Воскресенье, половина седьмого (1988)

Я — человек, который с фейспалмом смотрит «Очень странные дела», критикует «Убивая Еву» и вообще крайне категорично настроен.

В смысле в плохом качестве, с плохим дубляжом, не вышли все серии — не, я не буду смотреть этот сериал, несите следующий.

Я сама не знаю в какой момент мне попался сериал «Воскресенье, половина седьмого», но уже с самого начала я поняла, что это что-то ностальгически-милое, немного наивное. Как такового детектива — нет, нет даже убийства, надо бы сразу закрыть дело, но показания не сходятся и Сергей Крашенинников пытается выяснить всю ситуацию.

Я не знаю, что именно меня так сильно тронуло. Может быть, это искреннее ведение дела, или то, что он смог растормошить своих начальников присоединиться к нему и поверить, что не надо закрывать дело, а довести до конца. А может быть все вместе. А может быть, попытка разговаривать с людьми по-человечески, пытаться призвать всех к тому, чтобы помогать и быть людьми. Такое отчаяние желание разобраться…

Но этот мини-сериал запал мне в душу, а Сергей Крашенинников остается там со своим чистым взглядом на переднем плане.

Сама проблематика — равнодушие. Я не знаю, насколько это было актуально в Советском Союзе? Сейчас — это актуально на 100%. Да что уж там, думаю, каждый надеется, что кто-то подойдет к нуждающемуся и спокойно выдыхает, когда чья-то проблема становится не его. Лень, потеря времени, страх что-то сделать не так, все вместе давит и проще пройти мимо, чем остановиться и помочь.

Сергей Крашенинников пытается хотя бы, как правильно сказал его начальник Андрей Андреевич, дать понять и навести на мысль каждого причастного, что и его вина в этом тоже есть. И это важно! Важно не допустить смерти по равнодушию.

В общем, грустно, остросоциально и очень трогательно. Все играют прекрасно!

Посмотрела на одном дыхании и влюблена в этот мини-сериал.

Приветы из 2020 года в 1988 г.

Да простит меня тень Анатолия Наумовича Рыбакова за такой каламбур, но фильм «Воскресенье, половина седьмого», на мой взгляд ставит точку на Кроше — персонаже нескольких повестей писателя, ибо Сергей Крашенников не просто въедливый, не в меру дотошный юный следопыт, но некий символ правдоискательства и правдаборчества. Оговорюсь сразу, Крош в исполнении Василия Фунтикова не вызывал никакой симпатии, начиная с «Каникул», продолжая «Неизвестным солдатом», а в «Воскресении», при наличии «тараканьих`усов он и вовсе тошнотворен, тем не менее именно такой неприятный тип и должен быть олицитворением правды, которая всегда (или почти всегда) неприятна и омерзительна ещё больше, чем её носитель. Рискну предположить, что и самому Рыбакову Крош был не очень — то по душе, и в принципе, в его авторской воле, было сделать его более привлекательным, умным, хитрым и даже жестоким, но Рыбаков прожил большую жизнь, много чего повидал, и потому явил не слишком распространённый тип героя — неудачника, человека, которого никто не может любить, анахронизм, и, по большому счёту — придаток, который должен компенсировать свою ограниченность поисками истины, так как он её видит, плоско и довольно примитивно. Главная беда Кроша, по крайней мере, в рамках данного сюжета, в том, что он абсолютно не видит конечной цели своего расследования, пусть он и выводит на чистую воду всех участников морального преступления, имя которому — малодушие. Да, малодушны быдловатые девицы, «подруги» умершей, и их люмпенского вида ухажёры, преступно малодушен профессор медицины Боровой, малодушны подростки, которые родителями и старшими братьями буквально выдавлены из семьи на улицу. Но что ужасно, даже такая экстремальная ситуация сути абсолютно не меняет и ничему никого не учит, хотя компания из трёх ребят и двух девчат авторам всё — таки симпатичнее, потому именно они, в конце каждой серии, во время титров, проходят под пронзительные аккорды «Pink Floyd», на фоне закатного неба, и удаляются в лихие девяностые, где им ничего радужного не светит, по крайней мере, таковы ощущения от этой метафорической картинки. Что случится с Крошем и с остальными персонажами, Рыбаков не написал, мы сами всё узнаем, пережив тяжелейший период истории нашей страны, но вот что интересно, фильм, снятый почти тридцать лет назад, в стране с другим названием смотрится очень хорошо и сейчас, в отличие от многих хитов перестроечной поры, вроде «Меня зовут Арлекино», где и чернухи было побольше и реалии прописаны куда явственнее, но они воспринимаются исключительно как хроники тех лет, а в этом фильме что — то схвачено вневременное, что -то тёиное, ноющее, химеричное и не дающее спокойно и комфортно жить — поживать. Уж не совесть ли это?

