Солнце желтое (1971)

- Они прошли мимо. Куда они шли?

- Куда-то шли.

Она была правой, позднее левой. Переходила от одного сектанства к другому. Восхваляла то, что секунду назад собственноручно возлагала на плаху. Она восставала против угнетения рабочего класса, который сама же и презирала в душе за пассивность и неспособность идти против системы. Она считала себя евреем, хотя никакого отношения к евреям не имела. Она отождествляла с понятием «еврей» не национальность, но бунт, внутреннюю силу, свободу духа. Она считала, что море, лес, дети, любовники — тоже евреи. Каждый, кто не подчиняется правилам, кто не прогибается под догматические установки политической структуры, каждый, кто отличается от большинства, для кого законом будет только его воля, каждый, кто говорит, что черное — это белое — будет евреем.

Маргерит Дюрас знакома российскому читателю (зрителю) сквозь призму ее романтических повестей, сценариев, фильмов и романов, где через ее рваный язык, интенциональные паузы, нарезку визуальных и смысловых образов, несчастную «любовь» препарируют снова и снова, доводя художественно-хирургический процесс познания в маниакальный припадок расчленения. Однако натура, сотканная из эпатажа и самоуверенности, толкала французскую барышню на поиски все новых и новых путей к абсолютной самоисключительности, кроме банальных романтических мыслеобразов, расплескавшихся по бумаге слогом Хэмингуэйя. Детально не разбираясь ни в чем, Маргерит желала коснуться всего и приобщиться ко всему. Стать самоопределенным гуру в любой области, попавшей ей на глаза. Она могла выходить на баррикады, часами сидеть в комнате не говоря ни слова и уйдя взглядом вглубь себя. Ужасать журналистов часовой беседой о мертвой мухе, а следом уходить мыслью к Всевысшему разуму. Единственно важным было быть не такой, как все. Как они. Как остальные. Отличаться каждую секунду и от всего. Даже от самой себя.

Черно-белая шашка пола, напоминает шахматную доску. Персонажи практически не меняют место дислокации от начала и до конца картины. Маргерит, в присущей манере, создает реальность 2,0, позволяя себе почувствовать себя миротворцем. Каждый кадр раскрывает суть не больше, чем каждая реплика, каждое движение, музыка или звук. Законный абсурд — каждый факт, раскрывающий смысл, отдаляет от него еще больше. Маргерит создает традиционный ей мир абсолютной контингентности, когда у каждого процесса или события всегда есть два практически полностью противоположных основания. Черный цвет будет единовременно и черным и белым — все как любят «ее евреи»

На первом плане останется несколько человек. Печально-молчаливый Жид, обращаться к которому будут только так, взяв оскорбление за имя собственное, отчего его оскорбительность будет слегка нивелирована, переведена в клеймение фактом. Жид будет представлять собой образ того самого «идеального» человека по Дюрас — бунтовщика, непреклонного менестреля, двигающегося ниоткуда никуда из-за своей свободы и к свой свободе. Человека, не оглядывающегося, не возвращающегося. «Человека-луча», у которого есть только длительный путь в «вечное завтра», в котором он сможет расставить все точки над i, растворить в общем безумии свое субъективное. И успеть проститься со своим «вечным свободным завтра», потому что последний герой оказался никому не нужен и был приговорен к расстрелу.

Хрупкая женщина с резким голосом, чертящая по белым стенам комнаты, узоры взглядом. Скользящая взглядом по всему, не останавливаясь ни на миг от страха и разрушающихся истин, которые были абсолютными вплоть до этих секунд. Женщина, взявшая на себя роль «народа». Женщина, все понимающая, желающая все понять и не понимающая одновременно. Сначала поддерживающая казнь Жида, позже ратующая за его освобождение, за веру в него, как в нового мессию. Меняющаяся на глазах, меняющая свои взгляды на глазах. Путающая понятия и в этой путанице открывающая новую правду. Желающая этого и парализованная ужасом от этого.

Ее молчаливый супруг — Давид, не выпускающий револьвер из рук, будучи при этом большую часть фильма во власти сна, но не спускающий пальца с курка. Давид будет олицетворением неграмотного ортодоксального капитализма. Опасного в своей неграмотности, бескомпромиссности, идейности и решительности.

Будут другие Жиды, как показатель классовости этого понятия. Будет вой собак и «идеальная речь диктатора» из микрофона, созданная из речей политических лидеров всех времен, из которых изъяли гласные. Будут стрелять, но не на поражение. Будет тишина и крик. Будет абсурд бытия и логичность безумия. Будут разрушать, ведь Маргерит всегда говорила, что «разрушать — значит любить». Будут и любить. Дюрас не была бы Дюрас, не создай двойную любовную линию между женщиной и двумя мужчинами, которая сопровождала ее саму всю жизнь. Впрочем, вся политическая рефлексия при приближении становится одиозной собственной рефлексией режиссера. Прототипом главной героини — будет, как и в каждом творении, сама Дюрас. Жид и Давид возьмут на себя и роли ее реальных партнеров, и роли политических направлений, к которым она была причастна. Они же станут непробиваемо стеной конъюнктуры, скрывающей действительность, выставляя к обозрению именно то, что топорщится — всю эту идеологическую бессмыслицу. Они же будут той главной разрушающей любовью, так обожаемой вздорной француженкой. Любви реальной и вымышленной одновременно. Дюрас к себе через них. Дюрас к каждому из них. Любви к инвариациям и безразличию. Любви к созиданию и моментальному разрушению.

Но концептуальное искусство хитро. Оно для того и существует, чтобы при своем наличии являть свое же полное отсутствие. Смысл, подобно «испорченному телефону», передается от одного к другому все более и более искажаясь, деформируясь, инверсируясь. Но ей только того и надо. Игра на поражение смысла даст возможность из бессмысленности создать гениальность. Ибо «ex falso quodlibet» — из противоречия следует что угодно.