Июльский дождь (1966)

«Июльский дождь» Марлена Хуциева — это невероятно созерцательная картина, которая врывается в советский кинематограф глотком свежего воздуха. Хочу отметить, что год выхода картины 1966, рифмуется с французской новой волной, где ломаются шаблоны формы и содержания.

Фильм откликнулся во мне чистотой, отсюда и название картины, которое в метафорическом плане очищает сознание и впускает идеи переосмысления себя и былых оценок. Персонажам фильма по тридцать лет, главная героиня легкая и улыбающаяся Лена, которая к этому возрасту сталкивается с неизбежной оценкой своего окружения и жизненных ориентиров. Лена открывается нам как многогранная личность, которая в первую очередь учится быть честной с собой и с окружающими, и вопреки советской морали ставит свои потребности на первое место. Она выбирает себя. Лена представляет собой образ нетипичной советской женщины, которая вынуждена жить по шаблону: выйти замуж, вне брака же жить порицается обществом, то есть подстраиваться под одобрение родителей и современников. Почему же она не может просто состоять в романтических отношениях, пока не поймет ее ли это человек и стоит ли вообще с ним узаконивать связь?

Сюжет показывают нам, что фильм, в первую очередь, про думающего человека, про самоопределение, про самоуважение, про цельность. Нашей героине интересно самой с собой, она во всех смыслах самодостаточная. Лена состоит в отношениях с Владимиром, но она не видит в нем человека, с которым можно разделить всю жизнь. Он из тех типажей, про которых и ничего плохого не скажешь, и вместе с этим ничего хорошего. Мне он показался мужчиной, не вызывающим доверия, не надежным. Я думаю, что Лене не хватает в нем решительности, он ничего не может ей предложить. Она замечает в нем мелочность. И не обманывая никого — принимает хладнокровное решение в пользу себя.

Хочется отметить еще одну сюжетную линию между Леной и Женей, с которым она общается исключительно по телефону. Но даже при таком формате общения, трудно не заметить плотной ментальной связи между героями. А является ли разговоры по телефону изменой? И что есть измена как таковая, если говорить не про банальную физику, а про близость душевную. Когда ты отдушину находишь не в своем партнере, а в лице мужчины, с которым ты можешь поделиться мыслями и тебя на том конце провода поймут. Но с другой стороны она не нуждается в нем полноценно: она не ищет встречи, то есть физического присутствия. Сложная и не однозначная штука жизнь…

«Июльсикй дождь» в каком-то смысле личная картина, которая для современного зрителя не теряет актуальности. Я покопалась в себе после просмотра, мне 27 лет, я также ищу себя и также уже переосмысливаю вещи, которые ранее мне казались фундаментальными. А что если все проще, чем кажется: важно просто не терять себя, не растворяться в предрассудках и научиться быть для себя тем самым человеком, который несмотря ни на что, будет опорой.

В зале 'Июльский дождь' оказался поводом поулыбаться над житейскими шутками и 'ситуасьонами' пары Уралова-Белявский, а в перерывах - поугадывать московские улицы.

- Это площадь революции! - пошептывали по креслам невдалеке. +1 балл в викторине.

***

- 'Июльский дождь' вообще-то меньше всего ценен как слепок эпохи.

- Нууу!

- Я не спорю, грех не воспользоваться хуциевскими приемами как приглашением к 'прогулке по Москве 60-х'.

Очень приятно откинуться на спину с диагнозом: вот ФАКТУРА. 'Новая волна'. 'прямо как годаровский Париж'. Ах, сырая документальность! реальные прохожие недоверчиво смотрят в камеру! героиня, идущая среди них, тоже 'поламывает' четвертую стену!

Но всё-таки.

Чем больше вертеть в руках фактурность и причислять к направлениям, тем сильнее риск насовсем отложить содержание фильма (на слепки только и глядеть, что под лупой и 'в стороне от жизни').

Наиболее желающие вообще могут сходу сказать (как штамп поставить): вот - Шестидесятники (совтуземцы, метеки или марсиане, – одним словом, Другие и Несегодняшние). А затем спокойно городить 'хулы/похвалы' этому штампу из удобной внеположенной позиции.

***

Лена попадает под июльский дождь. Погода катализирует все те изменения, которые и так зреют у 'странной для окружающих' 27-летней незамужней женщины. июльский дождь провоцирует две главные ситуации. 1) знакомство с Женей, который единственный, как и она, видит 'повсеместный трёп' и желает 'хоть чего-то настоящего' и 2) судя по всему, смерть её отца (он не должен был 'ехать', но поехал 'не в ту пору' и заболел). Оба этих удара-переживания высвечивают пустоту социальной среды вокруг Лены.

- Что есть?

- Сегодня у людей популярны хобби (А. Митта).

Абсурдная фраза.

Перевод: сегодня у людей становятся популярнее занятия своими увлечениями в свободное от работы время. Слово 'хобби' здесь, как 'Министерство чистого воздуха' из 'Общества потребления', свидетельствует не об увеличении досуга, а о его сокращении. Теперь для жизни в прямом смысле слова есть специальный термин (столько-то часов в сутки на 'хобби').

Ещё один знакомый на вечеринке рассказывает о приятеле, отказывающемся от всяких привычек. Это не рассказы 'болтающих интеллигентов', – это приходящие отовсюду свидетельства, что люди бесятся от 'пустоты', как сводка неправдоподобных новостей в апокалиптических играх и кино.

'Всемирная скука'. Чем заниматься? Нагнетается кризисная атмосфера, июльский, 'очищающий наносную пыль' дождь сгущается. Мать постоянно повторяет Лене:

- Это жизнь.

Сама Лена вторит:

- Это жизнь.

Вот вам краткий анамнез болезни: всё, что в обществе 'умеют' – тавтологично повторять: 'Жизнь – ну... это жизнь'. Кто-то говорит о 'рабстве среди вещей'. И все треплются.

Или есть Алик: бард, ветеран, но при всей 'визборовской' стати - каждый раз с новой безликой девушкой (гитара тоже не его).

- Так чему же вы преданы по-настоящему? Где вы-то? – спрашивает его Лена и просит не петь, чувствуя фальшь.

Ничтожество и посредственность празднуют. Безликий и вежливый Володя Шаповалов, новый Молчалин без Фамусова, на пикнике нарекается 'великим человеком' - и даже шашлык у него особый, 'по-шаповаловски'. куда абсурднее?

***

По Лосеву, символ есть такая форма выразительности, при которой идея содержится в явлении настолько же, насколько явление – в идее. Не так в 'схеме', где явление несамостоятельно плетётся за своей идеей (как, скажем в ноже или механизме), и в 'аллюзии', где уже идея – в хвосте явления, частности, которая всё с собой заполоняет (басня). Символ мифологичен, он – непосредственно поданная реальность, но не позитивно-материалистичная, а наделённая неким сходу, 'без мыслей' воспринимаемым значением. Миф выразителен и двугранен, гармоничен. 'Июльский дождь' – яркий пример. Москва не поражена в правах на службе 'шестидесятнической' идее: наоборот, самостоятельно ценны 'внесюжетные' прохожие, многочисленные посольские машины, встреча ветеранов в центре Москвы, сами виды города и пр. При этом Хурциев очень хитро сплетает звук с изображением, поэтому город мелькает на фоне визборовских песен, радио, на фоне речи героини ('Женя, у меня умер отец') и т.п. Меланхолия 'истории' ложится на город, как тень от приближающейся 'маленькой планеты'. Тем самым 'июльский дождь' кинематографические средствами превращается в словосочетание нарицательное.

