Звезды (1958)

Каждую ночь зажигаются звёзды и миллионы их граней отбрасывают свет, как маяки для потерявшихся в пути людей. Так было и тогда, в далёком 1943-м, когда в небольшом болгарском городке в ночи надрывно прозвучал паровозный гудок, разделяя жизнь нескольких тысяч людей на «до» и «после». Задвинулась дверь крытого вагона для скота, лязгнул замок, мелом в недрогнувшей руке сделана надпись «кто и куда», и поезд помчался в непроглядную мглу. И только холодный осенний дождь продолжал смывать следы, оставив на земле лишь шестиконечную, как распустившийся цветок белой лилии, тряпичную звезду. Звезду, светившую на ладони немецкого унтер-офицера тусклым солнечным светом в непроглядной сырости ночи. «У каждого человека есть своя звезда», — говорила ему Рут, нежно глядя на ночной небосвод. «Да, и у вас она есть», — отвечал он ей, неловко теребя тряпичную звезду Давида на её пальто. А теперь он бежит, бежит вслед уходящему поезду, чтобы догнать ту единственную, что пытался спасти. Никогда он не станет загадывать желание на падающую звезду, ведь когда звезда срывается вниз, человек гибнет, даже если это всего лишь нашивка с лацкана пальто, коих было несчётное множество на одежде греческих евреев, отправленных из Болгарии в Польшу. В Освенцим. Туда, где их поглотила ночь и где они больше никогда не увидели дневного света.

Эту историю о зарождении любви между еврейской девушкой и немецким унтер-офицером всему миру поведали сценарист Анджел Вагенштайн и режиссёр Конрад Вольф, познакомившиеся ещё во ВГИКе, куда Конрад поступил в 1949-ом на курс к Сергею Герасимову. Чтобы фильм полностью соответствовал реальным историческим событиям, Конрад Вольф сделал его многоязычным (ведь фракийские евреи, пригнанные в Болгарию, даже говорили по-гречески, не понимая болгарского языка), с титрами на разных языках, с песнями на идише, понятными немецкому зрителю. Это было одним из первых киновысказываний об уничтожении евреев в период Второй Мировой. И оно так не похоже на всё, что снималось после. Удивительно, но Вольфу удалось рассказать лирическую историю там, где, казалось бы, нежные чувства неуместны. Не показав ни разу ни одной ужасающей или эротической сцены, он сумел передать и пробуждение чувств у главных героев, и человеческую боль, и надежду. В этом смысле его можно назвать кудесником, привнёсшим в немецкий кинематограф определённую душевность и особую проникновенную интонацию, свойственную именно советскому кино. И хоть сегодня «Звёзды» выглядят немного наивно, кинорежиссер настолько мягко и деликатно касается темы, что делает картину понятной и близкой. Кажущаяся простота съёмки дневных сцен, щедро напоённых южным солнцем и безмятежностью, сменяется камерностью ночных прогулок, где сгущение тёмных акцентов вокруг героев вдруг высвечивает едва уловимые эмоции. Легкое касание Рут рукой дверного проёма, сопровождающееся наслоением на её счастливое лицо невесомого, как эфир, изображения стремительного потока горного ручья, леса, игривых облаков, кружащихся в танце под хрустально звенящую мелодию, позволяют увидеть в искрящихся широко распахнутых миндалевидных глазах отражение чистой человеческой души, радующейся появлению новой жизни в этом мире. Следуя же за Рут и Вальтером на прогулке ночью, можно заметить невероятную близость двух молодых людей благодаря необычному наполнению кадра, где сведены воедино полупрозрачный крупный план её утончённо-одухотворённого лица и сцена их разговора на старом мосту, когда Рут стоит спиной к кинокамере, являющейся свидетелем и невольным соучастником событий. Ведь спустя всего несколько минут, отстав от прогуливающейся пары как бы невзначай, камера ночной птицей взметнётся на вершину колокольни, чтобы пристальнее рассмотреть, как неизбежно разойдутся их пути на перекрёстке: он — в казарму, она — в лагерь для евреев, но оба с надеждой на будущее.

Конрад Вольф даёт надежду не столько Рут, сколько Вальтеру. Обычный немец и плохой солдат, в шутку называемый Рембрантом своим приятелем капитаном за умение рисовать, в какой-то момент впервые начинает задумываться и задаваться вопросами: «Почему так происходит?», «Для чего здесь я?», «Что будет с этими людьми там, в Освенциме?» И Вольф, как знаток человеческих душ, постепенно раскрывает в немецком унтер-офицере человечность: равнодушие к чужим судьбам сменяется стремлением помочь, облегчить жизнь тем, кого несправедливо вычеркнули из списка людей. А когда кажется, что выхода нет и Зло победило, режиссёр протягивает незримую нить между прошлым и будущим Вальтера, откуда с этой минуты он будет черпать силы для борьбы со Злом. Ещё многие годы спустя после «Звёзд» Конрад Вольф будет возвращаться к этим вопросам, переосмысливая природу души немецкого человека и сопоставляя свои внутренние ощущения с произведениями классиков немецкой литературы через героев своих фильмов.

