Царь Эдип (1993)

Слегка удивлен, увидев здесь на кинопоиске данную картину. Потому что это не фильм в строгом смысле слова, а экранизация оперы Стравинского «Oedipus Rex», причем экранизация, сделанная японцами.

Филлипп Лангридж, Джесси Норман, Мин Танака — любому человеку, знакомому с оперой эти имена говорят о многом. Главное же, что дух трагедии Софокла передан с поразительной точностью.

Трагедия Софокла «Царь Эдип» зачастую неправильно истолковывается как «трагедия рока». В этом толковании, примитивном по своей сути, главной мыслью, приписываемой Софоклу, является мысль о бессилии человека перед роком, судьбой, фатумом. Такое толкование может возникнуть лишь от непонимания древнегреческого мировоззрения — с точки зрения человека того времени наличие предопределенной судьбы человека являлось аксиомой, соответственно, никакой трагедии здесь быть не могло по определению. Простейшим логическим аргументом, опровергающим эту теорию, является тот факт, что действие «Царя Эдипа» происходит в тот момент, когда Эдип уже невольно совершил отцеубийство и женился на матери, то есть исполнил, сам того не ведая, предсказание оракула. «Если бы Софокл хотел показать тщетность человеческих усилий в борьбе с роком, он должен был сделать содержание своей трагедии события из ранней молодости Эдипа, когда тот по неведению исполнил все то, чего хотел избежать» — Ярхо В. Н. Ярхо видит трагедию в «столкновении неизбежно неполного, частичного, ограниченного человеческого знания с всеобъемлющим, всеохватывающим божественным всеведением, олицетворяющим в глазах поэта разумность мира», в том, что человеческое знание ограничено, и все разумные меры, принятые Эдипом, приводят к прямо противоположному результату. Следует отметить и третий постулат Ярхо — он не видит никакой осмысленной вины Эдипа в произошедшем — в его трактовке присутствует лишь гамартия, трагическая вина. Если с первым утверждением («Эдип» — не трагедия рока) я склонен согласиться полностью, со вторым частично, то с третьим не согласен вовсе. Исследователь пишет: «Эдипа обвиняют то в легкомысленном отношении к полученному прорицанию, то в несправедливых обвинениях по адресу Тиресия и Креонта, которых Эдип подозревает в заговоре против себя. Ни построение действия в трагедии, ни самый ее текст не дают основания для подобных обвинений». Мне представляется, что именно анализ текста Софокла позволяет нам выявить его отношение к Эдипу до акта прозрения, то есть самоослепления. Если вдумчиво и непредвзято проанализировать поведение и слова Эдипа на протяжении большей части трагедии, то мы увидим, называя вещи своими именами, тирана с манией преследования, хвастуна, гордящегося своей победой над сфингой, высокомерного и самоуспокоенного человека. Давайте же обратимся к тексту трагедии: о себе Эдип говорит «Я, названный у вас Эдипом славным», его поддерживает хор, называя «наилучшим из мужей». Далее этот наилучший из мужей клянется расследовать преступление, но как только слышит то, что не хочет слышать от прорицателя Тиресия, тут же придумывает дикую теорию заговора: «Креонт, в минувшем преданный мне друг,\\ Подполз тайком, меня желая свергнуть,\\ И подослал лукавого пророка,\\ Обманщика и плута, что в одной лишь\\ Корысти зряч, в гаданьях же — слепец». Но если обвинение Креонта еще можно логически оправдать, то связь между ним и Тиресием, предположение о том, что слепой прорицатель таким образом помогает Креонту и участвует в политической борьбе, глубоко абсурдно и глупо по своей сути. В этом же монологе Эдип хвастается своей победой над Сфингой, противопоставляя ей бездействие Тиресия: «Но ты не вразумился птиц полетом,\\ Внушением богов. А я пришел,\\ Эдип-невежда, — и смирил вещунью, \\ Решив загадку, — не гадал по птицам!». Эдип не понимает того, что не дело Тиресия гонять Сфингу по Фивам, как и бороться за власть, «чтоб ближе стать к Креонтову престолу», что Тиресий «не ему, а Локсию слуга». Хвастовство по Софоклу является резко отрицательной чертой человека, что может быть проиллюстрировано цитатой из «Антигоны»: «Ибо Зевс хвастунов громогласный язык// Ненавидит извечно…». Решение Эдипа изгнать или убить Креонта по одному лишь подозрению в измене не встречает понимания даже у лояльного к нему хора и является в чистом виде поступком тирана, который никак не может вызвать одобрения у автора трагедии. Неприятие тиранической власти и человеческой гордыни можно проиллюстрировать на примере всего творчества Софокла: «Кто возомнит, что он один умен,\\Красноречивей всех и даровитей,\\ Коль разобрать, окажется ничем,\\ И самым мудрым людям не зазорно\\ Внимать другим…» — «Антигона». «Мил богам\\ Благочестивый, гордый — ненавистен» — «Аянт». Кстати говоря, мотив инцеста, брака с матерью в греческом мировоззрении символизировал тираническую власть, на что обращает внимание С. Аверинцев в своей работе «К истолкованию символики мифа об Эдипе». «Брак с матерью имеет в знаковом языке античной «онирокритики» (снотолкования) четко фиксированный смысл. Разбирая так называемое Эдипово сновидение, Артемидор замечает: «это хороший сон для всякого народного вождя и политического деятеля; ведь мать означает отечество. Человек, имеющий соитие с женщиной, которая отдается послушно и по доброй воле, согласно закону Афродиты властвует над ее телом; так и сновидец овладеет всем составом государственных дел (Onirocr., I,79,91—92)». Подытоживая сказанное, можно сказать: трагедия Эдипа в том, что он стремится к абсолютному знанию, исходя из неабсолютных категорий человеческого мышления, что он стремится понять божественную логику, используя логику человеческую. В этом смысле финал трагедии на самом деле совершенно не трагичен — Эдип отказывается от своего зрения, так как оно его подвело. Аверинцев, кстати, акцентирует внимание на том, что в греческой традиции мудрецы обязательно были слепыми: «Еще в мифе и легенде вещий Тиресий, вещий Гомер, вещий Демодок — слепцы; притом о Тиресии известно, что слепота дана ему одновременно с пророческим даром; о Гомере говорили, что его ослепила Муза. Особенно колоритен знаменитый рассказ о Демокрите, выжегшем себе глаза, чтобы яснее видеть невидимое». «Наши слова «теория» и «идея» получились от греческих «смотрения» и «облика». Собственно говоря, это легко проиллюстрировать и на примере русского языка, составив цепочку зрение-воззрение-мировоззрение. Итак, Эдип принимает неабсолютность своего знания, как зрения, направленного вовне. Он как бы говорит нам: я видел так, я видел жену — она оказалась матерью, я видел детей, оказалось, что они братья и сестры — ну и зачем мне такое зрение, не проникающее внутрь вещей, не видящее сути их? Соответственно, трагедия здесь только в том, что для того, чтобы понять неабсолютность своего знания, нужно проделать огромный путь, заглянуть в себя и ужаснуться увиденному, отказаться от привычных и присущих человеку категорий мышления. Эдип это делает, становясь мудрее — поэтому результат, финал трагедии не есть трагедия, а есть просветление, выход Эдипа за пределы человеческого знания и приобщение к знанию абсолютному.

Но это опера, а не фильм — имейте в виду при просмотре.