Выше небес (1977)

Во второй половине 70-х годов прошлого века в Италии внезапно вошло в моду, что называется, «наезжать» на католическую церковь. То есть, не то, чтобы внезапно — политический кризис в стране в то время достиг апогея, и институт церкви, долгие годы являвшийся одним из оплотов государства, в общественном сознании превратился едва ли не в главного виновника происходящего. Ну, а если имеется «общественный заказ», то его воплощения в жизнь, как правило, долго ждать не приходится. Вот и начали один за другим выходить на экраны такие фильмы, как «Il Saprofita» Серджио Наска, «Povero Christi» Пьера Карпи, «Todo Modo» Элио Петри… Вот только с фильмами (как, впрочем, и с любыми другими произведениями искусства), созданными на «злобу дня», чаще всего происходит одна, довольно неприятная вещь: интерес к ним исчезает практически мгновенно, как только тема теряет актуальность. И хорошо, если их создатель обладал недюжинным талантом и мастерством (как, например, Элио Петри) — тогда его детище продолжит жить и в следующую эпоху. Прочих же ожидает забвение на пыльных архивных полках.

Именно это произошло с картиной Сильвано Агости «На высоте Рая». Как только воевать с католической церковью, в изрядной степени потерявшей свое влияние на государственную политику Италии, стало бессмысленно, вспоминать об этом фильме перестали даже воинствующие атеисты. Хотя, последние, возможно просто по некоторому недомыслию — поскольку злая сатира на религиозное общество, которую представляет из себя «Nel più alto dei Cieli», этой общественной группой будет востребовано всегда. А вот чтобы достучаться до остальных, требовалось, наверное, что-то большее, чем методичное размазывание грязи по церковным облачениям, которым режиссер занимался весь фильм со страстью истинного неофита. Про то, что при этом еще и кино неплохо было бы снять, видимо, как-то забылось.

Если говорить о жанрах, то «На высоте Рая» представляет из себя нечто вроде сюрреалистического гиньоля, стилистически напоминающего о работах Питера Гринуэя, который лучше всех в мире, наверное, умел работать в этом направлении. Вот только выдумки, буйства красок, ярких образов… да и просто сумасшедшинки, которая всегда присутствовала у англичанина, в фильме итальянца откровенно не хватает. Даже финальная оргия, с ее торжеством Плоти и Смерти словно сошедшая со знаменитого триптиха Босха «Сад земных наслаждений», выглядит тускло и уныло, вызывая разве что ироничную усмешку, а не предполагаемый автором катарсис. А ведь ей предшествует целых полтора часа продолжительных и скучных мизансцен. Конечно, если вы убежденный атеист или ярый христианин, то на почве подобного кино вполне можете схлестнуться в увлекательном диспуте с последующим кулачным поединком — но это развлечение для отдельных категорий граждан, не доступное трезвомыслящему большинству. Так что, пускай фильм и дальше пылится себе на полочке. По крайней мере до тех пор, пока снова не понадобится на передовой антиклерикальной войны.

Ах, да! Надо же и о сюжете что-нибудь сказать… Хотя, что там говорить о притче. Почти евангельской (хе-хе). В Ватикане построили шикарный лифт, специально для приглашенных на торжественную аудиенцию к папе. И вот тщательно отобранные паломники из числа как священников, так и мирян, входят в это царствие зеркал, позолоты и прочего великолепия, чтобы через пару минут предстать перед ликом Наместника Бога на Земле. Но проходит одна минута, вторая, третья, пятая, десятая… А двери лифта так и остаются закрытыми. «Застряли», — подумал Штирлиц. Но не просто застряли, а ЗАСТРЯЛИ! Проходит час, другой, день, два — а паломники все так же сидят в лифте, который становится сценой для демонстрации человеческой убогости в ее религиозной ипостаси. Верные слуги Господа мало-помалу звереют, высвобождают свои инстинкты (в первую очередь, половые) и в конце концов превращаются в стадо совокупляющихся животных, спешащих урвать крохи наслаждения перед лицом Смерти. Само собой, все начинается с особо благочестивого папского легата (или кто он там — во всем белом), набрасывающегося на невинную воспитанницу воскресной школы, которая, впрочем, тому нисколько не противится… Не проходит Агости и мимо издевательств над священными дарами и над церковной утварью: дароносицу у него и вместо молотка используют, и как орудие убийства. Ну, а церковные свечи — идеальное средство для того, чтобы подкоптить свежеобразовавшееся мясо. В-общем, богохульствует и отрывается режиссер по полной программе, прикрываясь сюрреалистически-абсурдным сюжетом, посвященным якобы бичеванию грехов человеческих.

Бичевать-то он их, конечно, бичует. Все семь смертных грехов — вот только отчего-то воплощением их у итальянца становится Церковь. Но если бы я с ним не был изначально согласен, убедить меня в этом тезисе Агости не смог бы. Богохульство ради богохульства откровенно раздражает даже человека к религии относящегося, мягко говоря, негативно. А кроме тотальной бласфемии и ядовитой насмешки над сакральными символами в фильме нет больше ничего. Про то, что Церковь — это театр абсурда известно было и без «На высоте Рая»… Впрочем, хороша ложка к обеду: возможно, что в свое время фильм смотрелся немного иначе.