***

– И я уеду, мать, чтобы всем было проще.

– И что будем делать?

– Жить каждый своим.

Отчаянная мечта Лены vivre sa vie.

***

- Переклеим обои.

...

- Ну вот, зачем рвать?

- Так бы мы никогда не начали.

***

Кульминационный момент. Конформист-Молчалин Володя просит: пойдём в учреждение, 'где делают людей счастливыми'. представь, что на мне фрак.

Вот опять: представь. Уже даже нет нужды надевать фальшивый фрак 'для позы'. Неважно: и так, и так будет ненастоящее. Поэтому уж проще 'представить'.

Лена отвечает закономерно: ты хороший, но замуж за тебя идти не могу. Да и ясно, что 'хорошесть' Шаповалова определяется, так сказать, 'апофатически': не пьёт, не бабничает, не бьёт, не скупердяйствует. и - много друзей, 'со всеми одинаков'. Ничего 'положительного' не содержится. Определить 'шаповаловство' – нечем.

***

А ещё фильм и феминистский. В том смысле, что честный. Мужчины здесь куда более конформны, чем женщины. Причина: из 'настоящего' в 'ненастоящих событиях' все же есть, как минимум, женское горе. Плачет мать Лены (смерть мужа), переживает по телефону девушка, 'сделанная из высококачественных заменителей'. В постоянной меланхолической рефлексии – Лена.

Мужчины же почти все 'уже проигравшие'. С Володей всё ясно ('выбиться бы в люди', мечтает плагиатор диссертаций). Владик – смешной и жалкий 'сборник фактов'. Алик – 'выветрившийся солдат', обжимающий случайных баб и поющий нечестные песни. Откровенен он лишь дважды: когда говорит, что современные дуэлянты не стреляют, но просто встречаются и делают вид, что не было никакой подлости; и когда рассказывает единственный свой опыт 'столкновения с реальностью' - лёжку в сирени в окружении немецких танков. Однако чтобы он ни рассказывал про подлость, у него самого ответы слишком просты: подмял какую-то девку, спел, встретился сослуживцами, выпил, забыл.

'Товарищ мужчина, а всё же заманчива доля твоя!'.

Таких ответов не получить чуткой и переживающей Лене. Она не затушёвывает проблему мужчинами/алкоголем/творчеством. Лена – 'на острие жизни'. Это она задает вопросы. Это она находит силы сказать: нет (не пойду замуж). От схватки 'за человека' (всегда происходящей в городе, где 'tension – higher') Лена не бежит, а наоборот - рвется в нее ('в Москве дождь и плюс 9°? в Москву, в Москву!').

***

И последний кадр. Слово 'Конец' светится на кадре, где из подмышки прохожих за камерой подглядывает маленький мальчик. И уже после конца он выглядывает в кадр и 2 секунды улыбается зрителю.

Фильм для тех, кто любит старую Москву. Без патетики, всё повседневно, как-будто кто-то взял камеру и снимает прохожих на улице. Город становится главным героем фильма. Разрушение четвёртой стены (в одном кадре Лена говорит на камеру), документальные кадры, радиозаписи позволяют отнести фильм к нововолновскому направлению.

Показана жизнь 60-ников; тогдашней культурной богемы - всегда есть место, где празднуют чей-то день рождения. Но главной героине неуютно везде: и в ресторане, и у костра, и в гостях, - отовсюду ей хочется сбежать. У Лены своеобразный вызов обществу - она живёт с Володей без росписи и не мечтает выйти за него замуж. Ей претит малодушие Володи: он не смог до конца противостоять своему научнику и в итоге снова поёт ему дифирамбы. Интересно, что в какой-то момент случайный знакомый становится Лене ближе, чем идеальный на первый взгляд по всем параметрам Володя. Расставшись с ним, Лена счастлива, она наслаждается любимым городом.

Режиссёр создал портрет людей того времени, вобравший в себя разные поколения. Лена выделяется из толпы, она курит, модно одевается, свободно мыслит. Уважения заслуживает и её мать, которая принимает любой поступок дочери. И дочь уважает её за это. Их отношениям могут позавидовать многие.

Интересна сцена, когда мать Лены читает в газете дискуссию, кого считать интеллигентом, и фоном по ТВ идёт мхатовский спектакль 'Три сестры'. И вопрос, как начать жить снова, - вопрос, актуальный для многих в то время.

Бесконечные разговоры временами словно оборачиваются белым шумом. Содержание в нем меньше, чем в шуме июльского дождя. В словах и фразах много лжи и фальши, но дорогу всему подлинному пробивают песни Юрия Визбора и вечерние телефонные разговоры. При этом не всегда легко слушать о настоящем, когда гораздо проще спрятаться за пустыми словами. «Вы могли бы сегодня не петь», — просит Лена героя Визбора. Не место его песням среди «всеобщего трёпа, когда слова ничего не значат». Лена это понимает. Точнее, она это чувствует, потому что сама далека от пустословия. Там, в лесу у костра, все бессмысленно звучащее (от игры в города до страшных историй) усмиряет одна только искренняя фраза – о цветущей сирени, минном поле, вражеских танках. При этом в век прогресса не только слова, но и искусство утрачивает своё прежнее значение. Репродукции картин бессчётным множеством сходят со станка. Эти же репродукции украшают стены в комнате героини. Оценим же, с чем сравнивают современного человека: «синтетика», «тугоплавкий металл». Поэтические метафоры остались в прошлом. В финале героиня становится свидетельницей встречи фронтовиков у Большого Театра. Она убегает от своего прошлого и приходит к настоящей жизни, чувствам, искренним словам и песням.

Образ города – это и образ времени. Москва в «Июльском дожде» объединила людей из разных социальных, культурных пластов и временных эпох. Вот прячется от дождя главная героиня в элегантной белой блузе и с модным каре, а рядом с ней радостно ловит капли руками девушка – деревенский вид, косынка, платье в горошек. Толпа зевак наблюдает за прибытием иностранных послов и военных атташе с женами: так, на московской улице мы видим женщин в индийском, японском платье. Алик, герой Юрия Визбора, вспоминает о войне, поет «Песенку о пехоте». А совсем рядом, в такой же квартире, приглашает Лену на чай участник Русского экспедиционного корпуса на Марне. Впрочем, Володя не дает девушке дослушать рассказ, обманом выманивая ее обратно в свой мир пустых разговоров. В общем-то, это одна из главных причин напряженности (даже скуки) в их отношениях. Кадры города, как уже многими было отмечено, подчеркивают отчужденность и разобщенность героев. Эти кадры – визуальное выражение эмоциональной дистанции.

