Мальчик (1969)

В каждой семье ребенка воспитывают по-своему. Кто-то прививает интерес к музыке, кто-то — любовь к стране, а кто-то — необходимость с младых ногтей зарабатывать. И не разносом газет, а прыжками под машины с имитацией травм. Мало кому из водителей захочется связываться с полицией — проще откупиться от пострадавшего, тем более предприимчивый папа вырастает как из-под земли с соответствующим предложением. Так и процветает специфический бизнес семьи из четырех человек: отца, матери, мальчика и его младшего брата. Они кочуют из города в город, вся Япония для них — карта с раскиданными крестами-указателями сокровищ. Менее рискованный и более законный путь для главы семейства, считающего себя инвалидом войны, неприемлем. «Работа есть работа», — внушает он десятилетнему мальчику и показывает, как правильно плакать. Другая жизнь возможна лишь в мечтах ребенка, и хотя бы в ней он не чувствует себя одиноким. Большего ему не позволено.

Считается, что даже самые сложные вещи лучше говорить простым языком. Звучащие как исповедь слова мальчика студеной тоской пронизывают каждый кадр фильма. В основе картины лежит полудетективная история, опубликованная в прессе и давшая Нагисе Осиме возможность с помощью одной семьи разразиться критическим памфлетом в адрес собственной страны. Накопившиеся противоречия в политическом устройстве привели к обесцениванию человеческих взаимоотношений. Усилившееся социальное расслоение превратило миролюбивых людей в озлобленных волков, ведомых желанием выжить. Вместо необходимости воспитывать детей, заботиться о них и наставлять — в стране взошли на императорский трон промысловые инстинкты, основанные на идеологии «раз у меня все плохо, то пусть и у других будет не лучше». Если в семье проявления любви звучат лишь в мечтательных байках, рассказанных старшим братом младшему, то дно уже совсем близко. Кажется, что мудрость и терпение навсегда покинули Японию, оставив ее разбираться с тяжелым наследием.

Осима никогда не избегал серьезно говорить на тяжелые темы, но в «Мальчике» он решил обойтись сатирическими отсылками. После очередного «дела» семья останавливается в гостинице, где заказывает артистов. Звучащая за ужином военная песня с ее настойчивым рефреном «все было брошено» объясняет природу нравственного тупика, в который угодили японцы. По своей давней традиции Осима занимает пост наблюдателя, как бы предоставляя возможность героям самостоятельно выплывать из штормящего моря заблуждений. Режиссер никого не изобличает напрямую, но деликатно подводит к пониманию того, что корни всех бед — не родители и недалекие правители, а война. Она и после своего окончания продолжает убивать людей, но делает это уже более изощренно — выгоняя из сердец любовь. Отчаяние завладевает людьми не сразу, а постепенно. Но когда это происходит, то пути обратно обычно уже нет. Немногие оставшиеся проявления чувств показаны автором с удивительным трепетом. Как мальчик дорожит ярко-желтой бейсболкой, подаренной матерью! Благодарность ребенка столь велика, что он уже и сам выбирает следующую машину, под которую броситься. Вот какие всходы дает любовь в изломанной душе, и каким извращенным становится чувство долга.

Лишенная смысла жизнь превращена в нарезку эпизодов, между которыми зачастую не достает связей. Выбор неоднозначный, но таким способом Осима стремился передать ощущение личностного одичания и эмоциональной опустошенности, которые сначала толкают ребенка на побег, а затем понуждают вернуться. Примечательно, что детали возвращения мальчика опущены — словно такова судьба, и от нее не уйти. Из подобных сюжетных осколков режиссер и собирает свой фильм, выпуская на волю гнев лишь тогда, когда без этого не обойтись. В одних только национальных символах, не подкрепленных действиями, спасения никому ждать не приходится, и неслучайно японский флаг у Осимы — бессмысленное знамя, если в стране нет нормальных семей. Каждый сам за себя и наедине с суровой действительностью. Когда надежды совсем не остается, картинка фильма бледнеет, цвета тускнеют, а вокруг воцаряется одна только серость. Монохромный эпизод резко контрастирует с красочным началом фильма и выделяющимся среди бежевых улиц черным кителем мальчика. Нехитрый кинематографический прием многое рассказывает о душе режиссера и демонстрирует его презрительное отношение к людям, сошедшим со стези добродетели. Крайняя степень отчаяния чувствуется столь явственно, что, кажется, спастись можно лишь прыжком в Японское море с берегов Хоккайдо.

По правилам взросления человек непременно должен пройти все стадии своего развития. Лишенный детства, компании сверстников, настоящей любви и заботы, он, подобно выброшенному на улицу щенку, все равно будет энергично искать лучшей доли, только с уже накопленным негативом в душе. Личностная драма обуславливает драму общечеловеческую, и потому глобальные выводы Нагисы Осимы скорее неутешительны. Частые «гости» в кадре — обильные трапезы, будто бесхитростное набивание желудка — достойная замена семейной гармонии. Наивные мальчишеские фантазии о себе, как о посланце с Туманности Андромеды способны оказаться полезнее деградировавшего общества. В «Мальчике» даже закон — скорее условность. Он фиксирует этапы «большого семейного пути», но не дает им нравственной оценки. С этим классик японского кинематографа справляется самостоятельно. Осима подобно врачу диагностирует болезнь нации и демонстрирует обширную карту пораженного организма. Констатируя запущенное состояние, режиссер, однако, не лишает «пациента» самого главного — веры в то, что лишить себя сожалений о завтрашнем дне сможет только он сам.