Сила мундира (1956)

«Капитана из Кепеника» по праву можно назвать одной из лучших немецких комедий 50-х и настоящим шедевром антимилитаристского кинематографа. Такой картина получилась во многом благодаря мастерству Хайнца Рюмана и Хельмута Койтнера, блестящему профессиональному тандему актера и режиссера, нашедших в лице друг друга единомышленников. Сюжет этого фильма, поставленного по известной пьесе, экранизировался не раз, но, возможно, лишь в реальности послевоенной аденауэровской Германии, не изжившей свое нацистское прошлое, это сатирическое обличение милитаризма, стало как никогда более актуальным.

Пария общества, повсеместно наблюдающий всеобщее преклонение перед мундиром, воинскую дисциплину и гражданский произвол им творимый, в какой-то момент решается получить от жизни все и встроится в эту военизированную систему, и. что самое забавное, его прощают, ведь его мошенничество совершено не без трепета перед мундиром. Койтнер усваивает уроки ренуаровских «Правил игры», создавая сложную мизансцену, насыщенную перемещениями и диалогами, пластическим и интонационным многообразием, удачной, буффонадной работой оператора с цветом, актерским мастерством Рюмана, не щадящего комических красок в воссоздании образа зарвавшегося «маленького человека».

Фильм блестяще монтажно выверен, с точки зрения кинематографической пунктуации он представляет собой достаточно членораздельное киновысказывание, не сбивающееся на полуоборотах, но четко и внимательно рассказывающее нам историю с необходимыми для любой хорошей комедии драматическими обертонами (чего стоят одни вдохновенные монологи главного героя о своей социальной ущербности и ненужности обществу, достойные лучших сцен из фильмов Фассбиндера).

«Капитан из Кепеника» заставляет нас, российских зрителей, задуматься о том, что такое власть военного мундира и почему она так сильна, что повелевает массами. Фашизм вызревает отнюдь не только там, где цветет национализм и невежество мелких бюргеров и лавочников, он прежде всего рождается там, где военщина и нарочитое стремление к порядку и дисциплине, уничтожает любые проявления свободомыслия, где мелкобуржуазные надежды на военный реванш развязывают руки правящим классам, оборачиваясь социальной незащищенностью для неимущих.

Конечно, этот горький фильм, этот нелицеприятный портрет немецкого национального характера облачен в формы фарса, порой достаточно легкого (это не фильмы Феррери), но его сатирическая мощь, его разоблачительный пафос в прямом смысле зовут на баррикады, на борьбу с засилием военщины, в среде которой зачастую и дают ростки самые гнусные проявления ксенофобии, шовинизма и антисемитизма. Самые реакционные слои общества — это военные, это не для кого не секрет, потому, когда военные управляют государством, страна всегда скатывается к фашизму. Об этом говорит хотя бы политическая история Латинской Америки.

«Капитан из Кепеника» лишь в последней своей трети превращается в историю о военном-самозванце, до этого он представляет собой достаточно острое сатирическое противопоставление тех, у которых есть все есть (военные или люди в мундирах) и тех, у кого нет ничего (все остальные), бесправные и незащищенные. Власть мундира — власть как таковая, идущая напрямую от кайзера, власть феодально тупая, основанная на кумовстве и конформизме. Об этом в свое время писали Генрих Манн в «Верноподданном» и Ярослав Гашек в «Похождениях бравого солдата Швейка», для них мишенью становился сам немецкий дух, сам менталитет, готовый отказаться от явлений высокой культуры, которую сам создал (что говорить, немецкая культура — великая культура) в пользу сомнительно понятой дисциплины и стремления к тотальному уравниванию всех и вся.

«Капитан из Кепеника» усилиями Рюмана, Койтнера и целого ансамбля профессионалов-кинематографистов стал одним из примеров точного социального диагноза мира, который не собирается расставаться со своим прошлым, по-прежнему веря в педагогическую силу кнута и того, кто осуществляет экзекуцию. Военщина будет править теми народами, которые обуреваемы национальным самомнением, кто преклоняются перед силой палок и наказаний, кто не изжил в себе раба, но всячески пестует и кормит его безоговорочным повиновением. В качестве эпилога приведу слова Чацкого, хорошо известные российскому читателю, и выражающие саму суть этого замечательного фильма:

Мундир! один мундир! он в прежнем их быту

Когда-то укрывал, расшитый и красивый,

Их слабодушие, рассудка нищету;

И нам за ними в путь счастливый!

И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!

Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?!

Теперь уж в это мне ребячество не впасть;

Но кто б тогда за всеми не повлекся?

Когда из гвардии, иные от двора

Сюда на время приезжали, —

Кричали женщины: ура!

И в воздух чепчики бросали!