Хуциев снял прекрасное кино, чистое, как Москва 60-х после дождя. Фильм полностью оправдывает название. В нём полно воды. В прямом и переносном смысле. Умытая дождями и поливальными машинами Москва, река, лейка (из которой Белявский поливает цветы), постоянные, ни к чему не обязывающие разговоры — вода, вода, вода… И при этом, нельзя сказать, что это кино пустое. В самом начале фильма, камера ведёт нас по московским улицам, и прохожие заглядывают в неё, открыв рты от изумления. Хуциев снимал реальных москвичей, это не артисты массовки, свирепо сжимающие челюсти, и целеустремлённо глядящие вперёд с деланным равнодушием на лицах. Затем, (как бы случайно) камера выхватывает из толпы лицо главной героини, фиксирует наше внимание на ней (словно в прицеле винтовки), и не отпускает до конца фильма.

Зачем Хуциев показывает нам лица, написанные художниками эпохи Возрождения? 60-е годы это наш Ренессанс? Или же, он хочет ответа на вопрос — остаётся ли шедевром произведение, отпечатанное миллионами копий? А может быть, зритель должен сравнить прекрасные, открытые, одухотворённые лица москвичей, живших при ужасном, чудовищном, тоталитарном (как мы теперь знаем) режиме, и носатые личины средневековых итальянцев, дышавших воздухом подлинной, немножко отдающей дымком аутодафе, свободы?

Впрочем, всё это мелочи, форма. Гораздо важнее содержание. В чём причина нелогичных (на первый взгляд) поступков героини? Володя — юноша приятный во всех отношениях. Привлекательный внешне, экономный (полфильма они с Леной живут на 5 рублей), перспективный, молодой учёный. Чего тебе ещё надо, дура? Бери его за хобот, и веди в… «туда, где делают людей счастливыми». Но, не всё так просто. Женщина — это вечный ребёнок, кто взял на ручки, тот и папа. Володя представляет собой блистательное «ничто». Сияющий вакуум. Он нечто вроде свисающей на глаз чёлки — к ней привыкаешь, и перестаёшь её замечать. Мистер «тефлон». Прекрасный конформист, покорно пишущий чужую диссертацию. В компании с Володей, Лена чувствует себя одинокой. Он пуст, фальшив и неискренен. Ночной телефонный звонок будит её во всех смыслах слова. Женщины любят ушами, а Лена, телефонной трубкой. Звонок малознакомого паренька заставляет её задуматься над вопросом — а что из того, чем она живёт, настоящее? Володя, его друзья, общение с ними? (Совет начинающим ухажёрам: почаще звоните своим избранницам ночью. Перед этим, советую выпить пару стаканов беленькой. Мы, женщины, обожаем слушать пьяный бред по телефону. Особенно, если на часах четыре часа утра. Обещаю вам такой взрыв эмоций в ответ, что вам просто крышу снесёт!).

В фильме есть прекрасный эпизод. Во время очередных кухонных посиделок, вооружённый гитарой Алик, начинает разоблачать присутствующих, рассказывая им, из каких материалов они сделаны. Разоблачение вежливое по форме, но хамское по содержанию. Нарочитая вежливость является изысканной формой хамства. Алик даёт нелестную оценку Володе, Лёле, и никто из присутствующих не задал ему логичного вопроса — а сами-то вы, любезный, из какого материала сделаны? Поэт — песенник с грустными глазами страдающего метеоризмом бульдога. Из какого материала сделаны все эти барды, охмуряющие девок под сладкое мурлыкание пустоватых песенок, и держащие фигу в кармане в адрес власти? Не из того ли, который в воде не тонет, а спокойненько плывёт по течению? Какую роль в разрушении страны сыграли эти романтики, сыто отрыгивающие сивухой у костерка, и мычащие своё «как здорово, что все мы здесь сегодня нажр…»?

Хуциев прекрасно видит фальшь этих Аликов, именно поэтому Лена просит гитариста не петь. Лена следует совету, изменившему жизнь Диогена — переоценивай ценности! И на поверку выходит, что шестидесятничество — явление пустое, громкий пшик, кучка тех, кого американцы называют useful idiots. Их использовали, и отбросили за ненадобностью. Кому (кроме жалкой кучки седых, ностальгирующих по синим троллейбусам папиков), сейчас интересны их гитарные рыдания?

А где же хвалёная тоталитарная цензура? Как могли пропустить всю эту сюжетную линию с профессором, использующим своих аспирантов, как литературных негров? Ай-ай-ай, а ведь профессор ещё и похотлив, словно старый боровок. Посмотрите внимательно сцену на пикнике. Старый работник культуры непозволительно долго пялит похотливо блестящие глазки на аппетитные округлости очередной спутницы гитарного бонвивана. Как вообще соотносится этот сценарий с советскими представлениями о семье и браке? Лена сожительствует (вне брака) с Володей, занимается сексом по телефону с Женей… Что это за распущенность? Где моральный облик строителя коммунизма? М — да, всё очень неоднозначно.

Если бы кого — то интересовало моё мнение по поводу того, кто лучший актер в этом фильме, то я бы отдала приз исполнителю роли Лениного отца. Какая глубина, какой актёрский диапазон, какое умение играть на полутонах! И конечно же, надо отметить прекрасный сценарий! Половину фильма, зритель не подозревает о том, что у героини есть отец. Потом сразу, бац! Как серпом по софитам: умер отец то! Вот же горе! А я так к нему привыкла, прониклась симпатией…

Прекрасный сеанс саморазоблачения от носителей духа «шестидесятничества».

К 55-летнему юбилею выхода на экраны легендарного фильма Марлена Хуциева сеть российских кинотеатров выпустило его в повторный прокат. Повезло и Воронежу: зал был полон, время сеанса удобно, и в основном молодые люди (что особенно приятно) посмотрели «Июльский дождь» на большом экране. Как же воспринимается эта картина сейчас, спустя десятилетия? Во многом, конечно, как реликт времени, как кинознамя «оттепели», как вклад советского кино в мощный прилив национальных «новых волн». Сам режиссер признавался, что он с командой хотел снять свое «Затмение», потому тема пресловутой «некоммуникабельности» (телефон, дистанция, отчуждение в любви) звучит здесь особенно отчетливо.

При всем при этом «Июльский дождь» начинается бодро, весело, под «мелодии и ритмы зарубежной эстрады» (в том числе и джаз Сатчмо), герои чисто аксеновские — балагуры, весельчаки, своей непосредственностью всячески отторгающие серьезность строительства социалистического будущего. И фильм поначалу кажется чисто «нововолновским»: с обилием уличных съемок, общей радостью молодости, вставными документальными сценами, добавляющими картине воздушности, эфирности, спонтанности. Если искать аналогии, то это даже не Годар с Трюффо, а Форман с его «Черным Петром» и «Любовными похождениями блондинки» (где даже исполнительница главной роли очень напоминает Уралову).

