Обет (1962)

Выжигая искры из эстетики Бунюэля и Марселя Камю, Анселму Дуарти рисует причудливый социально-религиозный гротеск релевантный недавней «Резне» Романа Полански. В обоих случаях, находясь практически в нулевой точке интрига мгновенно перерождается в накаленный и принципиальный скандал. Виной тому непримиримые социальные противоречия, поведенческие условности и… еще один маленький нюанс. Извечная и хрестоматийная человеческая деструктивность. В конце концов, нет ничего плохого в том, что настойчивый житель деревни настаивал на совершении обета, оканчивающегося принесением к алтарю деревянного креста. Нельзя особо упрекать и священника не допускающего подобного, понимая, что обет был дан с использованием языческих обрядов. Тут бы кому-то пойти на компромисс или вмешаться посредникам, однако все заняты решением своих вопросов. Пожалуй, это самая интересная линия в фильме.

Супруга главного героя достаточно просто отдается первому встретившемуся на пути очаровательному негодяю. Журналист, полицейский и глава соседнего бара — все они так или иначе пытаются выжать какую-то выгоду из происходящего. Да и герой наш, в конечном итоге оказывается не таким уж и терпеливым, устремляясь внутрь церкви без надлежащего одобрения. В крайнем случае, можно ведь и нож вытащить. Какая уж там вера, важно чтобы святая на него не разгневалась. Минутное затмение и вот уже классовый конфликт. Народ из фавел разъяренно обнимает новоявленного героя.

Бразильский неореализм оказывается очень четко прорисованным, легким и захватывающим. Как точно проработаны детали. Вся линия с изменой жены, которую не слишком и заметил наш главный герой, оказывается очень красочной. Только вглядитесь как камера акцентирует внимание на походке героини после ночи с другим мужчиной. Режиссеру не нужно никого обличать и что-то подчеркивать — достаточно лишь просто чуть более, нежели это нужно выделить легкую кратковременную хромоту и таз женщины. А как точны оказываются беседы с журналистом. Напрашивающиеся пересечения с Новым Заветом тут носят ложный характер. Наш герой ведь определенно заблуждается и погрязает в болоте сделанных ошибок. Другое дело, что рядом не оказывается совершенно никого, кто мог бы его образумить. Впрочем, события можно развернуть и в другую сторону — герой ведь, как никак пронес крест более 40 километров на своем плече. Тут можно столько теорий выдвинуть.

Важно, что рассказчик в этой феерии оказывается над ситуацией, не вынося никаких оценок и не принуждая к этому нас. Абсурд, гротеск, нонсенс, без лишних отступлений и рефлексии. Ода на тему экуменизма или учебное пособие по бихевиоризму? Неважно. Главное, что фильм удался интересным и глубоким. Каждому тут будет о чем подумать. На мой взгляд, это как раз тот случай, когда главная награда Каннского фестиваля была и логичной и справедливой.

8 из 10

«Иисус учил Своих учеников и говорил им, что Сын Человеческий предан будет в руки человеческие и убьют Его, и, по убиении, в третий день воскреснет. (Мк. 9:31). Подозвав двенадцать, Он опять начал им говорить о том, что будет с Ним: вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам, и поругаются над Ним, и будут бить Его, и оплюют Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет. (Мк. 10:32—34)». Святое Благовествование от Марка.

Религиозная ситуация в Бразилии всегда была очень своеобразной. Еще с XVI столетия, со времен европейской колонизации, в качестве официального вероисповедания здесь утвердилось христианство католического толка. Постепенно католицизм все больше входил в повседневную практику местных жителей, в обычаи и привычки, сплачивая различные народы и формируя общественно-политический климат. Исключительное положение Бразилии на Латиноамериканском континенте (больше 1/3 территории и населения) определяет и особую роль католической Церкви: если Латинскую Америку называют «католическим континентом», то Бразилию можно с полным правом именовать «католической страной». Правда, испокон веков канонический католицизм соседствовал с национальным, близким к сельским культам предков, а также с большим количеством африканских верований (до отмены рабства в 1888 году в Бразилию было ввезено несколько миллионов чернокожих рабов). Все это определило религиозный синкретизм, тесное сплетение культовых обрядов с католическими празднествами и традиционных святых Римской Церкви с афро-бразильскими божками (аналогичные явления наблюдались на Руси в IX веке, после Крещения). Подобная ситуация сохранялась и в середине XX века, во время событий картины Ансельму Дуарте «Исполнитель обета» 1962 года.

