Знамя Кривого Рога (1967)

Проще всего фильм Курта Мэтцига «Знамя из Кривого Рога» назвать коммунистической пропагандой и небрежно от него отмахнуться — мало ли подобных картин снималось в странах социалистического лагеря! Стоит ли о них вспоминать в изменившиеся времена, когда идеалы, в которые верили их создатели в некоторых странах приравнены к фашистским, а в других подвергнуты насмешке и обструкции? Да и верили ли в подобные идеалы те, кто эти ленты снимал и в них снимался? Ведь в нашем циничном веке подобное кажется невозможным. Вот представить себе, что зловещая «Штази» с КГБ на пару заставляли деятелей искусства петь осанну коммунизму — это всегда пожалуйста. А чтобы они сами, честно, по доброй воле — такого просто не может быть!

Не может быть, чтобы великий немецкий актер Эрвин Гешоннек по-настоящему верил в победу коммунизма, воевал с наци, бежал в СССР. Не мог режиссер Курт Мэтциг вступить в ряды подпольной компартии Германии в военном Берлине 1944-го года. И уж тем более не могли они снять такое пронзительное, искреннее и убедительное кино, как «Die Fahne von Kriwoj Rog». Это все происки и мировой заговор! Если думать иначе, то во время этого фильма душе будет не слишком комфортно.

Потому что снимать так ярко и убедительно, как это сделал Мэтциг, не веря в то, что делаешь — невозможно. Потому что играть с таким надрывом, как Гешоннек — нельзя. Потому что «Знамя из Кривого Рога» дарило веру не только героям картины, но и ее создателям. Потом, с окончанием 60-х, с «Пражской весной», с эпохой застоя в Советском Союзе многое изменилось. Собственно, это «многое» начинало меняться уже тогда, когда «Die Fahne von Kriwoj Rog» выходил на экраны. Но авторы ленты еще этого не замечали. Или замечали — но не хотели верить.

Как бы там ни было, а история семьи саксонских шахтеров Брозовски, рассказанная в фильме, снятом по мотивам романа Отто Готше, секретаря лидера восточногерманских коммунистов Вальтера Ульбрихта, равнодушным не оставляет. Начинается она в 1929-м году, когда старший Брозовски (Эрвин Гешоннек) пишет письмо советским рабочим от имени своей бригады. В ответ вместе с выражением солидарности из СССР приходит красное знамя, которое для немецких шахтеров становится символом борьбы за свои права и идеалы социализма. Оно было с ними в битвах с полицией во время стачки, воодушевляло в стычках со штурмовиками СА, не давало впасть в отчаяние в темную эпоху нацизма.

История эта показана глазами Вальтера Брозовски, младшего сына главного героя, чье детство и юность пришлись на времена правления Гитлера. Но чтобы не пришлось испытать его семье и ему самому, Знамя из Кривого Рога, даже надежно спрятанное от чужих глаз, служило для юного потомка шахтеров примером. Таким же, каким являются чудотворные иконы для истово верующего христианина, как бы кощунственно подобное сравнение не выглядело.

Но ведь именно вера и создателей фильма, и их героев придает «Die Fahne von Kriwoj Rog» столь мощное эмоциональное звучание. При этом, картина не лишена юмора и даже иронии — пока не пришла пора решительных испытаний. Первые конфликты между шахтерами и полицией Веймарской республики показаны едва ли не в комедийном ключе, да и само знамя поначалу воспринимается не более, как забавный артефакт, двигающий сюжет. Но стоит событиям принять серьезный оборот — меняется и тон повествования, и роль Красного Знамени (которое теперь уже звучит с заглавной буквы по-настоящему, а не по правилам немецкого правописания). Драматизм событий, который Гешоннек концентрирует вокруг Брозовски-старшего своим гениальным актерским искусством, захватывает, и зрителю уже трудно отделить себя от происходящего на экране.

Так что если это — пропаганда, то пропаганда необычайно мощная и бесконечно далекая от лубочных агиток. Разве что финальная сцена торжественной встречи советских танков с развевающимся Знаменем выглядит некоторой уступкой пресловутому агитпропу. Но ее вполне можно простить. Ведь все остальное — прекрасный пример того, что социалистический реализм в свое время был весьма действенным творческим методом. По крайней мере, в руках тех, кто в него искренне верил.