Помните…

Конрад Вольф за свою не столь уж и долгую жизнь снял не много фильмов. Но это как раз тот случай, когда вклад режиссера в искусство никак нельзя оценивать количеством. Кино производства Восточной Германии сегодня принято вспоминать с ироничной усмешкой, как глубоко идеологизированное и полностью контролируемое всемогущей «Штази». Но никому и в голову не придет сказать так о фильмах Конрада Вольфа — даже при том, что его родной брат создал и много лет возглавлял знаменитую на весь мир Госбезопасность ГДР. И международное признание, которое получали фильмы немецкого художника, было заслужено им без какой-либо помощи извне. Номинироваться на Оскар, получая призы в Каннах, никакой «Штази» бы не удалось. А начало мировой славы режиссера положил снятый им в 1959 году пронзительно-лиричный фильм о невозможной любви на жестокой войне.

Вольф вообще снимал о войне много, слишком уж глубокий след она оставила в его душе. Добровольцем уйдя в Красную Армию в 17 лет, даже не закончив школы, он провел на фронте три долгих года, закончив войну лейтенантом и комендантом маленького городка под Берлином. Вот только эпохальных сражений, грандиозных битв и эпических подвигов в его картинах никогда не было. Потому что Вольф снимал кино о людях. О тех, кого война развела по разные стороны баррикады, кого она перемолола своими безжалостными жерновами и кто смог, несмотря ни на что остаться человеком. Или человеком стать.

В «Звездах» Вольф как раз и рассказывает историю превращения винтика в механизме военной машины в Человека с большой буквы. А заставляет его вспомнить о том, кем он является на самом деле, помогает достучаться до заскорузлой в огне сражений души Любовь. Совершенно невозможная, абсурдная, противоречащая всем законам здравого смысла и логики — словом, именно такая, что только и может пробиться сквозь толстый слой отчуждения, которым пытается отгородиться от окружающего его кошмара вынужденный существовать в ненавистном ему мире человек.

Унтер-офицер Вальтер, после тяжелого ранения на Восточном фронте, где он потерял одного за другим трех братьев, воспринимает назначение в гарнизон тихого болгарского городка как синекуру. Здесь он предается блаженному ничегонеделанью, занимается любимым рисованием, посещает по вечерам бар с приятелем… Словом, мало-помалу забывает, что где-то идет война и он все еще вынужден носить военную форму.

Но однажды гарнизону, в котором служит молодой человек, поручают охрану временного лагеря еврейских переселенцев… То есть, это Вальтер до поры до времени считает их такими, не желая знать и замечать правды о лагерях смерти и расовой политике, до которых ему нет никакого дела. Но девушка из лагеря внезапно становится для унтер-офицера ближе всех в этом мире. И вот уже он начинает потихоньку наводить справки о пункте назначения, куда должны этапировать группу евреев. А узнав, что скрывается за названием Освенцим, приходит в ужас…

Впрочем, это все — лишь канва и синопсис фильма. Вольф не вскрывает язвы и не показывает ужасы нацизма: все это остается за кадром. Наоборот, в его картине нет преступников, садистов и негодяев. Курт, лучший друг Вальтера, например, ничего против евреев не имеет — он просто выполняет приказ и хочет как можно быстрее избавиться от навязанной ему обузы. Точно так же думает и главный герой ленты — пока не встречается с глазами Рут. Любовь заставляет Вальтера оглянуться вокруг себя. И внезапно оказывается, что раньше он видел мир совсем под другим углом. Что прятал голову в песок, подобно страусу. А теперь, чтобы спасти свою любовь, он должен переступить через все то, во что раньше не то, чтобы верил — считал исполнением долга. Но долг перед преступниками, и долг перед Любовью — что важнее? Для Вольфа этот вопрос просто не стоит. Ни о каких коммунистических и социалистических идеалах «Звезды» даже не заикаются. Не до них ни Вальтеру, ни Рут… Они попали в жернова, которые не позволят им не то что быть вместе — просто выжить. Потому что из Освенцима — не возвращаются, и потому что уделом прозревшего унтер-офицера отныне может стать только самоубийственная месть… Но гораздо важнее, что они остались (или стали) людьми. Тогда как подобные Курту уже давно превратились в ходячих мертвецов.

История, рассказанная Вольфом без всякой сентиментальности и почти безыскусно, тем не менее, буквально прожигает насквозь. Все, что снимал этот режиссер было пронизано искренностью и болью за свою страну и свой народ (и за немцев, и за евреев к которым он принадлежал по крови). Это очень «тихий» фильм — не переполненный хлещущими через край эмоциями, не блещущий фейерверком эффектных планов, не сверкающий через край яркими событиями. Камерное действие, скупые жесты, приглушенные разговоры: отчаяние и надежда, жертвенность и мрачная решимость — все пряется где-то в глубине душ героев, но благодаря актерам (Юргену Фрорипу и Саше Крушарской) и мастерству режиссера раскрывается перед зрителем.

«Звезды» — производное советской киношколы. Но это ее элитный продукт. Такой же, каким был «Летят журавли» Калатозова или дебют Тарковского «Иваново детство». Традициям советского кино в дальнейшем Вольф не изменял никогда. И пусть другие его картины не получили столь широкой известности за пределами ГДР как «Sterne» в истории имя Конрада Вольфа останется именем настоящего мастера.