Зеркала (2013)

Первый художественный фильм о Цветаевой открывается видами юного, неизведанного, залитого солнцем Крыма, где Марина встречает своего будущего мужа Сергея Эфрона. Дерзкая и порывистая, она берет за руку и ведет за собой его, с огромными и удивленными глазами, мальчика, которого ей суждено опекать всю жизнь. Мальчика, чье сердце, подаренное, как кусочек сердолика, будет многократно разбито этой непостоянной и разрывающейся, горящей женщиной-поэтом. Рождение Ариадны, эмиграция, дружба с Пастернаком, роман с Родзевичем, сотрудничество Эфрона с советской разведкой, возвращение на Родину. Неспящая в покое душа и кружащееся сердце, скованные бытовыми тяготами. Целая жизнь, прожитая вместе и порознь. Супружеские отношения, послужившие рамой для «Зеркал» режиссер Марина Мигунова старалась тщательно вывести, придать уточненную, чувственную огранку. А стоило ли?

История получилась вполне кинематографичной и зрительской. Фильм делится на четыре новеллы, каждая из которых отражает периоды жизни Цветаевой: революционная Россия, Чехия, Франция, Советский Союз. Разделены главы кадрами из кинохроник, что одновременно пунктирно проводит диагональ между внутренним миром поэта и миром внешним, чужим, суетным, страшным. Пражская влюбленность кружит с Мариной по мощеным улочкам. Нищета парижских будней разит, как распотрошенная селедка. Семейная жизнь продолжает покрываться трещинами. Боготворившая суровую мать Аля не выдерживает своего полурабского положения, а назревший конфликт не может найти разрешения. Цветаевой необходимо писать, а не стоять у плиты. Ариадне необходимо жить, а не служить поломойкой и нянькой своему брату. Кровь растекается по рукописным строкам, выкипает вода в эмалированной кастрюльке. Мур говорит о том, какая ужасная у них семья, а сбитая набок красная беретка Али скрывается в вагоне поезда. Потом — немытая советская Россия, мутная и, будто бы, ненастоящая. Нарочито бьющаяся о фарфоровую тарелку нить жемчуга, невнятное бормотание Пастернака, который — в Союзе писателей. Кажется, здесь скитающаяся по углам героиня теряет связь с реальностью, и — в абсолютно безвкусной с художественной точки зрения сцене — ей даже чудится пришедший за ней — ее конь.

Не обходится и без перегибов, и без недосказанности. Так, промелькнувшая в крымской главе отсылка к «Медее» уходит концами в воду. Безусловно, с изрядной долей условности Цветаеву можно было бы сравнить с античной ревнивицей, если вспомнить, что даже не ревность погубила ее детей, а гордыня. Однако Мигунова не спекулирует на том, какой матерью была Марина Ивановна, и даже трагичная гибель ее младшей дочери Ирины упоминается лишь мимоходом. Режиссер обходит стороной роман поэта с Софией Парнок, оставив лишь упоминание о нем, вложенное в уста Эфрона. Тем большее вызывает удивление, как, избегая желтоватых фактов о привязанной к стулу в чулане дочери, Мигунова вводит в повествование безобразную сцену в духе пошлейших анекдотов из серии «возвращается муж домой…». Или же использует скорее всего приукрашенное самой Цветаевой описание допроса парижскими жандармами — с безумными чтениями переводов Пушкина. Да, Марина Ивановна любила расцвечивать серые будни, но она никогда не была «этой сумасшедшей русской». Так в очередной раз подтверждается зыбкость почвы биографических фильмов (байопиков): слишком многое пытаются вместить постановщики в ограниченный хронометраж, слишком сложно найти грань между необходимой художественной условностью и искажением фактов, слишком велика вероятность, что уникальное режиссерское видение окажется слишком субъективным и слишком узким. У Мигуновой фильм, скорее, получился. Помимо хорошей динамики и драматургии, в нем можно заметить множество тонких нюансов, свидетельствующих о далеко не поверхностном изучении судьбы поэта, а серьезных отступлений в явную выдумку тут, к счастью, мало (если не считать таковыми незначительную перемену времени, мест и событий).