«Июльский дождь» — кино и несоветское, и советское одновременно, оно очень хорошо показывает и доказывает, что как бы «шестидесятники» (а ведь именно они — главные герои этой картины), не смотрели на Запад, они были все же вполне советскими людьми с твердыми представлениями о чести и совести. В этом их отличие от хиппи, битников и гошистов, которые, что и говорить, несли на себе все признаки нравственного разложения общества, в котором росли. Здесь же прекрасные в своей моральной красоте песни Визбора, исполняемые им самим, становятся лейтмотивом всей картины Хуциева, пробирая зрителя своей подлинностью. Финальная же встреча ветеранов, немыслимая в западном «нововолновском» фильме, и крупные планы лиц молодежи — важным акцентом, подчеркивающим единение поколений.

«Июльский дождь» со всей убедительностью художественного факта доказывает, что «шестидесятники» не были предателями Родины, как их сейчас изображают «патриоты». Да, они двадцать лет спустя затеяли «перестройку», но по светлым лекалам «оттепели», а не во имя корыстных интересов, и не их вина, что вышло то, что вышло. По мере развития сюжета в «Июльском дожде» начинают разверзаться такие экзистенциальные бездны, которых не знала «новая волна» ни во Франции, ни в Чехословакии, и действительно в полный голос заявляет о себе антониониевская эстетика. Можно сказать, что Хуциев своей лентой предсказал крах светлых надежд «шестидесятников» и вообще всех «весельчаков от жизни»: невозможно все время наслаждаться сиюминутным, невозможно постоянно спонтанно порхать по жизни. Здесь картина Хуциева смыкается с вышедшим спустя двадцать лет романом Кундеры «Невыносимая легкость бытия», где по сути выражена трагедия всего поколения «бэби-бума» в целом.

Во многих своих эстетических проявлениях (например, в тех же длинных в своей навязчивости документальных уличных сценах) «Июльский дождь» устарел, как эмблема эпохи он также может быть интересен лишь тем, кого занимают 1960-е, но как повествование о живых людях, сложных характерах, то есть в своем антропологическом, экзистенциальном измерении эта лента поднимает вечные вопросы и не стареет спустя даже более чем полвека. И помимо всего прочего в лице изображаемых ею «шестидесятников» (как и «Застава Ильича», и «Я шагаю по Москве») картина Хуциева защищает от порицания облик советской молодежи 1960-х, которая в сравнении с своими западными аналогами выглядит образцом нравственности и непорочности, а это, быть может, и против воли создателя ленты, да и самого автора этих строк свидетельствует в пользу советской модели мира.

Казалось, «Весна на заречной улице» раскрыла талант Марлена Хуциева в полном объёме. Но в 1966 году на экраны выходит фильм совершенно иного художественного решения: «Июльский дождь» целиком олицетворяет эпоху «оттепели» в СССР. Именно поэтому картина не похожа на те кинопроизведения, которые мы привыкли включать в категорию «советское кино». Это скорее что-то в духе французской «новой волны». Но обо всём по порядку.

Увертюра из оперы «Кармен», которой начинается «Июльский дождь», задаёт смысловую и интонационную направленность всего фильма. Казалось бы, в главной героине Елене, работающей инженером в типографии, нет ничего особенного. Она «идёт в одном строю» со всеми советскими гражданами: долгие «всепоглощающие» панорамы московских улиц тому подтверждение. Но «винтик в общем механизме» превращается в яркую индивидуальность: может быть, поэтому героиня не пережидает дождь как все, а выбегает из под козырька дома (кстати, на протяжении всего киноповествования Елена стремится уехать, уйти, убежать). В целом, в фильме нет чёткой сюжетной линии. Канва произведения скорее напоминает цикл очерков из жизни героини: встречи с женихом Володей, общение с друзьями, история с агитацией жильцов дома, смерть отца Лены. Но все эти отдельные сюжеты связывает какая-то общая атмосфера непринуждённости, таинственной гармонии: наверное, способствуют этому длинные планы, а также потрясающее спокойствие героев картины. Я не слышал душераздирающего крика или напряжённой музыки, создающей атмосферу надвигающейся угрозы. Словно июльский дождь (но не гроза!), начавшийся в начале, плавно и размеренно лил до самого финала фильма. Однако ближе к концу картины в душе Лены происходит переоценка своей жизни.

Говоря об операторской работе, стоит сказать, что Герман Лавров нашёл по-настоящему «свежие» кадры: меня очень заинтересовали планы от первого лица героев: то сидящих за рулём автомобиля, то идущих по улице в толпе прохожих. Неожиданным был также внутрикадровый монтаж: зачастую камера «наезжала» на героя слушающего, тогда как говорящий оставался с краю кадра, что подчёркивало психологию персонажей, их отношение друг к другу.

Что касается музыкального оформления: действие на экране сопровождается песнями Ю. Визбора и Б. Окуджавы, которые исполняются другом Лены — Аликом. Причём песни скорее не ведут сюжет, а создают его: представляют собой самостоятельные фрагменты фильма.

Безусловно, фильм «Июльский дождь» не для широкой публики: кому-то не понравится отсутствие резких поворотов сюжета, кого-то утомит неспешность произведения и излишняя «болтливость» персонажей. Однако смотреть такое кино надо, хотя бы для того, чтобы понять какие процессы происходили в душах наших соотечественников, в эпоху, когда из-за рамок идеологии ненадолго, но всё же выглянула настоящая, «живая», искренняя душа обычного человека.

Быстро чередующиеся лица людей, которые мы привыкли видеть обрамленными в изысканные рамы и висящими на стенах в музее сменяет «плывущая» по Петровке толпа. Оперу «Кармен» Бизе сменяет голос комментатора. Так и в жизни — один «кадр» за другим — проносятся мимо нас люди и события, заполняя все вокруг мнимой суетой.

Главная героиня — Лена, спеша куда-то, потихоньку поглядывает прямо на вас, будто знает о вашем пусть и незримом присутствии рядом с ней, в этой многолюдной толпе.

Вместе с внезапным июльским дождем в размеренную жизнь Лены врывается Женя — простой парень, одолживший ей свою куртку во время ливня. Их встрече похоже больше не суждено состояться — все растворится в голосах, в разговорах обо всем и ни о чем на противоположных концах телефонного провода.

И то ли из-за него, то ли нет, но все как-то внезапно начинает меняться… И вот уже такой казалось бы родной и близкий человек все сильнее удаляется, все меньше понимает, неотступно превращается в чужого.

Моментами кажется, что героиня точно знает чего хочет, но чем дальше, тем отчетливее понимаешь — она потерялась, заблудилась среди мокрых улиц, песен под гитару, шумных встреч в переполненной людьми квартире… Лишь иногда она тихо на ухо просит: «Давай куда-нибудь уедем!» Но, видимо, расстояние между людьми гораздо больше, чем казалось, если их не может спасти даже море.

