Одиножды один (1974)

«Дорогой Гена! Я огорчён, что снова мы не работаем вместе… Студенческую песню нужно начинать как бравый хвастливый верноподданнический марш, а потом переходить на нечто туристское, а в конце и на вагонно-блатное. Под чистые гитары. Но мелодию не менять. Хорошо бы, если бы они ещё в это время курили, да и выпить не грех, а Ваня чтобы подпел — «Зато нас на равнине не сломаешь» (Владимир Высоцкий, 9 июля 1974 г.)

Чувство юмора у людей разное, поэтому на смешное все мы реагируем тоже по-разному. Комедия не обязательно должна быть смешной, чтобы рассмешить зрителя. Но она обязательно должна оставить после просмотра чувство удовлетворения. Картина «Одиножды один» — не совсем обычная. Сценарий для неё написал Виктор Мережко, предыдущая работа которого «Здравствуй и прощай» (1972) была тепло встречена как зрителями, так и критиками. Режиссёром ленты стал Геннадий Полока. На одну из главных ролей он собирался пригласить Владимира Высоцкого. Однако после «Интервенции» (1968) руководство противилось их тесному сотрудничеству. Тем не менее, Высоцкий пробовался на одну из главных ролей. По воспоминаниям очевидцев его трюк — танцевальные па на вертикальной стенке — было уникально и физически необъяснимо. Он прыгал на стенку и делал на ней два чечёточных удара ногами! Трудно поверить, что такое возможно, но Высоцкий делал это на глазах у всей съёмочной группы! Владимир Семёнович был занят в картине не только как артист, создатель и исполнитель песен, но также и как соратник режиссёра.

Именно по его предложению возникла увертюра к «Одиножды один» — дурацкий цирковой марш, в котором ярко выражена самодовольная фанаберия главного героя фильма — простонародного карикатурного дон жуана. Именно Высоцкий предложил своеобразные вступительные титры — на фоне внутренней стороны крышки чемодана, с которым путешествует герой, усеянной многочисленными фотографиями соблазнённых им женщин. В картине по сценарию, кроме оригинальных песен, предполагалось много народных, обрядовых, а также частушек. Высоцкий категорически возражал против прямого использования этнографического песенного материала, на котором настаивала редактура. Стремясь к стилистическому единству, он и на этот раз остался верен себе. Он решил писать фольклорные песни сам. Так возникли «Свадебная встречная песня», «Частушки невесты», «Величальная отцу» и другие. Эти замечательные сочинения обладали всеми достоинствами народной песни, и вместе с тем в них ощущался неповторимый аромат его интонации.

К сожалению, и на этот раз повторилась история, уже имевшая место на картине «Один из нас» (1971): после многократного редактирования от восьми предложенных песен, в картине осталась малая часть, а «Грустная песня о Ванечке» и «Песня Вани перед студентами» вообще не вошли в фильм. Высоцкий очень любил фарсовые элементы в кинематографии. Работая вместе с Геннадием Полокой над фильмом «Интервенция», он предложил некоторые интересные решения, прекрасно ложащиеся на рисунок фильма. В «Одиножды один» проход главного героя в первой сцене — один носок красный, другой жёлтый, две огромные собаки на поводке — выглядит более ярко под звуки бравурного марша, идею которого предложил именно Высоцкий. Нарочито фарсовый характер картины не понравился сценаристу Виктору Мережко. В одном интервью он сетовал, что на самом-то деле писал комедию и конечным результатом был не удовлетворён, как, кстати, и Анатолий Папанов, исполнивший главную роль Вани Каретникова.

Полока — человек дотошный, въедливый до занудства, и вопрос исполнителя главной роли, по сути — монороли картины, — был для него наиглавнейшим. Перепробовали огромное количество актёров — от малоизвестных до звёзд. И ни на ком не могли остановиться. Кто-то из ассистентов назвал Анатолия Папанова, но поначалу эта идея энтузиазма у режиссёра не вызвала. Дело в том, что в 1963 году вышла картина «Живые и мёртвые», где Папанов неожиданно для многих сыграл серьёзную и трагическую роль генерала Серпилина, и к нему на время припечаталось клеймо глубоко драматического артиста. А в снимаемой картине Ваня Карентинков — трагикомический бабник, перекати-поле, несчастный пройдоха, беззащитный шалопай. И всё же Анатолия Дмитриевича вызвали. Папанов к тому времени сценарий прочитал, роль ему чрезвычайно понравилась, и он приехал в Ленинград. Приехал и сразу вместе с Полокой отправился в костюмерную и гримёрную — искать образ! Не могу сказать, чем именно великий актёр остался недоволен в этом фильме. При большом желании можно найти массу элементов, которые не нашли ответного звучания в сердцах зрителя.

Но ведь зрители все разные. Кто-то воспринимал образ Папанова исключительно в увеселительном ключе, кто-то переносил на него негатив реального «дон жуана» из реальной жизни. И то, и тдругое справедливо, но оценивать Ивана Ивановича Картетникова нужно не по первым кадрам, которые «задают тон», а по финалу. В русском языке есть замечательная пословица: «За одного битого двух небитых дают». Так вот, вся история Каретникова длиной в 59 лет — это история стрекозы из басни Крылова: «Лето красное пропела, оглянуться не успела…» Жизнь человеческая — как метеор. Промелькнёт, и глазом моргнуть не успеешь. Вот и «казановистый» полотёр, «хорохорился», пока был молод и удачлив. Шёл по жизни легко, играючи. Вот и доигрался: впервые не он оставил доверившуюся ему женщину, а его бросили — как собаку у мусорного бака. Урок не пошёл Каретникову на пользу, он тут же на субботнике вновь пытается «сколотить ячейку общества» и… понимает, что его «поезд ушёл» — в прямом смысле этого слова. И тогда он вспоминает о «запасных аэродромах», которыми обзавёлся по всему Советскому Союзу.

В трагикомедии не обязателен идеальный баланс грустного и смешного, зато в ней крайне важен финал. А финал у картины — великолепный. Картеников за полтора часа экранного времени прошёл «все круги ада» падения таланта полотёра в собственных глазах. Оказалось, что и талант никакой не нужен, потому что его легко заменяет машина, а неистребимое желание «посмотреть на людей и себя показать» привело лишь к тому, что он оказался никому не нужен. Самым сильным потрясением стало то, что в последней семье, где его впервые приняли как родного, зять оказался таким же Каретниковым — не нагулявшимся, не наигравшимся в юношеские забавы, не готовым к семейной жизни. Финал у картины — это уже не трагикомедия. Это — драма. Драма талантливого во многих областях человека, не сумевшего должным образом распорядиться своими дарованиями…

«Мы ходили под богом, под богом войны, артиллерия нас накрывала, но смертельная рана нашла со спины и изменою в сердце застряла. Я себя в пояснице согнул, силу воли призвал на подмогу: «Извините, товарищи, что завернул по ошибке к чужому порогу»…' («Песня Вани у Марии», Владимир Высоцкий)