Да, все же история рассказана осторожно. И такое обращение с потенциально скандальным материалом внушает доверие к режиссеру, но есть у этой сдержанности и обратная сторона. Известно, что большую часть своей жизни Цветаева проживала на бумаге: в своих стихах, прозе, дневниках и, разумеется, в своих переписках. Каждого из своих собеседников она придумывала, в каждого была влюблена, практически в каждом разочаровывалась, как скоро рассеивался вымышленный образ. Марина жила этими эмоциями, убегала в них от мужа, от детей, от своего спартанского, а потом и вовсе каторжного существования. Отняв у Цветаевой то, что она писала, невозможно передать то, чем она жила. К сожалению, в фильме слишком мало поэзии, слишком мало взгляда изнутри, слишком мало, в конце концов, тех самых людей, в которых Цветаева отражалась, как в зеркалах, которые были ей необходимы, как воздух или… Как писал Сергей Эфрон Волошину: «Марина — человек страстей. Громадная печь, для разогревания которой необходимы дрова, дрова и дрова…». У Мигуновой хватило сил запечатлеть бытовое отражение поэта, но не получилось разжечь в своем двухчасовом фильме огонь цветаевского гения, в котором сгорали ее близкие, ее случайные и неслучайные, в котором сгорела она сама.

Посмотрев сие творение, детище, фильм, картину Марины Мигуновой на гране разочарованности и возмущения, нельзя не отметить весьма неплохую, талантливую игру актеров: Виктория Исакова (Марина Цветаева), Роман Полянский (Сергей Эфрон), Виктор Добронравов (Константин Родзевич), Александра Мошкова (Ариадна), Евгений Князев (Леонид Пастернак).

Но! Даже столь прекрасный актерский состав, настроение героев, их игра, не заглушает внутренний дискомфорт от содержания фильма.

Невольно возникают вопросы: где же та самая великая Цветаева? Что дает этот фильм зрителю, кроме ощущения скомканности и массы вопросов? Какие сделать выводы зрителям, незнающим биографию Марины Цветаевой? Как зрителям, знающим биографию Цветаевой пережить весь тот поток-потоп негодования, чувства неопределенности, даже обманутости?

На мой взгляд, фильм о Цветаевой может снять режиссёр, тонко прочувствовавший, понявший все грани её личности, творчества, истории и факты из жизни, который последовательно, медленно будет вводить зрителя в мир, не будем забывать, но, величайшего поэта, поэтессы. Но, могу предположить, что за подобную работу не возьмется никто из тех, кто хоть немного понимает, что за личность — Марина Цветаева — спорная, сложная, скандальная, тонкая, резкая, чувственная… действительно, перечислять можно долго.

Прекрасно подобранные, красивые актеры, что, кстати, можно расценивать как некую лесть, потрясающие виды Крыма, настроение, обстановка на протяжении всей картины, эмоции героев, которых, кстати, можно назвать отщипленными, нелепыми, неполными, непонятыми, где режиссер, в силу сценария, не дает ни одному раскрыться полностью. И, все-таки, хотя бы какие-то биографические знания можно извлечь из просмотренного, пусть даже очень спутанно, поверхностно.

Стоит ли сравнивать детище Марины Мигуновой о ее тезке, Марине Цветаевой, с подобными биографическими фильмами о Сергее Есенине режиссера Игоря Зайцева, о Владимире Маяковском режиссера Дмитрия Томашпольского, о Александре Сергеевиче Пушкине — Натальи Бондарчук? Думаю, не стоит. Ведь не зря существует высказывание: «замахнулся — бей», что, увы, нельзя отнести к Марине Мигуновой.

5 из 10

Я не очень люблю изучать биографии великих мастеров, потому что то, как они прожили — их личное дело. Приватное должно оставаться приватным. По крайней мере, мало интересует так называемое «грязное бельё». Во-первых, все не без греха, но судить знаменитых — святое. Во-вторых, умерший человек уже не может ответить на грязь в свою сторону, потому обнародовать некоторые пикантные факты — не особо честно.

Цветаевская поэзия мелодична, символична, легка и вместе с тем она немного колдовская, шаманская. Мне было бы интересно увидеть в фильме моменты, которые сподвигли Марину написать то или иное стихотворение, что именно её вдохновляло, почему? Но вместо этого нам предлагают смотреть на скучную жизнь поэтессы в эмиграции, а также наблюдать за метаниями и любовными проблемами. Цветаева показана слишком дерзкой, жестокой, беспринципной, эгоистичной. Мне не кажется, что столь железный человек мог писать красивые и трогательные стихи. И, вообще, если показаны «музы», то почему не показан процесс создания произведений? В чём прикол демонстрировать только сторону «Санта-Барбары»? В Европе, конечно, жизнь куда размереннее и скучнее, поскольку она сыта и присыщенна, но в этом кино существование в эмиграции слишком-слишком, чересчур нерасторопно и нудно. Не думаю, что жизнь творца, в принципе, может быть унылой. Опечалило также то, что в ленте совсем не показаны отношения Цветаевой и других поэтов и прозаиков.

Исакова играла хорошо, но я не уверен, что это было попадание в образ. Быть может, виной тому сценарий, а актриса лишь выполняла задачу. Ещё отмечу работу оператора: молодец.

