Гораций 62 (1962)

Переносить на экран классические трагедии придворных драматургов Людовика XIV Корнеля и Расина — дело заведомо проигрышное. Их творчество в наше время совершенно потеряло актуальность и осталось лишь монументальными литературными памятниками, свидетельствами давным-давно ушедшей эпохи. Чтимыми, вспоминаемыми, изучаемыми — но абсолютно чужими и малопонятными для далекого от истории изящной словесности обывателя. Возможно поэтому попыток экранизировать пьесы родоначальников французского театра можно пересчитать по пальцам одной руки. Впрочем, что далеко ходить — получится ли вспомнить хотя бы одну попытку поставить в России фильм по мотивам пьес основателей русской национальной драматургии Сумарокова и Хераскова? Вот-вот, имена Корнеля и Расина хотя бы школьники помнят, а этих вообще — только музейные работники. И ведь захочешь — ничего не получится. Расползется материал по швам и останется тяжеловесной неподъемной кляксой. Куда проще с комедиями — бытовые ситуации, описанные Бомарше, Мольером или, применительно к нам, Фонвизиным остаются неизменными спустя двести, триста и вообще бессчетное количество лет. Бери и пользуйся. А вот с пышными трагедиями классицизма с их единством места, времени и действия так не поступишь. Сопротивляются и не даются в руки.

Самым очевидным выходом в данном случае видится перенос событий пьесы в современность, с тем, чтобы вовлечь зрителя в происходящие на экране (сцене) события и тем самым придать закосневшим в столетии образам видимость жизни, но и здесь таится масса подводных камней. Эти-то камни и утопили спущенное на воду французским режиссером и актером Андре Версини неповоротливое судно, на котором он попытался проскочить между Сциллой классического античного сюжета и Харибдой зрелищного жанрового кино. В результате ни от Корнеля в картине ничего не осталось, ни зрелища не получилось. Остался только растерянный от такой безысходности Шарль Азнавур да непонятное послевкусие финала, в котором напрочь отсутствует трагедийный катарсис и с трудом осознается натужно читаемая авторами мораль.

А ведь как все начиналось! Амбициозный проект, переносящий действие одной из самых известных трагедий французского классика в современную авторам фильма эпоху собрал звездный актерский состав. История многолетней вражды Горациев и Куриациев, облаченная в форму корсиканской вендетты. Смертельная схватка, где вместо коней используются скоростные автомобили, а самозарядные ружья пришли на смену гладиям. Любовь и страсть между представителями враждующих семейств (ну, это без изменения!). Вперед, и с песней — раз уж Азнавура пригласили. Песня в фильме действительно будет — на фоне финальных титров. А вот все остальное…

Самой большой проблемой фильма является нелепость античного сюжета в декорациях 60-х годов XX-го века. История Горациев и Куриациев в них никак не желает помещаться, хоть объяви их корсиканцами, хоть представителями племени мумбо-юмбо, хоть еще как. Она осталась там — в античности, и в иное время выглядит странно, плоско и притянуто за уши к режиссерским идеям. Кстати, драматурги века XVII-го ведь не пытались выдать римских героев за, например, мушкетеров с гвардейцами кардинала. Да, они (и тот же Корнель в первую очередь) перерабатывали античное наследие, облачали его в христианскую мораль, примеряли на него идеи абсолютизма — потому и стали классиками. Наполняли классическую форму новым содержанием. А вот Версини решил заменить и форму, и содержание, оставив только старую коробку с надписью «Корнель» на крышке — в результате получился странный «пшик», в котором зритель если и будет плакать в кульминационные моменты, то разве что от смеха. Да, похоже, что и сами авторы тоже это понимали — иначе, как объяснить что место корнелевского царя Тулла, объявляющего смертельный поединок, занял глава корсиканского землячества (мафии) в Париже по имени (прозвищу) Наполеон. Нет, ну а как еще должны были звать главного корсиканца???

Блестящий (на бумаге) актерский состав тоже развеивается как дым. Прежде всего из-за Горация Фабиани в исполнении Азнавура, который растерян, слаб и являет собой традиционный образ поставленного в невыносимые условия интеллигента. И это уже является полным издевательством над классическим трагедийным героем, который поднимается над обстоятельствами и склоняет голову лишь перед неумолимым роком. Гораций из 1962-го года просто плывет по течению, даже не пытаясь поднять голову.

История любви сестры Горация Камиллы и одного из Куриациев (в фильме — Колонна) обозначена пунктиром и вообще воспринимается досадной помехой магистральному сюжету. Прежде всего из-за неспособности хорошей актрисы Джованны Ралли солировать. Она всегда была хороша в подыгрыше, а когда подыгрывать было некому — растворялась на экране. Трентиньян старательно держится на заднем плане, словно стесняясь участия в таком сомнительном проекте…

Если бы не длинная и добротно снятая сцена собственно дуэли Фабиани и Колонна (сиречь, Горациев и Куриациев), то картина осталась бы совсем уж сплошным недоразумением, но для нее не было никакого смысла тревожить прах великого драматурга и использовать сюжет Корнеля. Актуализиция классической трагедии оказалась не по плечу начинающему режиссеру. Вместо трагедии получился недо-боевик со странным и непонятным подавляющему большинству зрителей сюжетом. А Пьер Корнель до сих пор ждет смельчака, который смог бы оживить великую классику.