10 из 10

«Знаешь, что в тебе самое плохое, Борщов, то что ты равнодушный. А я вот где-то читал, Борщов, что не так страшны предатели и убийцы, потому что они могут только предать или убить, а страшны равнодушные, это с их молчаливого согласия происходят все преступления.»

Эта фраза мастера ЖЭКа из данелиевского «Афони», как нельзя лучше описывает сюжет того, о чём нам расскажут, и покажут в «Воскресенье…» Только здесь равнодушным оказывается не один отдельно взятый индивид, а всё наше позднесоветское общество. Начальница мастерской где работают девушки — которой всё равно что сотрудница три дня не ходит на работу, сбежавшие подруги, прохожие проходящие мимо лежащей девушки, и делающие вид что не замечают её, врач — давно забывший про «клятву Гиппократа», и прочая, прочая. И у всех находится причина для оправдания своего неучастия: в машине всего два свободных места — а голосующих девушек трое; молодая — сама виновата, нечего с молодыми парнями в лесу гулять; раз лежит — значит пьяная. И при этом никого из этих людей нельзя назвать законченным подлецом, или сволочью. Отнюдь. Обыкновенные граждане, ещё не испорченные тотальным дефицитом, или перемолотые перестройкой. Установки партии и правительства — ещё не принято подвергать сомнению, а вера в правоохранительные органы незыблема как скала. И лишь очень внимательный зритель может увидеть первые трещины, которые обрушат эту каменную стену через пару — тройку лет. Наверное увидел и режиссёр Вадим Зобин, сумевший избежать в своей картине столь модных тогда перегибов «перестроечного кино». И наверное благодаря этому «Воскресенье…» сегодня смотрится не менее актуально, чем тогда, в 1988. А может даже и более.

P.S. Две недели назад, в нашем городке произошла трагедия — вечером (около 9 часов), прямо под окнами многоквартирного дома, убили человека. Зарезали. Типичный конфликт из-за парковки машин. Многие жители дома слышали, и видели !!! конфликт на улице, но никто даже не пробовал разнять скандалистов, или хотя бы вызвать полицию. Зачем? — сами разберутся. Разобрались. Но весь ужас трагедии в том, что раненный минут 20 лежал на асфальте истекая кровью, и крича на всю улицу, пока кто-то из сердобольных жителей не вызвал скорую. Но было уже поздно. Как сказали потом врачи, если бы их вызвали на 10 минут раньше… Но раньше — было некому, или некогда. А потом на похоронах были речи о том каким хорошим человеком на белом свете стало меньше, называли нападавшего гадом, и сволочью, и проклинали «как таких земля терпит», но никто не сказал «Я — виноват».

10 из 10

Крош из произведений Анатолий Рыбакова («Приключения Кроша», «Каникулы Кроша», «Неизвестный солдат»)вполне логично и предсказуемо в итоге обязан был стать милиционером. Себе обязан и обществу. К сожалению, Рыбаков так и не написал продолжение, но данный фильм по сути и является продолжением, где небезызвестный автор выступил в качестве автора сценария. Фильм снят в сложный 88-й год, в то время, когда государственные правила пошатнулись и стали сомнительными. И, по сути, Крош являет собой последний оплот государства. Принципиальный и неподкупный — можете представить себе, какое это шило в заднице у бюрократов, приспособленцев и взяточников — всех тех, кто на 100 процентов составляет ряды государственных служащих.