8 из 10

Приближение к тридцатилетнему порогу — особый период в жизни человека. В уголках глаз появляются жесткие морщинки, молодость уходит все дальше от юности и все ближе подходит к зрелости. Родительское воспитание, сформировавшиеся ценности, вкусы и предпочтения остаются в душе, но накапливаемая мудрость незаметно меняет взгляды на жизнь, корректирует их и подправляет. Грустно, если взросление приносит разочарование в чем- или ком-либо, но так ли плохо видеть всю картину, а не одну ее часть? Люди склонны многое делать по привычке или потому что так принято, но значит ли это, что и сердце должно говорить по команде? А голос его громкий, настойчивый и решительный. Тридцать — это серьезная отметка, и оглядываясь назад, хочется увидеть там нечто более значительное, чем труд, отношения и досуг по плану. В тридцать становятся важны не слова, а интонация, не сам поступок, а его своевременность, не банальность, а чуткость.

Как тонко мыслящая натура, Марлен Хуциев придает большое значение нюансам, форме, антуражу. Его Москва — все такой же шумный, вечно суетливый город, переполненный людьми, каковой ее принято считать, но это уже не та беззаботная столица, воспетая Георгием Данелией. Героиню «Июльского дождя» не назовешь наивной идеалисткой, это повзрослевшая дочь своего отечества, которая, отчасти и против своей воли, учится воспринимать жизнь уже без подростковых грез. Быт Лены с некоторой натяжкой можно признать благополучным, да и она сама — симпатичная, умная девушка, составившая достойную пару перспективному сотруднику НИИ. У обаятельных молодых людей впереди будущее, оно рисуется совершенно безоблачным — чего стоит только компания неунывающих друзей! Но перемены, вторгшиеся в жизнь молодой женщины с внезапностью ливня, не спрашивают разрешения или благословения. Достаточно случайного жеста, например благородства незнакомого мужчины, пожертвовавшего куртку, дабы добежать до дома, как накопленный багаж начинает преобразовываться в пережитки прошлого.

Нас с детства учат, не пускать в душу злость, ненависть или зависть, но разрушительное влияние разочарования непозволительно часто проходит мимо наставлений. Хуциев снял картину о естественном течении жизни, которое само подкидывает человеку поводы с грустью всматриваться в знакомые черты, и тем болезненнее такие ощущения. Лена и Володя лишь на первый взгляд идеальная пара, а на самом деле импозантный жених — слабохарактерный человек, у которого не находится даже нужных слов на похоронах несостоявшегося тестя. Характерно, что в минуту тяжелой грусти женщина философски изрекает короткую фразу: «Это жизнь». Да, всего-навсего, но сказать легче, чем пережить. Сильная натура не дает воли разочарованию, но не замечает пристальности, с которой она теперь смотрит на старых знакомых. Лена ни единым жестом не выдает изменившийся характер. Она переживает крушение личных иллюзий, но гораздо более явно обретает себя, как самостоятельную личность. Иной раз, впрочем, ей хочется быть хрупкой и доверчивой, и то, как Хуциев обыгрывает эти желания — заслуживает восхищения. Всего лишь несколько телефонных звонков того самого «курточного» благодетеля, все чаще — нелепых и неуместных, а как же чутко они влияют на твердеющий характер. В коротких диалогах Лены и Жени больше жизни, чем в ворохе умнейших научных работ социологического значения. Эти беседы ни к чему не ведут, ни к чему не обязывают, но счастье от зарождающегося взаимопонимания не нуждается в измерении.

Разумеется, как утонченно-естественная зарисовка из жизни, «Июльский дождь» обзавелся соответствующим авторским музыкальным сопровождением. Исполнивший свою дебютную роль Юрий Визбор отыграл по сути самого себя — человека-маяка своей эпохи. Мужчина-хамелеон, фронтовик-ловелас, балагур-философ — он такой же неоднозначный, как сухая послевоенная статистика. Великая победа не стерла миллионов потерянных жизней и еще больших миллионов покалеченных душ. И то, что как минимум один ветеран научился выражать незатухающую боль в песенной форме — маленькое чудо. Душа компании Алик словно ироничный привратник на пути Лены к новой, более осмысленной жизни. Он не берет мзду, не требует повышенного внимания, но языком метафор и бардовским слогом способен очень точно выразить всю сложность ментальных перемен. «Куда ж мы уходим, когда над землею бушует весна?» — поет Визбор, и не ждет немедленного ответа. Люди лишь с большим трудом способны разглядеть конечную точку маршрута, и если в долгой дороге найдется хороший сопровождающий, то грозы в душе стихнут сами собой.

По огромному количеству параметров Хуциев снял уникальное кино. С полным правом его можно признать самым несоветским из «шестидесятников». Чего стоит только начальные кадры с картиной «Святое семейство». Сочетание их с традиционной сводкой новостей и неожиданным ливнем обеспечивает оправданность долгих размышлений об истинной природе вещей. «Июльский дождь» эклектично невесомая картина, подобная перелетам бабочки с цветка на цветок. Вроде бы — ничего особенного, а и глаз оторвать не можешь, и все время задумываешься о том, что раньше не волновало. Как устроена жизнь, почему она не поддается правилам? Режиссер не вкладывает ответы ни в уста Лены, ни в чьи-либо еще. Грузинскому мастеру, думается, гораздо приятнее, когда каждый зритель приходит к самостоятельным выводам, к которым он, Хуциев, лишь слегка подталкивает. Неуловимо быстро истекающий хронометраж выгодно отличает «Дождь» от вышедших в те же годы картин Антониони, а про исключительно родной советский дух — лишний раз и говорить не стоит. Картина очень быстро завоевывает статус естественной и гармонично развивающейся. Возможность увидеть жизнь глазами уже не девушки, но женщины, почувствовать запах высвобождающейся от идеологических оков страны с годами может стать еще ценнее.

Перфекционизм, безусловно, хорошее качество, особенно если его обладатель не склонен впадать в крайности. Педантичное стремление Хуциева обеспечить каждый кадр экзистенциальной глубиной дарит картине прекрасный образовательный статус. «Июльский дождь» учит ценить и принимать жизнь, находить в ней место, где будет комфортно, и откуда не захочется уходить по наивным поводам. Тихая героиня своего времени в обаятельном исполнении Евгении Ураловой пережила невероятно насыщенную осень, но не нашла поводов для сожаления. И этому полезно научиться в любом возрасте. Мудрость приходит к каждому из нас, достаточно лишь раз раскрыть ей объятия. За это удивительно гармоничное чувство не жаль всех пережитых разочарований, потому что хорошего человека они только сделают сильнее. Ради всех, кто дорог, кто нужен, но прежде всего — ради себя.

Марлен Хуциев — один из моих любимых русских режиссеров. Наверное, только он умеет так показать время молодости, улицы Москвы, жизнь советской интеллигенции 60-х.

«Июльский дождь» — фильм о том периоде в жизни, когда человек понимает, что пора избавиться от лишнего шума вокруг, понять, кто тебе по-настоящему близок.

Мы видим эволюцию мира главной героини: она как будто открывает глубину в себе, уходя от внешнего к внутреннему. Если начало фильма заполнено шумными вечеринками, на которых слушают джаз и ведут интеллектуальные беседы, то со временем становится все больше тишины, исходящей непосредственно от главной героини. Не смотря на то, что в начале фильма Лена еще наслаждается шумными вечеринками, в ней уже живет тоска по настоящей близости, желание побыть со своим мужчиной вдвоем, уехать куда-нибудь, где не будет никого больше.

