокусника, открывший сервант с кровавым содержимым, слушает оправдания с подкошенными ногами и заламыванием рук про «я же поэт», «буду сообщником», «какая же она красивая была». К счастью, люди готовы на убийство лишь на словах, а не действиях.
Сделаны все три истории в авторском и простом стиле. На детали обращаешь внимания больше, чем на сюжет, ведь он, как и во многих «других» фильмах, развивается медленно, или не развивается вообще.
8 декабря 2009
Ну что ж, вот и посмотрел я свой первый фильм Киры Муратовой. И никакой однозначный вывод не приходит в голову. В роде бы и по делу всё, но смотрится это «всё» без особого интереса (тяжело). Не подумайте, что я сел смотреть «Три истории» после боевиков и комедий, хочу сказать: я прекрасно понимал, на что подписался, но все равно — кино меня больше разочаровало, чем порадовало.
Итак, кино состоит из трёх историй, которые имеют разное наполнение, но общую идею, или тему — «убийство». Подход к каждой истории и их задумка мне очень понравились, но вот исполнение не очень. Не знаю это стиль Муратовой или же просто так получилось, но действие выглядит статично и немного провисает. Вся идея сосредоточена больше на созерцание, на разглядывание деталей, нежели на развитие событий, поэтому если половину всего фильма вырезать, то это никак не отразиться на сюжете. Но поскольку «Три истории» это, прежде всего авторское кино, то здесь деталям уделяется гораздо больше смысла, чем основной идеи фильма.
В каждой истории основной акцент делается на двух персонажах, все другие исполняют роль статистов и создают декоративный фон, который помогает лучше понять главных героев. Все актёры отыграли хорошо или по максиму своих возможностей, иногда создавалось впечатление, что они просто импровизируют и реплики говорят, как хочется, а не как написано в сценарии.
Вот и всё. Хочется еще отметить Ренату Литвинову, которая сыграла саму себя, только работающей медсестрой, по написанному ей же сценарию — получилось интересно, захотелось посмотреть какой-то ее фильм.
P.S. Моя рецензия могла бы быть не на красном, а на другом фоне, но, к сожалению, я оказался не тем зрителем, для которого снято это кино. Поэтому не судите строго за мой субъективизм.
4 октября 2009
Хороший фильм, превосходные и непредсказуемые сюжеты про душевнобольных.
Когда проник в фильм и потом отвлекся на минуту, то было такое ощущение, что все люди в этом мире психически больные и делают большие ошибки и притом знают и трезво понимают это.
Не понравилось:
Третья история, о том, как девочка убила старика. Дело в том, что мне кажется от выпитого приготовленного напитка не факт, что старик бы умер от этого коктейля, тем более так быстро, как было показано в фильме. Сначала были бы проблемы с желудком. Тем более Олег Табаков сыграл смерть неправдоподобно. Это я считаю главным киноляпом этого фильма.
8 из 10
3 октября 2009
Авторское кино в России всё-таки живо! До этого фильма из хороших российских авторских режиссёров я знал лишь Балабанова. После этого фильма я открыл для себя Киру Муратову.
Фильм объединяет три новеллы об убийствах. Вроде бы все убийства разные и совершены разными людьми. Но всё-таки их объединяют какие-то глубинные причины. Тихомиров был зол на соседку за её придирки. Оффа была раздражена на женщину, которая отказалась от своего ребёнка (она знала, каково ему будет). Злила её с самого детства и своя мать, отказавшаяся от неё. И девочку Лилю из последней истории злил дедушка. Несмотря на их различия, их объединяет злость. Причём злость эта бывает разной. Будь-то злость накапливаемая по крупицам годами или злость пронесённая через года с самого детства или же сиюминутная злость. Все они привели главных героев к убийству.
Самой лучшей новеллой является вторая — «Офелия». Отличная экзистенциальная зарисовка о девушке Оффе, которая всю свою жизнь посвятила поискам матери, но не для того, чтобы воссоединится с ней, а для того, чтобы отомстить.
Кира Муратова — очень талантливый режиссёр. Это видно по различным художественно-изобразительным средствам. Но особенно мне понравились сцены а-ля Дэвид Линч: сцена с двумя пожилыми женщинами, с вождением пальца по узорам колонны, с двумя слепыми на пирсе, с кошкой, стащившей курицу, и финальная сцена. Оригинальна и идея саундтрека в виде русской озвучки диснеевского Винни-пуха.
Отдельно хочется сказать о Ренате Литвиновой. Сказать, что она играла потрясающе, значит, ничего ни сказать. Никаких эпитетов не хватит, чтобы описать её игру. Особенно мне запомнилась её цитата:
«Я не люблю мужчин, я не люблю женщин, я не люблю детей, и вообще этой планете я поставила бы ноль.»
Фильм многим не понравился, его не приняли. Ведь «Три истории» сделаны в сугубо авторском стиле. Лично меня это порадовало. Авторский кинематограф в России всё-таки жив. Просто зритель у нас ещё не готов к такому кино.
9 из 10
8 июня 2009
«Три истории» — фильм притча, загадка, недооценённый шедевр. Красиво, зло и точно показывает вторжение смерти в повседневную жизнь странных героев, но в каждой части это происходит по разному. Почти «чеховские» диалоги, создают эффект сюрреалистичности, одновременно с реальностью происходящего.
Фильм стоит того, чтобы посмотреть его хотя бы раз. Каждая новелла — как некая волна, после наплыва которой хочется помолчать и попытаться осмыслить всё произошедшее. Радует подбор актёров.
Без сомнений 10 из 10.
11 апреля 2009
Когда-то с премьерой этого фильма в наш город приезжал Сергей Маковецкий. По такому случаю набился полный зал народу — всем было очень любопытно. Маковецкий рассказал о фильме, заинтриговал. Начался просмотр.
Спустя минут 20 те, что понаглее, стали покидать свои места. Через 40 минут вставать и уходить стали уже многие. К концу фильма в зале остались единицы, в том числе и я.
Причина проста — фильм снят на такой меланхоличной ноте, что зрителю он попросту показался нудным и тяжелым. Я сама — чего скрывать — с трудом досидела до конца. Это был 1998 год, мне было 16 лет. С тех пор я ни разу не пересматривала «Три истории». Но! Я помню, при том очень хорошо помню, этот фильм до сих пор. Часто думаю о нем, пытаюсь осмыслить идею автора. Вот что называется — фильм, заставляющий думать!
Мы часто по-мещански обсуждаем скверных людей и говорим «Убивать таких надо!». Герои историй перешли от слов к делу. Соседка-самодурка из первой истории, мать, бросающая своего ребенка, дед-тиран — по мнению героев фильма, они были справедливо убиты! Так вот это заставляет сравнить свои взгляды на справедливость с тем, что происходит в кадре «Трех историй».
24 января 2008
Фильм, который можно пересматривать много раз. Фильм странный, страшный и заставляющий думать. Меня глубоко потрясла третья новелла «Девочка и смерть», наверное, никакое другое кино не ужасало меня так, как этот короткий фильм.
Часть «Офелия» — самая стильная и детально насыщенная. Можно смотреть вновь и вновь, размышлять. «Котельная N6» — откровенная, кричащая и самая реалистичная.
21 января 2007