Довольно смешны потуги девушки Кроша (даже «невесты») заставить его собственной волей поступиться принципами. Девушка, определенно, не читала трилогию Рыбакова. С одной стороны, вполне бы в природе мог попасться один такой мальчик-студент, от которого плачет вся прокуратура, в которой он проходит практику, а с другой стороны — это сказка, обычная сказка. Пусть даже образ Кроша тот самый, родной и всем известный. Зато в полной мере показаны уродами врачи (Лев Толстой здесь бы согласился), бросающие больных девушек на обочине дороги, работники заводов-фабрик, что говорит о модной тенденции благородных кровей в то время и подростки, неправильно воспитываемые своими козлами-родителями. Впрочем, подросткам дан шанс исправиться, которым они воспользовались в лучших, крошевских традициях.

Сюжет по сути высосан из пальца, но тема самая актуальная и на нынешний момент — падение нравов и моральные установки каждого. Временами смотреть скучновато, но не тем, кто застал 88-й год во всеоружии.

Кино (точнее мини телевизионный сериал), который неожиданно запал в душу. Из тех фильмов, в которых на первый взгляд — не за что и глазу зацепиться — ни известных актеров, ни броского сюжета. Фабула, так и просто выеденного яйца не стоит. Молодая девушка умирает в выходной, в людном месте (вокруг много компаний, все время подъезжают какие-то мотоциклисты, семьи на машинах) — в общем, драма разыгрывается в солнечный день, где-то на природе.

Молодой следователь, как водится, берется за дело, которое ему отдали только для того, чтобы закрыть (состава преступления нет) — девушка умерла от естественных причин. Но начинающие следователи, как мы знаем, люди неуспокоенные, дотошные. Что-то не нравится молодому человеку в этом деле, и он начинает по нему серьезное расследование.

«Когда все врут»

В определенный момент мы начинаем понимать, что девушка в этом кино — аналог «Лоры Палмер». Все, кто так или иначе имели отношение к ее делу — безбожно лгут. Лгут подростки, которые отдыхали рядом на поляне, лгут ее подруги, лжет даже человек, который проезжал мимо по шоссе, но не взял девушек на борт — т. к. места в машине не хватило.

Фильм и правда, на первый взгляд, как будто самое обычное кино позднесоветского (88ой год) периода — без «экшена» (в его традиционном понимании), красивого монтажа и картинки. Все держится на внутреннем психологизме, и интересно рассказываемой истории. (которая раскрывается постепенно — кусочек паззла за кусочком).

В то же время «раннеперестроичный» флер добавляет ему и новых мотивов, когда вместо «юных пионеров» у нас уже — байкеры. И как раз принадлежность к этому времени лишает его и многих штампов. Например — повсеместная продажность судей и чиновников, которые уже, честно говоря, поднадоели (и даже не столь в нашем кино, сколь даже в американском). В частности, непосредственный начальник молодого следователя, хоть вслух и не одобряет его «возни» по этому пустяковому делу, но мысленно поддерживает, и даже позволяет (несмотря на постоянные «звонки» сверху) довести его до конца.

Финал, как это чаще всего и бывает — раскрывает не такую уж страшную, в чем-то даже банальную, но все равно печальную правду…

Такое, неяркое, неизвестное, но хорошее кино — про то, что же на самом деле произошло в Воскресенье, половину седьмого.

Известный колумнист Вадим Нестеров сравнил как-то советскую культуру с заброшенной и полузабытой страной, куда все мы осуждены периодически возвращаться за оставленными там сокровищами. Походы за этими сокровищами начались, конечно, уже давно — практически сразу после падения СССР, но до сих пор брали мы, в основном, то, что валялось на поверхности — поднимали, так сказать, самородки, тогда как основная масса ценностей так и лежит погребенная под накопившимся за двадцать лет культурным (ой ли?) слоем. Увы, настоящей разведке этих ценностей серьезно мешают осколки кривых зеркал, которыми богаты позднейшие наслоения, и те, что, как у Андерсена, попали нам всем когда-то в глаза и сердца: осколки эти, искажая, очень часто не позволяют разглядеть того, что было в той стране истинно добротного и качественного, превращая в нашем восприятии прелестнейшие ландшафты в листья вареного шпината, добрую и разумную человеческую мысль — в невообразимую тягомотину.