Лена обретает желанную близость, но не там, где ее ожидала. Она находит ее на другом конце телефонного провода. Загадочный Женя, словно внутренний голос, поддерживает ее в трудные моменты жизни, а иногда просто интересуется, как прошел день, что, зачастую, не менее важно.

Красивый, искренний, душевный фильм.

Вот и лето в зените. По этому случаю захотелось мне пересмотреть один из любимых моих фильмов — «Июльский дождь». Надеюсь на то, что, может быть тем, кто посмотрит этот фильм режиссера Марлена Хуциева впервые, станут более понятными и близкими их родители и деды, которые прожили свою юность и молодость в 60-е годы в советской стране, в ее столице. Ведь в атмосферу этих лет окунаешься сразу, с первых же кадров, с первых секунд. Длинная панорама, снятая из неторопливо едущей машины мимо Петровского пассажа, через Кузнецкий мост, мимо ЦУМ-а, где объявлена широкая распродажа товаров летнего сезона, мимо Малого театра, мимо гостиницы «Метрополь». В густом потоке пешеходов не подозревающих, что на них нацелена кинокамера (оператор Герман Лавров), после того как закончатся вступительные титры, мы наконец заметим молодую женщину, спешащую, вероятно, на свидание. Это главная героиня картины Лена (Евгения Уралова). В солнечный жаркий день внезапно врываются раскаты грома. Так начинается в фильме освежающий июльский дождь.

Но вернемся снова к началу и прислушаемся внимательно к фонограмме, которая вся состоит из обрывков музыки и текстов радиопередач того времени. Бравурная увертюра к опере «Кармен», джазовые композиции Луи Армстронга, репортаж Николая Озерова с футбольного матча Португалия — Бразилия: «Гол!!! Удар Эйсебио достиг цели!», песня Шарля Азнавура, позывные радиостанции «Маяк», отрывки дробной морзянки. Хаотичный набор звуков, который повсеместно в то время раздавался во многих квартирах из транзисторных коротковолновых приемников типа «Спидола», «ВЭФ» или «Океан». Слушали эти приемнички, продираясь через радиопомехи. Слушали «Радио ВВС» и «Голос Америки» рок-музыку и джаз. Слушали песни отечественных бардов: Окуджавы, Галича, Высоцкого, Визбора на магнитофонах с большими круглыми катушками. Слушать официальное советское радио в то время было не модно и противно. Надо отдать должное звукооператору фильма Борису Венгеровскому. Музыка в «Июльском дожде» играет едва-ли не первостепенную роль. Песни Окуджавы и Визбора, джаз Луи Армстронга и музыка И. С. Баха в исполнении вокального октета «The Swingl Singers» ярко обогащают изобразительную фактуру фильма. Звукооператор — очень важная кинопрофессия, которая нечасто упоминается кинокритиками.

Один из лучших художественных фильмов отечественного кино. Хотя, казалось бы, фильм без четкого сюжета, без ярких событий. Сценарий вместе с Марленом Хуциевым писал выдающийся кинодраматург Анатолий Гребнев. Если предыдущий многострадальный фильм Хуциева назывался «Мне 20 лет», то «Июльский дождь» — фильм о тридцатилетних. О взрослеющих людях, в суете забот житейских расстающихся с юношескими иллюзиями, с друзьями и любимыми, с уходом в мир иной родителей. Хуциеву, как никому другому в то время, удалось передать в своем фильме атмосферу времени, его тягучий ритм и тревогу расставание с надеждами, связанных с временем «оттепели».

Картина подверглась официальной критике — в газете «Советская культура» появилось открытое письмо Хуциеву, в котором «Июльский дождь» обвинялся «в слабой драматургии, претенциозной режиссуре, затянутости, эстетизме, во вторичности по отношению к предыдущему фильму». Но фильм каким-то чудом прорвался на экраны, в то самое время когда «на полку» были отправлены картины Киры Муратовой, Андрея Тарковского, Андрея Кончаловского, Алова и Наумова. В то самое время, когда за «самиздат» и «тамиздат» уже арестовывали, судили и давали приличные сроки. Печальный и поэтичный фильм Марлена Хуциева не всеми был понят и принят, но завоевал немалое число верных поклонников, которым так близки и понятны были чувства и мысли современников. А вот сейчас, пересматривая этот фильм о нашей молодости, я нахожу в нем некие откровения и пророчества, которых тогда не заметил. Юрий Визбор (Алик) поет здесь на кухне свою песню о предстоящих войнах, в которых нам предстоит уцелеть, о пулях, которые мимо нас просвистят. И это прозвучало в 1967 году. А через год была Чехословакия, и через 12 лет — Афганистан. В «Июльском дожде» Хуциев и Гребнев тонко передали настроение конца эпохи «оттепели», не прибегая к откровенной публицистичности. Герои фильма — повзрослевшие герои предыдущего фильма «Мне двадцать лет» (Застава Ильича), лишенные романтических иллюзий.

Лена живет в коммунальной квартире с матерью (Евгения Князева) и с приличными соседями. Ее отец где-то в длительной командировке. Она работает мастером в типографии, где печатают репродукции шедевров мировой живописи. Ее друг и, возможно, жених Володя — научный сотрудник некоего НИИ. Александр Белявский сыграл одну из лучших в своей жизни ролей. Неотразимо симпатичный внешне, «атлет, он же атлант», он точно соответствует характеристикам, которые однажды наградит его обаятельный Алик (Юрий Визбор). «Морозоустойчив, водонепроницаем, антикарозиен, тугоплавок… не сгорает в плотных слоях атмосферы ». Ради карьеры, кажется, готов и на подлость. «Карабкаться надо» — внезапно откровенничает он. А Лена, в свою очередь, исповедуется по телефону некоему Жене, человеку, который в начале фильма одолжил ей во время того самого дождя свою куртку. «Я человек скрытный, замкнутый. Это научно установленный факт. На вопрос, — Как дела? Отвечаю всегда, — Спасибо, хорошо». Но со временем мы понимаем, что у нее все совсем не хорошо и с Володей она расстанется. И так далек уже тот веселый летний ливень, осенняя Москва тонет в затяжных унылых дождях и туманах. В дальней командировке умирает Ленин отец. «У жизни со смертью еще не закончены счеты свои…».

Хуциев признавался: «Не люблю острого сюжета, привержен движению внутреннему, скрытому волнению». И я осмелюсь сказать, что сюжет и даже характеры персонажей не главное в этом фильме, а сам неустанный поток современной героям картины жизни, запечатленный художниками камеры и микрофона. И главной героиней «Июльского дождя» является Москва. Так снять знакомый и любимый город могли только художники, влюбленные в Москву в ее обитателей. «Пешеходы твои — люди незаметные. Каблучками стучат, по делам спешат… ». Просыпающиеся на рассвете троллейбусы, густой (даже в те времена) поток автомобилей, лошади в кузове грузовика. Марлен Мартынович Хуциев старый москвич, но все-таки человек с Кавказа. Недаром именно он сыграл бывшего князя, а ныне трудящегося Востока, гражданина Гигиенишвили. К сожалению, из экранизации «Золотого теленка» Швейцера 1967 года сцены Вороньей слободки были вырезаны. Его фильмы той поры близки по духу и форме манере замечательного грузинского режиссера Отара Иоселиани. И немудрено, что многие находили сходство с некоторыми фильмами французской «новой волны». Так это и замечательно! Фильм Хуциева органично и точно совпал по времени с мировым взлетом киноискусства. Но все-таки жаль, что замечательный режиссер за 55 лет работы в кинематографе снял всего 7 картин, из них одну в соавторстве, один телефильм — чудесный «Был месяц май» и два документальных.

