Яблоко (1969)

Nous ne voulons pas d’un monde ou la certitude de ne pas mourir de faim s`echange contre le risque de mourir d’ennui.

Фильм-участник Каннского фестиваля 1969-го года, который относительно формы принадлежит к Новой Волне, а содержательно отражает магистральную философию, которая лежала за всеми экономическими и социальными причинами того знакового события, которое носит название Mai 68. Не претендуя на решение вечных вопросов или же на создание экстраординарной визуализации, швейцарец Мишель Суттон рассказывает зрителю историю о юноше по имени Симон, перешагнувшем 20-тилетний рубеж, и ощутившем потребность в настоящей любви, которую, как известно, найти за пределами мира, созданного Уильямом Шекспиром, практически невозможно.

Начинается «Яблоко» кратким монологом одного из героев, после которого следуют довольно продолжительные титры с перечислением, кажется, всей креативной команды. Но при хронометраже в 85-ть минут, они, тем не менее, оправданны тем, что предоставляют (по замыслу режиссера) зрителю время осмыслить сказанное и составить примерное представление о том, в каком ключе будут развиваться события картины. Главный герой и особа, претендующая на роль его возлюбленной, станут центральными действующими лицами повествования не сразу, для начала Суттон покажет быт и жизненные перипетии их знакомых, и тем самым обрисует положение, при котором внешнее благополучие, зачастую скрывает внутреннюю неустроенность.

Плавное течение событий и диалоги, напоминающие импровизацию, но своим содержанием демонстрирующие, что сценарист провел над черновиками много часов — таков художественный стиль «Яблока». Все персонажи картины красивы, стильны и аккуратны, а интерьеры продуманны и изысканы в своей простоте. Порой кажется, что эти кадры с легкостью могли бы оказаться в современном кинематографе, например в «Воображаемых любовях» Ксавье Долана. Вообще внешняя сторона «Яблока» заслуживает более пристального внимания, так как Суттону удалось снять нечто напоминающее классику высшего сорта, и дело не только в строгих пальто, очках в массивной оправе и густо подведенных глазах девушек, но и в атмосфере естественности и отсутствия ложной театральности, которая присуща многим черно-белым фильмам того времени. Дело не только в том, что это образец течения Новой Волны, что выражается в сформулированной философской направленности и авторском взгляде, но скорее в изобретательности операторов и художников-постановщиков, создавших цельные и продуманные образы героев вплоть до того, как будет уложен каждый локон и каким образом на рукаве пиджака должны образовываться складки.

Суттер в своей картине обрисовывает, актуальную для каждого нового поколения ситуацию, когда хочется, чтобы все «было как раньше, но по-другому». Скука, как основная категория бытия, является для героев непреодолимым препятствием, средств побороть которую у них нет. Также стоит отметить, что «Яблоко» довольно открыто (для 1969-го года) демонстрирует на экране физическую близость. Есть здесь даже довольно прямой намек на однополый секс, но он сделан так изящно, что моралисты не смогут найти достаточных оснований, чтобы обвинить режиссера в чем-либо непристойном. Да и Швейцария несколько столетий назад безоговорочно приняла «Code Napoleon», поэтому пока в Великобритании Адам Ле Рэй вынужден скрываться и притворяться, героини «Яблока» ведут себя довольно провокационно и фривольно. Но в целом секс нужен Суттеру для решения более практической задачи, а именно, чтобы продемонстрировать неравенство между физическим и метафизическим. «Ты решительно меня не хочешь?», — буде раз за разом спрашивать Клодин у нашего героя Симона. Этого, конечно же, недостаточно, поэтому он отвергает все предложения физической близости, так как стремится к иным отношениям, более высокого толка, но этого ему никто не обещает. Как примитивно выразится Клодин, чьим объектом желания выступает Симон: «Он хочет, чтобы я любила его, ничего больше». Страдания Симона не единственная повествовательная линия, кроме того в «Яблоке» имеется тонкая ирония по поводу интеллектуальной элиты, которая сочиняет стихи вроде «лимон лимонный, а синева синяя» и сильно заботится о своей репутации, понятой через категорию «казаться», а не «быть».

Говорить о том, что «Яблоко» относится к категории must see, конечно же, неправомерно, так как настроения метущейся и ищущей смысл юности были перенесены на экран множество раз. Но данный фильм представляет собой образец арт-хауса тонкого и умного, не использующего клише, оригинальность ради оригинальности и топорные метафоры. «Яблоко» с легкостью обыгрывает любой современный условный «Замок в Италии» как технически, так и относительно содержания. И полвека спустя фильм смотрится без напряжения и неудобства, вызванного разницей социокультурных условий, и укладывается в рамки того визуального классицизма, который всегда будет актуален, будь то «Яблоко» 1969-го года, практически идеальный «Oh Boy» Яна Оле Герштера или же «Контроль» перфекциониста Антона Корбайна.