Так, ценить советский детектив семидесятых-восьмидесятых я выучилась лишь с большим опозданием, хорошенько проплакавшись под ударами судьбы и избавившись (надеюсь) таким образом от пресловутых осколков зеркала тролля в глазах. Во время выхода на экраны того же «Воскресенья» британской музы небылицы тревожили сон отроковицы, в детективе я искала интригу, мозговую головоломку, догоростоящую внешнюю прилизанность, притягательно-иноземный колорит; унылых многоэтажек, грубых подростков с магнитофонами, бытовых коллизий и — как мне тогда казалось — банального, безнадежно устаревшего и очевидно бесполезного морализаторства хватало и в жизни. Позже, много позже пришло ко мне осознание того, как важно и как трудно передать на экране эту самую сложнотканную текстуру повседневности, органично показать весь срез общества — не статичным, а таким, как в жизни — меняющимся и того не осознающим, полным явных и неявных связей, взаимодействий и взаимоотталкиваний, индивидуального и социально-обусловленного; как редко зарубежные мастера жанра задавались неизбежными в отечественном кино нравственными вопросами, ставили и решали обязательные у нас насущные этические и социально-политические проблемы и как безупречно это удавалось авторам наших неброских, на неподготовленный взгляд невзрачных полицейских кино-расследований — тонко, емко, нюансированно, на высочайшем уровне технической и профессиональной убедительности.

Формально фильм «Воскресенье, половина седьмого» исследует психологический и социальный феномен — так называемый синдром постороннего, при котором люди, оказавшиеся свидетелями чрезвычайной, грозящей жизни другого ситуации и в разной мере осознавшие эту ситуацию как критическую, не пытаются помочь пострадавшему — из-за элементарной социальной лени, из-за рассасывания ответственности, всегда возникающего в толпе, из-за вероятных в случае вмешательства дискомфорта и временных потерь. И синдром этот проявляет себя не только в истории с умирающей на людной поляне девушкой, при ближайшем рассмотрении им в той или иной мере оказываются заражены все герои фильма (кроме молодого, обожженного по молодости всеобщим малодушием следователя Крашенинникова), он орудует крупно и мелко — разрушая, разъединяя, отчуждая, подтачивая самые основы общества, в котором у столкнувшихся с подобным уже не может быть доверия ни к правохранительным органам, ни к светилам медицины, ни к собственной невесте. Синдром этот тем более страшен, что неуловим, неопределенен, его практически невозможно выявить и разоблачить — отсюда и растерянность Сергея в финале. Хуже — и здесь авторам удалось ухватить за хвост самую суть тогдашнего Zeitgeist`a — он (и зритель вместе с ним) внезапно прозревает, что подобное отношение к жизни как-то незаметно стало нормой, моральное осуждение преступного равнодушия сменилось у вполне интеллигентных, образованных людей осуждением осуждающих, неправомерно посягающих, по их мнению, на святыню чужой частной жизни. Красавицы-супруги, студентка Лена и жена врача, со свойственной умным женщинам голубоглазой непосредственностью озвучивают эту новейшую жизненную философию, всеми средствами из своего арсенала красоток подталкивая каждая своего мужчину к подлости. Не только умудренный жизнью прокурор, но и дипломник Сергей, чистый и честный, оказываются в прошедшем веке запоздалыми, неадекватными, готовыми к сдаче в утиль…

При всем при этом удивительно искренняя авторская интонация, еще не разрушенная в них вера в воспитательное и просветительское предназначение искусства не позволяют фильму скатиться ни к чернухе, ни в пессимизм. В нем нет ни малейших попыток лакировки действительности (все социальные язвы того времени — проблемы подростков, коррупция, какой-то общий идейный раздрай — в нем налицо), но горячее сочувствие к соотечественникам и то, о чем сейчас и говорить как-то неприлично — любовь к Родине и живущим в ней — сообщают ему какую-то трогательную, утраченную с тех пор человечность. Действительность того времени в деталях, вкусах, цветах, звуках и запахах воссоздана как-то так точно, так сочно и ностальгически-правдоподобно, что диву даешься: куда потом это все ушло — так сгоряча и так проворно? Верно, и вправду тролли зеркало разбили…