Перед потопом (1954)

«Перед потопом» — наиболее известная картина А. Кайата, посвятившего часть своей жизни адвокатской практике. Ветхозаветная суровость законнического, юридического подхода к человеческим преступлениям дает о себе знать уже в первых сценах в суде, где рассказчик занимает позицию арбитра, выносящего приговор демонстративно холодно и без эмоций. Скудость в выборе художественных решений, несколько громоздкая композиция, построенная на многочисленных флешбеках с не всегда удачным распределением драматического напряжения, — результат приоритета для автора содержания над формой, даже некоторого пренебрежения к ней.

Работая с талантливым и весьма плодовитым сценаристом Ш. Спааком, Кайат строит первую половину своего более чем двухчасового повествования почти исключительно на диалогах, призванных детально описать социальные, психологические причины преступления и условия воспитания подростков их совершивших. Осознано направляя зрительское внимание на отношения родителей и детей, авторы фильма не всегда убедительны в своей позиции: иногда анализ подменяется декларативностью, прямолинейным пафосом, что добавляет ленте тяжеловесности.

Итак, четыре героя в разных условиях и с разными характерами приходят к одному роковому шагу. Что же с точки зрения Кайата способно привести молодежь к преступлению? Прежде всего, это нагнетание напряженности, истерия «холодной войны», создающая нездоровую атмосферу в обществе и побуждающая героев искать утоления утопической руссоистской мечты.

Во-вторых, это эгоистическая, гипертрофированная опека родителей, навязывающая свою волю детям и посягающая на их свободу. В-третьих, это антисемитизм, закладывающий ядовитые семена представлений о неполноценности одних и превосходстве других, из которых прорастает готовность к убийству. В-четвертых, это чрезвычайно убедительно, даже несколько шаржировано изображенные, идеологические баталии между членами семьи, ведущие к психологическому отчуждению тех, кто в них не участвует. В-пятых, эта моральная нечистоплотность «друзей» семьи, служащая пагубным примером относительности нравственных норм, что облегчает их переступание для подростка.

Перегруженность фильма ситуациями, сильное желание авторов дать как можно более всестороннюю картину социальной жизни приводит к тому, что многие важные наблюдения остаются на уровне эскизов, подаются как бы мимоходом, в спешке, режиссер и сценарист не успевают детализировать их. Многообразные мотивы, которые были разрозненными в первой половине картины, впоследствии сплетаются во все более тугой узел, повествование становится почти остросюжетным, воспроизводя обстоятельства преступления и тот психологический эффект, который оно оказывает на персонажей, еще боле усугубляя их экзистенциальную незрелость и предрасположенность ко злу.

Главный упрек, который предъявлял Кайату еще А. Базен, а впоследствии и режиссеры «новой волны» заключается в том, что его герои в своих поступках и переживаниях похожи на роботов — настолько механистично их поведение, запрограммированное режиссерской волей. С этим утверждением нельзя не согласиться, но с одной оговоркой: Кайат осознано уподобляет свой фильм социологическому исследованию, минимизируя эстетический аспект, потому некоторый схематизм в обрисовке характеров и абстрактность композиции работают на брехтовскую идею «очуждения» зрителя — мы не сопереживаем персонажам, а анализируем их поведение, смотря на них отстранено и холодно.

Несмотря на пренебрежение художественностью, нельзя не отметить выразительность актерской игры по крайней мере двух исполнителей — опытного Б. Блие, создающего колоритный портрет либерала-гуманиста, этакий французский аналог Степана Трофимовича Верховенского (ассоциация с «Бесами» Достоевского не случайна, ведь главным его идеологическим оппонентом в картине выступает сын-коммунист, одновременно смешной и страшный в своем фанатизме, как и Петр Верховенский), проглядевшего за общественными делами трагедию дочери и молодой М. Влади в образе этого заблудшего чада, по беспечности втянутого в преступление (в отличие от большинства своих партнеров в этой картине, чье исполнение заметно сковано высокопарной значимостью текста, начинающая актриса существует в кадре естественно и непринужденно).

Неспособные решить собственные личные проблемы, подверженные общественной панике, лишенные мировоззренческого и морального стержня взрослые не могут воспитать в своих детях то, чем сами не обладают, их мягкотелость, малодушие, экзистенциальная непоследовательность в каждодневном выборе между добром и злом оказывается помноженной надвое в молодом поколении, приводя к безответственности и гедонизму — таков нравственный вывод Кайата, во многом предсказавшего в «Перед потопом» грядущую тотальную инфантилизацию культуры 1960-х.

Тем не менее, суровый приговор обществу, о котором сигнализирует и само название, к сожалению, лишен сострадания, что не может не оттолкнуть зрителя. Ведь все мы в той или иной мере виновны друг перед другом за все происходящее с нами, как же не сочувствовать такому же больному, как и ты сам? Но Кайату такое понимание, увы, не доступно.