Штормовое предупреждение (1988)

«Тебе бы, Горев, кавалерийской бригадой в Гражданскую командовать. Эх, лихо бы получилось!»

Времена всегда — «другие», и фильм, как нельзя лучше, демонстрирует данный тезис. Картина позиционируется как социальная драма и фильм-катастрофа. С первым абсолютно согласен, а со вторым — лишь частично. Дело в том, что советский фильм-катастрофа — это совсем не то, что в данное понятие вкладывают западные и особенно американские ленты. Там подобный жанр исключительно масштабный, а потому — зрелищный; главное его назначение — удивить и поразить зрителя КАРТИНКОЙ разрушений. Советские же фильмы делали упор не на внешнее (на это попросту не отпускалось денег), а на внутреннее — переживания героев, пик которых приходится на момент той или иной катастрофы. В названии работы Омельчука усматривается не столько техногенная катастрофа, которая присутствует лишь фрагментарно (да и то исключительно по кадрам хроники), сколько политические пертурбации в стране. Если целью планов реформ 1983—1984 годов Ю. В. Андропова была всесторонняя демократизация сложившегося в СССР общественно-политического и экономического строя, то объявленное в 1985 году М. С. Горбачёвым Ускорение касалось только экономики, и совершенно не затрагивало основ «развитого социализма». В 1987 году перестройка уже была объявлена новой государственной идеологией, и кино мгновенно откликнулось на призыв партии.

Без всякого преувеличения можно сказать, что фильм политизирован от начала до конца. Если зритель решит посмотреть картину, а её хронометраж 130 минут, исключительно ориентируясь на название, то он будет разочарован. Всё «стихийное бедствие» занимет не более 10 минут, остальное время — это расстановка сил в городе, из которого ненадолго уезжает первый секретарь горкома КПСС, оставляя вверенную ему «вотчину» на «верных людей». Всё бы ничего, если бы не ураган, который должен обрушиться на город в ближайшие часы. И тут наступает час откровений, показывающий, кто чего стоит на самом деле как каммунист, и как человек. Главная антитеза картины — это первый секретарь Иван Харитонович Турчак (Юрий Мажуга) и генеральный директор химического комбината Максим Павлович Горев (Леонид Бакштаев). Турчак — это ДОперестроечное мышление (барство, чванливость, грубость, заносчивость). Горев — новая государственная идеология — гибкость, участие, внимательность, способность взять на себя весь груз ответственности за принимаемое решение; в общем, то самое горбачёвское новое мышление. Всё это само по себе неплохо, вот только подано данное блюдо без огонька, без искорки — вяло и аморфно. Создаётся впечатление, будто большинство актёров просто «отыгрывают» материал, не вкладывая в него ни душу, ни сердце.

По большому счёту это им и не нужно, потому что обсуждаемые на пленуме темы опоздали, как минимуму, лет на 10—15. Гигантский локомотив под будоражащим Запад акронимом СССР с огромной скоростью нёсся совсем не в «светлое будущее», а к закату социализма. Многие реплики персонажи прекрасно демонстрируют его неостановимый бег. «Раньше были временные трудности по объективным причинам, а сегодня что?..», «Я тут мясо птицы нашёл, несколько тонн — людей ведь чем-то кормить нужно…», «Он и рапортует: голос звонкий бодрый. Велосипед не изобретёт, но и другим не даст!» «Наш народ на трудности отзывчивый». Финал получился смазанным и невыразительным даже с «захлопыванием» опустившегося до низости Турчака. Если в мозаике из отдельных элементов складывается цельная картина, то в данном случае единое полотно дробится на отдельные эпизоды, сыгранные актёрами хорошо, но с трудом укладываемые в сценарные рамки. Оператор «под занавес» показывает, как из темноты проступают светящиеся на здании горкома слова «Ленинизм — знамя нашей эпохи». Прекрасный лозунг, который от многолетнего частого употребления потерял и свою силу, и внутреннее революционное содержание. Жаль, что история не терпит сослагательного наклонения, ведь всё могло БЫ быть иначе…