На мой взгляд, самый достойный советский фильм 1966 года. Конечно, рассказывая историю о мужчине и женщине, переосмысливающих свою жизнь и отношения, Марлен Хуциев отталкивался от координат Антониони и Годара. В силу этого, сравнения с французской новой волной не случайны.

Но режиссер смог добиться удивительного эффекта — он сделал стильный, тонкий, поэтичный фильм, наполненный национальным колоритом. Этим колоритом стало участие известнейшего советского шансонье (барда) — Юрия Визбора, исполнявшего песни не только на свои стихи, но и на стихи Булата Окуджавы.

Пожалуй, эту картину мог усилить еще лишь Высоцкий, но он снимался в тот год в «Вертикали» Говорухина.

Исполнительница главной роли Евгения Уралова — очень точна в деталях. Вообще, на мой взгляд, ее героиня, как будто пришла в фильм из картин Антониони — ей вполне было по силам сниматься у него.

Александр Белявский на фоне Ураловой особенно старается не выделяться. Его персонаж вовсе не чета харизматичному Фоксу из «Места встречи». Он играет скромного мужчину — и делает это потрясающе. Отсутствие брутальности, компенсируется великолепным чувством ритма и партнерши, а великолепная дикция придает его герою волевые черты.

В итоге: безусловно лучшая советская картина 1966 года. Добрый поэтичный фильм с прекрасной режиссурой Хуциева, безупречной игрой Александра Белявского и Евгении Ураловой.

9 из 10

Где-то в промежутке от 25 до 30 есть что-то неуловимо-отчаянное, бьющееся в агонии. То самое чувство, когда ты все тот же сумасшедший, вооруженный идеями человек: юный, стремящийся. И ты все еще можешь и не можешь одновременно. У тебя те же мечты о другом мире, о вселенском, счастливом перевороте, ты все еще не можешь смириться с тем, что все эти будоражащие, вечерние разговоры за рюмками вина- сплошь утопия. Ничего не изменится. Нужно смириться и плыть вдоль улиц этой не замолкающей, еще свежей и уже по-новому строящейся Москвы.

Понимание неизбежности, осознание этого скучного, дымчатого кризиса приходит не сразу, ибо нам свойственно бороться за свое призматическое счастье под названием «внутренняя свобода» до последнего. И можно уехать к морю, отдышаться, нырнуть напоследок и вынырнуть новым, чистым. И вернуться в осень, под прозрачное небо Москвы, стряхнуть с плеч пыль пройденных дорог и начать все заново.

8 из 10

Я думаю этот фильм на века. Операторские работы показывают как бы отстраненность от главных героев, тем самым отображая больше жизнь советского человека 60ых в целом. Хотя я еще не родился тогда и в чем то не прав, но я чувствую уверенность советского человека в завтрашнем дне, его вера в то что он делает и конечно же мечтательность, именно та которая была присуща в 60ых, когда в космос запускали Гагарина.

Между тем фильм не об этом, а о той симпатичной девушке которая промелькнула в толпе, идет июльский дождь и она прячется под козырек вместе с остальными и нас не покидает чувство что может не о ней повествование, но вот в толпе оказывается отзывчивый молодой человек и одалживает свой пиджак, камера устремляется за девушкой, в своей нарочитой меланхоличности, отставая за героиней, зацикливается на других вещах. Как окажется эта сцена и станет предопределяющей.

Фильм о не сиюминутном осмыслении, а как бы о точке возврата. Ведь потом мы забываем об этой сцене и погружаемся в быт девушки Лены, в её казалось бы полную событий жизнь в которой она все же отбрасывая весь лоск, в лице ее ухажера и интеллигентного общества и дело не в том что они какие то не такие! А в переосмыслении. Все же попадает под этот дождь, который смывает с нее все не нужное, не боясь при этом остаться сама с собой.

Фильм- история о людях и для людей. Любовь, романтика долгих телефонных разговоров, философские рассуждения…- каждый найдет в нем что-то интересное именно для себя. Медленный, не спешный, и как будто даже без особого драматизма, нервного напряжения и всякого рода страстей. Но это только на первый взгляд. А на самом деле…

Главная героиня фильма Лена внешне выглядит вполне счастливой: есть друзья, есть работа, есть родители и даже есть кого любить. Но к сожалению, ее представления о счастье увы далеки от реальности.

Фильм начинается с дождя. Кажется обычное дело- дождь, но только не в этой истории. Дождь как будто смывает все лишнее наносное, открывая для главной героини истинное положение вещей. мир в котором живет Лена предстает перед ней плоским, скучным, серым, друзья перестают быть неординарными, любимый человек — самый умный, самый гениальный бывший для нее центром мира оказывается абсолютно чужим, а случайный прохожий, поделившийся своим пиджаком, напротив становится родным.

Весь фильм насквозь пропитан чарующей атмосферой 60-х. Буквально с первого кадра влюбляешься в открытые, беззлобны лица прохожих, в шумящую зелень деревьев и разумеется в Москву, красивую и величественную, в ту Москву, которую мы увы потеряли. Мне кажется, что фильм стоит посмотреть, возможно даже не один раз и вовсе не потому, что это классика… А лишь для того, чтобы взглянув на свою жизнь через призму фильма попытаться понять ее суть.

Когда вспоминаю этот фильм, на ум приходят слова главной героини(за точность фразы не ручаюсь) : «Жаль что сейчас не ведут дневников, я бы написала, что день прошел как обычно»

Что-то совсем новое в повествовании, в том, как снято.

Фильм начинается съемками реального города с его людьми, идущими на работу, неуловимой атмосферой 60-х годов, улицами, с такими забавными и важными автомобилями. И вдруг в толпе мы замечаем привлекательную девушку. Она, как и другие пешеходы, иногда обращает любопытный взгляд на камеру и так очаровательно улыбается, что захватывает дух! И о верх радости — она оказывается главной героиней! После такого знакомства, не остается сомнений — девушка на экране такой же обыкновенный человек, как все те люди того времени. Фильм покажет нам советскую интеллигенцию такой, какой видели ее современники: пишущей кандидатскую, бесконечно дискутирующую, остроумную (от «острый ум»), воспитанную.

Сначала автор напускает на нас немного флёра. Мы покорены. Герой умен, с виртуозным чувством юмора, в нем явно что-то есть. Они идут в кафе к его друзьям. Яркие беседы за столом, во всем какая-то загадочность, тайна, глубокомысленные взгляды, восхищение, оригинальная манера речи. Завидное общество! Драма в том, что многие люди умеют мимикрировать под этот или любой другой стиль общественной группы. Это может быть дерзость, аристократизм, ум — что в данный момент пользуется популярностью. Подражают внешнему, а внутри у многих пустота. Как, например, у главного героя.