Это яркий пример кинематографа Новой Волны, которая интересна скорее не сама по себе, а как декларация нового принципа, при котором в центре всей работы от постановки до монтажа находится творец и его авторский взгляд. Мишель Суттер осуждает бессмысленность существования и ложные идеалы, пусть и не формулируя при этом четкие, новые ориентиры. Привлекательность простоты не принесет ничего кроме ложного, сиюминутного счастья, а достижение истинных ценностей и возвышенной любви всегда сопряжено с трудностями. Достигнет ли Симон желаемого — неизвестно, но претенциозность так называемой элиты получит от Симона пинка во всех смыслах этого слова.

Никто так и не встанет, чтобы склеить разбитую вазу. Эта чертова страна переживет и Третью Мировую, совершенно не понимая, что делать со своей эстетской меланхолией и интеллигентским безразличием. Лора спокойно выбросит осколки разбитой Симоном вазы в мусор. А ее друг-собеседник — полный мудозвон — так и будет сидеть, цинично игнорируя местечкового Бастера Китона, словно объевшегося Супрадина и никак не вписывающегося в общий духовный авитаминоз инопланетянина.

Лора приедет погостить, позвонит в дверь, а ее подруга Клодин так и не встретит давнюю приятельницу, с которой вместе училась. Вместо Клодин дверь Лоре откроет заспанный парень и любезно предложит подождать в холодной кухне, соврав, что ее подруга спит. Кофе в кастрюле, обшарпанная квартирка, беспорядок и неуют. Сквозь двери пробирается туман, разъедающий душу. Непреодолимая тоска и тонкая безмятежная грусть. Сонная, как муха поздней осенью, Швейцария Мишеля Суттера. Нет никаких сил сопротивляться существованию, нет даже желания осмыслить собственное безразличие ко всему окружающему миру.

Прийдет газовщик, Лора откроет дверь и швейцарский кофе разбавится чеховским юмором. Но от этого не станет теплей ни в квартире, ни на душе. Промозглый ветер будет теребить волосы гуляющей по пасмурной набережной девушки. В Германии тоже скучно. И здесь ничего не меняется. Все те же птицы, те же люди. От Симона не было никаких вестей, а Лора совсем не уверена, что до сих пор любит его. Оставшись на восемь дней у подруги, она будет гулять с Симоном по заснеженным полям Гельвеции. Он ей будет рассказывать о политике и признаваться в любви, а крупное зерно шестнадцатимиллиметровой пленки создаст особый черно-белый цвет, фиксируя мелкие комочки снега, застрявшие в темных волосах девушки. А потом Лора, проехавшая тысячу километров, разочаруется в любимом человеке и станет жить с успешным журналистом. Большой мир постепенно превращается в микромир мелких кафе, слякотных улиц, холодных квартир и сонных эмоций. И как жить дальше — никто не знает.

«Скажем, я доживу до шестидесяти. Сейчас мне тридцать пять лет. Как проживу я последующие двадцать пять лет? Как я заполню их? Что я буду делать? Ответьте мне. Я надеюсь, что проживу оставшуюся часть моей жизни иначе. Я проснусь завтра в девять часов утра новым человеком и все прошлое исчезнет. Начать бы новую жизнь… Но как?»

У Мишеля Суттера Швейцария — страна без часов «Longines» и банков-небоскребов, без шоколада «Тойшер» и сыра Эмменталь. Это страна, осознавшая свою эстетскую провинциальность и отчужденность как нечто важное и ценное. Здесь смертельная скука — традиционное и ежедневное блюдо на завтрак, обед и ужин. Мир людей, словно на медленном огне варящихся в одной кастрюле. Нейтральная страна, населенная нейтральными людьми. Вход в которую с парадного подъезда закрыт. Страна-пригород, окраина глухой деревни с мокрым снегом по колено, наступив на который, можно утонуть в грязной воде. Каждый шаг проваливается сквозь сугробы в слякоть. Ноги промокают и замерзают, появляется кашель и простуда. Озноб. Такси довозит до захолустного отеля. Горячий кофе в холодном номере. Все черно-белое. Остается укутаться в одеяло, уставиться в потолок, молчать и думать о том, что же будет дальше со всеми этими людьми…