Сам обет предельно прост: некто Зе обязался нести деревянный крест в город Салвадоре, за сорок километров от своей родной деревни, в благодарность Святой Варваре за чудодейственное исцеление любимого осла Николау. В его глазах это паломничество кажется совсем не трудным: дошел до пункта назначения — отнес крест к алтарю — получил благословение Святой. Но падре Олаву, повстречавший Зе у ворот церкви, так не считает: оказывается, последний дал обет на Кандомбле, одной из тех афро-бразильских обрядовых церемоний, о которых мы говорили ранее, связанной с поклонением духам стихий, но отнюдь не с католическими традициями. К тому же, Зе отождествляет Святую Варвару с языческой жрицей Янсан, что и вовсе неприемлемо! И из этого частного конфликта — стремления Зе попасть в церковь и нежелания Олаву его туда пускать — разрастается абсолютно фантасмагорическая история, в которую поневоле оказывается втянут чуть ли не весь город.

Огромная пропасть между Церковью и простыми людьми в католических странах существовала испокон веков. Избавиться от предрассудков Средневековья, связанных с гонениями на еретиков и охотой на ведьм, миссионерской экзальтированностью иезуитов и торжественным шествием Контрреформации, оказалось весьма затруднительно. Пасторы, подобные Олаву, не могли и не желали постигать глубинные душевные устремления таких, как Зе, считали ниже своего достоинства пытаться познать особенности их менталитета. Отсутствие образования, традиционное воспитание в соответствии с устоявшимися семейными культами приводили к тому, что люди просто не видели разницы между усваиваемым изнутри, из глубин родоплеменных структур, и навязываемым извне католическими проповедниками. Вещи, казавшиеся им естественными и непреложными, клеймились как ересь. В таких условиях любой, не только бедный крестьянин Зе начнет терять рассудок и утратит способность отличать черное от белого, а добро от зла.

Начавшаяся в Салвадоре по прибытии Зе катавасия глубоко аллегорична. Аналог многим поступкам героев можно найти на страницах Священного Писания, равно как и сами их образы. Так, мы встречаем Вавилонскую Блудницу — одну из городских проституток, Пилата — явившегося на суд Зе епископа, апостолов — чернокожих работяг, бросившихся на защиту Зе… Порой их поведение напоминает и о семи смертных грехах: блуде (измена жены), гордыни (сама идея совершить Крестный ход, подобно Спасителю), унынии (состояние Зе после отказа падре впустить его в церковь), алчности (стремление всех окружающих извлечь из паломничества Зе личную выгоду) и так далее. А злоключения самого Зе — чем не Страсти Христовы? Но Завет неслучайно переосмысляется в трагикомическом ключе, неспроста «Новый Христос проповедует революцию», в прямом эфире местного телевидения транслируется сеанс исцеления калек лжепророком, а падре Олаву частенько именуется сатаной, под безумные ритмы бразильского карнавала. Отторжение Католической Церкви от реальных нужд паствы, раболепие перед догматикой и метание бисера перед высшими иерархами — знак того, что Бога нужно искать не в проповедях таких олаву, а в сердцах людей. Истинных праведников. Символично, что в том же 1962м начал свою работу Второй Ватиканский Собор, провозгласивший в качестве основных задач обновление Церкви, ее реорганизацию и расширение связи с верующими, а одна из его деклараций, Nostra aetate («Наш век»), одобрила диалог нескольких религий как различных путей к обретению Истины.

Ансельму Дуарте — не обличитель и не антиклерикал. Он не читает нотаций, а его стиль повествования свободен от морализаторства: все зависит лишь от нашей восприимчивости к поставленным им проблемам. Возможно, осел Николау является лишь ослом Николау, и никем иным. Но не будем забывать, что сам Иисус въехал на осле в Иерусалим.

10 из 10

Фильм, получивший «Золотую пальмовую ветвь» и номинацию на «Оскар», считающийся кинокритиками одним из лучших бразильских фильмов, с успехом шедший во многих странах, в том числе и в СССР, а позже обретший ремейк, рассказывает о «тёмном» крестьянине, который от своей деревни до церкви святой Варвары пронёс крест, так как дал обет сделать это неким тёмным силам за исцеление его осла.

По сюжету священник отказывается впускать крестьянина в церковь, как только узнаёт, что для исцеления осла тот прибег к помощи оккультных сил. Всё оставшееся время крестьянин сидит у входа в церковь, а вокруг него собирается всё больше народу: верующие (ведь именно в этот день должна была проходить какая-то религиозная церемония), любопытные, журналисты, полицейские и прочие. Жена крестьянина тем временем флиртует с другим мужчиной и дерётся с его любовницей.

Фильм очень драматичен, однако многие моменты относятся к комедийным, а вторая половина фильма сильно смахивает на знаменитые карнавалы в Рио-де-Жанейро, при этом происходящее абсурдностью не уступает фильмам Бунюэля. Очевидно, именно этим смешением драмы и комедии обеспечен успех фильма, а также социальным подтекстом: безразличием церкви к простому народу (об этом, впрочем, и так сказано достаточно).

10 из 10