Он аспирант. Эмоционально черствый человек. Это тот самый случай, когда смотришь на него и думаешь: «яркая боль лучше тусклого равнодушия». Человек, которого невозможно задеть, ни обидеть, ни обрадовать. Абсолютная пустота. Он вообще не мыслит категориями чувств. Человек в футляре на современный манер. Умный, с ленцой и где-то в глубине души, наверное, даже добрый, но его малодушие и высокий интеллект привели к тому, что с ним невозможно жить — так талантливо он от всего предохранился. Его как будто нет рядом. Эта та самая недоступность глубинного понимания других людей. Без чувств, сочувствия переплетение душ невозможно. По-моему, прекрасная актерская работа!

Первое что понравилось в фильме, что он на грани, не похож на стандартное советское кино, но в то же время передает атмосферу. Невероятно удивила операторская работа — очень нестандартная подборка кадров, особенно умилили люди смотрящие в камеру, поразил ход взглядов в камеру самих героев. Разносторонними являются не только кадры — подборка музыки невероятно органична, хотя и очень разная. Отдельно почтение Визбору.

И не только ему. Смотря этот фильм мне впервые за долгое время подумалось: «вот это настоящая актерская игра!». Так тонко и сильно, что дух закладывает. Особенно конечно Лена, но так же и Женя, который появляется один раз, но так, что когда он говорит его образ стоит перед глазами. Вообще персонажи очень разные и дополняют друг друга, есть и юмор, и интеллект, и легкость и тяжесть. Все вместе проникает под кожу.

Но на мой взгляд самое главное в этом фильме это актуальность темы. Смотря этот фильм сейчас по сути мало что по-другому. Конечно не тот режим, не то время, но несколько десятков лет спустя в людских отношениях происходит тоже самое. Не у всех, конечно, но еще нужнее этот фильм тем, у кого такого нет. Лена пример для подражания, она нашла в себе силы отсеить лишних людей и не испугалась одиночества во имя преданности самой себе.

Плавные, но в то же время стремительные перемены открывают глаза и Лене, и зрителям, фильм помогает собраться с силами, прозреть… И больше не хочется ничего говорить, ибо Марлен Хуциев искусно выразил это в талантливом фильме, а значит выразить это в рецензии было бы провальной попыткой и кощунством.

Фильм напоминает тонкое кружево, сотканное из неподдельных эмоций и острых фраз. Просто посмотрите и попытайтесь понять.

10 из 10

Сопротивление прозы и поэзии, их разнородность в пространстве экрана были открыты уже отцами — основателями советской синематеки Кулешовым («Великий утешитель») и Пудовкиным («Простой случай»). Заявленная проблема жила и здравствовала на протяжении 30-ых — 60-ых, периодически подвергаясь художественному осмыслению и превращению, тем не менее, без значительных успехов. С одной стороны, причина внешняя. Давление идеологии и цензуры загоняло художников в прокрустово ложе программ и лозунгов. С другой — сама задача оказалась глубинной, сущностной, выходящей за границы драматургии и режиссуры. Ибо здесь кинематографический метод натолкнулся, не много не мало, на конфликт материи и духа. Первичная трансцендентальная идея не могла слиться с первичной же конкретностью кинообраза, который был посредником между действительностью и сознанием, а потому сдерживал мысль в рамках вещественной формы. В свою очередь и сюрреалистический принцип не позволял достичь есенинской метафоры: «Розу белую с черной жабой // Я хотел на земле повенчать», — ибо не предлагал ничего нового, лишь менял угол обзора. Необходимо было произведение, в котором бы сам быт, мир осязаемый, заговорил высоким слогом, стал символом, тождественным чистому полету души. И на путь этот, «опираясь на плечи великанов», в 64-ом вышел молодой режиссер Марлен Хуциев, который в течение следующих 6-и лет снимает «поэтическую трилогию» («Застава Ильича», «Июльский дождь», «Был месяц май»), перевернувшую понятие экранной выразительности и каноны повествования. Однако сила этих картин была признана лишь спустя два десятка лет, в 80-е, в преддверии скорого крушения Союза, когда теоретические изыскания освободились от беспощадного давления власти и узрели ту уже погасшую коллизию.

«Июльский дождь» — это картина жизни, наблюдаемая со стороны. Монтаж акцентирует внимание на деталях, поднимается до панорамы, соединяет частное и общее. Однако ракурс всегда внешний, по форме документальный. Фильм не устремляется в скрытые течения изображаемой действительности, он ищет их отголоски в повседневности.

Уже этот мотив сталкивает высокое и низкое: обыденность и искусство. Однако если печатный станок штампует тысячи репродукций средневековой фрески, превращая сакральную красоту в вульгарный китч, то режиссер идет в обратном направлении. Выхватывает серые будни, типичные интерьеры, банальные характеры и делает из них индивидуальные и исключительные образцы, обрисованные дотошно, в подробностях жизни, что не позволяет усомниться в их привычной реалистичности. Он открывает красоту в пошлости, иными словами, находит великое в ничтожном. И очищает мир от копоти фальши.

Именно очищение — центральная тема фильма, которая воплощается в поэтизации действительности и постепенном метаморфозе главной героини, словно охватывая одновременно малое и большое, душу и вселенную. Средствами возвышения выступают как одухотворенные пейзажи, монтируемые с деформируемым под влиянием внутреннего, ведомого мыслью режиссера движением, так и все построение фабулы. Хуциев смело рвет сюжетные путы, его рассуждения не следуют формальной линии повествования, а канва представляет собой калейдоскоп конкретных и отвлеченных образов. Однако поток сознания не растворяет личную и магистральную историю. Преодоление предметности пространства служит его олицетворению в фигуре главной героини Лены. Именно персонаж фокусирует переживания мира, именно через него транслируется содержание всей картины. Таким образом, композиция, растекаясь многообразием портретов города, природы, коммуналки, компаний друзей, ночными разговорами по телефону, сомнениями и отчуждением, в конечном счете, завязывается в один драматический узел. Детали жизни постепенно собирают противоречия, мельчайшие уколы, что вырастает в тяжелый конфликт человека и среды, ставя его один на один с вопросом самоидентификации. Дилеммой борьбы или согласия.

Однако Хуциев не разрешает ее, ибо ему важно обнаружить сам факт пошлости быта человека и общества. И это не упрек, ибо пошлость едина с благополучием. А быт как раз к нему и стремится. Оттого, понимая это, наша героиня меняется: из характера беспечного и романтичного, становится меланхоличной и задумчивой. Движение ее к внутреннему терзанию и освобождению от ложных и насаждаемых самой жизнью идеалов и есть цель авторского сообщения.

В этой работе Хуциева ощущается невообразимая красота мира, которая звучит в мелодии кинематографической поэмы, поминутно существующей между романом и стихами, между движением и созерцанием.