Утраченные грезы (1953)

Сейчас сложно поверить в то, что именно этот, совершенно забытый ныне шедевр Джузеппе де Сантиса был некогда самым популярным образчиком итальянского неореализма из добравшихся до экранов СССР. Обиталища молодых и одиноких мужчин конца пятидесятых — общежития и кабины грузовиков, на целине далёкой, в бараке и в палатке — непременно украшала фотография роскошно-томной Пампанини в сияющем фильдеперсе или гимнастическом трико, с рвущимися из тесных декольте статями; молодые женщины за штамповкой, шпаклёвкой и малярными работами распевали, как могли, перевирая на свой лад неаполитанские словечки, «Комаре-комарелла». Бесхитростная история знойной итальянской красавицы, бедной, но честной, доверчивой, обманутой, паз в паз ложилась на сердце, вскормленное заученным наизусть некрасовским «Что ты жадно глядишь на дорогу», этим гимном красоте и оправданному одною эстетикой моральному праву красоты на лучшую долю, на жизнь сытую, безбедную, бестревожную. Души рвала беззащитность, уязвимость этой редкой, цветку подобной прелести («на тебя заглядеться не диво, полюбить тебя всякий не прочь») в мире грязных, похотливых, подлых и малодушных мужчинок. Ключевые моменты её крестного пути идеально рифмовались со всеми отечественными простонародно-городскими архетипами, с ах, зачем эту ночь так была хороша, с шумел камыш, деревья гнулись, с Маруся отравилась, в больницу повезут. Это забирало, пробирало, прибирало к рукам.

Между тем, из современной перспективы фильм де Сантиса звучит скорее колоколом, звонящим не по женственности итальянской — ту-то, как не уставали повторять все без исключения деятели неореализма, не задушишь, не убьёшь, но по итальянской мужественности. Само название, выбранное соавтором сценария Элио Петри, подталкивает к мысли о том, что мужа, хоть сколько-нибудь достойного прекрасной, чувственной, простодушной и легкомысленной Анне Дзаккео, современная ей Италия предоставить не в состоянии. Нет мужика. Измельчал. Безнадежно и бесповоротно выродился в нищей и всеми решительно униженной после войны стране с её тотальной безработицей и внешней политикой импотента, позиционирующего себя как мачо. С этим её позорным, несуразным, крупнейшим в Средиземном море и даже неплохо оснащённым флотом, ухитрившимся поставить в сороковых печальный рекорд по количеству потопленных судов (превзошедшим количество судов, стоявших на вооружении), бравшимся в плен всеми, кому не лень, вплоть до южноафриканских китобоев, отклонявшимся от курса на сотни миль в знакомых водах, таранившим свои же корабли — и всё ещё пытающимся что-то кому-то доказать. С её полностью выведенной в тень экономикой, герметично закрытой, детерминистской, выводящей за свои скобки всех, кто не из семьи, навязывающей с рождения род деятельности или отсутствие оной — без какой-либо свободы манёвра. С её постыднейшим несоответствием собственному великому прошлому, лизоблюдством у американцев, немцев, британцев, французов, рекламой сигарет у могилы Вергилия, бензина на фоне Везувия. Мужчины у де Сантиса, кажется, потому так отчаянно и хватаются за убогий свой блуд и прочие любостяжания, так строги и нетерпимы в вопросах чистоты и репутации избранницы, что больше им не в чем проявить мужскую свою природу — под корень выполот, изведён весь ресурс.

От измельчения не спасает никакая фактура. Пресмыкается в пыли у острого каблучка приапичный дон Антонио (сногсшибательный Умберто Спадаро, столп семьи в «Соблазнённой и покинутой» Пьетро Джерми), не чает как бы юркнуть в какую-нибудь щель под мечущим молнии чёрнооким взором владелец рекламного агентства в исполнении Амедео Наццари, так срамно, так унизительно несоответственно похожий на Брута из коллекций Фарнезе профилем и статью, сам матрос Андреа (Массимо Джиротти), совершенно античный, совершенно гладиаторски великолепный красавец, недостойно хлопочет медальным лицом, сам стесняясь своих ничем не гарантированных телесных совершенств. Мужское в этой стране умерло, а кинематографисты ещё и вколотили гвоздей в крышку его гроба. Женственность же отряхнулась и пошла в новый день — не рожать, но предпочитать мужчинам собачек. Так ведь и отвечают сейчас в опросниках итальянского «Вог»: «Грязи от собачки столько же, пользы так же — никакой, но зато игрульки её дешевле стоят, да и на верность, преданность и ласку от неё всегда можно рассчитывать, а от мужиков не дождешься!»