Река Печальной Флейты (1960)

«Река Печальной Флейты», снятая по одноимённому роману Ситиро Фукадзавы — вторая совместная работа писателя с режиссёром Кейсукэ Киносита, которая является истинно японской по содержанию. Сюжет растянулся на 70 лет, застав самый разгар Эпохи воюющих провинций, заложившей основу для централизации Японии. На фоне исторических невзгод выживают бедные землепашцы, у которых есть два пути — служить господину в надежде отличиться в битве или гнуть спину в поле до скончания веков и стать вскоре сухоньким, сгорбленным старичком. Выбор кажется очевидным — и молодые сыновья с упорством ищут лучшей доли, не боясь рисковать жизнью вопреки печальным рассказам о родственниках, принявших смерть в бою. А мрачная старица с колокольчиком, — дзинь, — тихо напевает, — дзинь, — и ждёт их всех, — дзинь, — пусть не задерживаются. Так многие судьбы успевают пролететь, ярко и быстро сгорев в пламени чужих междоусобиц и лишь одна судьба станет свидетелем всех событий. Лаконичное напоминание, как быстротечна жизнь и в то же время как она масштабна.

Война жадно слизывает всех с этих истощённых земель и никого не возвращает назад. Лента напоминает об этом всякий раз, когда переносится на поле брани, педантично указывая дату и место каждого сражения. Военные сцены обычно выступают в роли запятых, связывающих между собой сцены мирские, из которых на экран также попадают только те, что наиболее значимы. Таким образом, если сражения можно назвать пунктуацией фильма, то бытовые эпизоды следует сравнить с глаголами — настолько ёмкими и содержательными получаются эти сцены: Ханзо пришёл с войны, Ницу женят на торговце, Содзо ушёл служить. Картина вообще лишена излишеств и украшательств: нет пространных диалогов или сценарной разреженности. За счёт строгого отбора сцен и сухости их подачи, сюжет только выигрывает, так как практически не провисает. Это не семейная сага, скорее летопись семьи, сопровождающая зрителя по опорным точкам её истории. Каждый новый эпизод — очередная страница этой летописи, на первый взгляд равнодушно перелистывающей одно поколение за другим.

«Река Печальной Флейты» примечательна также тем, что имеет необычное цветовое решение. Она полностью снята на чёрно-белую плёнку, а некоторые кадры окрашены через фильтр, который либо полностью заливает кадр — красным при пожаре или мрачно-синим ночью, либо ложатся ярким мазком с крупной текстурой, похожим на жирные, размашистые штрихи, характерные для японской живописи. Причём мазки эти схематичны и неряшливы, часто не покрывают весь объект и лишь указывают на то, что вода — синяя, а трава — зелена. Но какой неожиданный эффект достигается: голубой мазок в небе создаёт ощущение безоблачного, светлого дня, в то время как жёлтая полоса над горизонтом переносит зрителя в день душный и безветренный. Это необычно и в какой-то мере волшебно, несмотря на очевидное художественное несовершенство. При движении камеры такое цветное пятно остаётся на месте, порой окрашивая уже что-то другое. И оператор Хироюки Кусуда не стыдится этих изъянов, подталкивая к размышлению, что, либо композиция и динамика в кадре для него важнее строгого совпадения границ пятна и объекта, либо решение об окраске было принято уже после съёмок. Жаль лишь, что этим приёмам не хватает системности: если в первые 10 минут создатели щедро насыщают кадр цветными вспышками, то впоследствии уже не так часто обращаются к ним. Поэтому трудно понять принципы, по которым режиссёр и оператор выбирали кадры и объекты для колоризации, а также идейное значение этого визуального эксперимента.

«Река Печальной Флейты» так и осталась малоизвестным экспрессионистским опытом, не слишком интересным для иностранного зрителя. В силу выраженного японского менталитета он может быть сложен для восприятия, а в дни расцвета семьи нетрудно запутаться в многочисленных родственниках и упустить сюжетную нить. Его диалоги по-крестьянски непритязательны и подчёркнуто неглубоки, а многие персонажи не успевают раскрыться, однако это всё равно не мешает сопереживать им. Картина эмоциональна и настойчиво будит эмоции зрителя. Её безмолвный символизм не прячется за семью печатями, житейски рассуждает о войне, времени, жизни и смерти. И нет красноречивее момента, когда отец семейства вылавливает в реке знамя клана Такэда и, распознав знакомые узоры, возвращает его воде, которая подобно неумолимому течению жизни беспристрастно уносит полотнище вдаль. В этом фильме зрителю открывается сила времени, сминающего поколения. Всё бренно, всё повторяется: дети рождаются, взрослеют и уходят воевать. Ловишь себя на мысли, что стал свидетелем истории, начинаешь ощущать недолговечность жизни в сравнении с неудержимой, равнодушной рекой времени. И становится так грустно на душе. А тут ещё этот невыносимый колокольчик. Дзинь-дзинь-дзинь.