После просмотра осталось стойкая убеждённость, что лучше бы я не смотрел этот фильм. То новое, что я узнал о биографии поэтессы, нельзя назвать полезной или интересной информацией.

5 из 10

Странно, фильм о любимой Цветаевой, а сказать практически нечего. Развожу руками…

Знаете, как Цветаева откликнулась на смерть любимого поэта Рильке? Она, до крайности взволнованная, сказала Марку Слониму, принесшему ей эту весть: «Я его никогда не видела и теперь никогда не увижу». После просмотра фильма Марины Мигуновой хочется произнести те же слова. Я ее никогда не увижу… «Зеркала» доказали, что Цветаеву в кино показать невозможно, неосуществимо это. В поэтической рефлексии Марины о смерти Райнера очень нравится мысль: «Есть ты — есть стих: сам и есть ты — Стих!» Мнится мне, Цветаева тоже есть стих, подчас вожделевший бумагу более чем жизнь. И говорить о ней можно лишь стихами. И слезами…

Визуализация не то что бы все портит (Исакова — прекрасная актриса, и срывы, и непокой, и полеты во сне и наяву — все может дать), просто стихи, как и музыку, практически нельзя сыграть. Копии выходят именно копиями, пусть и щадящими оригинал. Видимо, поэтому все образы фильма «Зеркала» недоживы и недомертвы, словно тени теней. А от Цветаевой должно захватывать дух, потому что дух ее был всегда захвачен. И мир ее — предельность крутых высот и столь же крутых спусков. Причем падая — она взлетала, а взлетая — падала. В ее лексиконе и характере — бездна гипербол и превосходных степеней (пуще, слаще…). Она — воплощенная жажда «еще всее сказать» — голову сломаешь, как это, и все же она так могла, потому что всё сказать — это для нее слишком мало, лишь «всее» — в самый раз. Цветаевские смыслы идут горлом, словно лавина, землетрясенье и обвал вместе взятые. «С целым морем… целой мною!» — автопортрет лихой, как «Нате!» Можно это показать камерой, париком, прилежной стилизацией под эпоху и тонной легковесных аллегорий? Лестница, непослушные часы, зеркало, плаха с топорами, бабочка эта вездесущая, наконец… Стоит ли окрыленность иллюстрировать крыльями?

Есть и еще одно обстоятельство, почти непереводимое на язык кино. Цветаева жила… не в жизни. Это не просто романтическая отрешенность от реальности: «Нет ни жизни, нет ни смерти, — третье, //Новое». Вечность… Только она ей «по плечу и росту». Все вокруг — «люди времени (вечного недохвата его)», а она послана в мир жить и умереть для нашего «породнения» с Вечностью. Про Райнера Марина сказала: «Духовидец? Нет. Ты сам был дух. Духовидцами были мы». Вот и ее образ не должен становится осязаемым, как не могут быть осязаемыми дух и поэзия. Мало у каких режиссеров получалось выразить души, отвязав гирьку плотского начала, сбросив «кожаные ризы» (Тарковский, Бергман, Сокуров, Звягинцев); причем сделать это тонко, не пользуясь бронебойным приемом антитезы, когда резко рассогласованы душа и быт, «кляксы безобразных прозаизмов» (Н. Гумилев), мелкие некрасивые подробности жизни. Изобразить цветаевскую «жизнь духа и в духе» у Мигуновой не получилось, то, как она несла крест поэзии — тоже. В «Зеркалах» есть логика, есть факты, есть доказательства, есть версии (кончины, например), но нет чуда, дара высокого и светлого, как небесное знамение. Судьба Цветаевой испещрена знамениями — кровоточащими стигматами избранности. Стигматы эти в фильме смотрятся уродливо, словно сквозь лупу, доводятся до гротескно однозначной ясности, как бледный конь и красное одеяло.

В игре Исаевой нет стигматов, лишь слышна дрожь приближающейся истерики (не фатума). К тому же ее Марина Цветаева в фильме неуемно торжественна, высокопарна. Впрочем, громкие слова, словно в неумелой трагедии, то и дело срываются с уст и других героев. Все время педалируется затаенная жестокость Цветаевой, хотя точнее, честнее, мудрее было бы отталкиваться от другого — от «искалеченной нежности» (Б. Пастернак), сердечности и доброты.

Когда-то Гумилев иронично заметил, что А. Блок то безумно тоскует о Прекрасной Даме, то безумно хохочет над нею. Вот и с героиней «Зеркал» во время просмотра выходит похожее. Влюбленная в Цветаеву Мигунова, безусловно, не желает этого, потому ее кино — явный пример «нашей, до смертного часа, косолапости в любви», а также доказательство правоты Цветаевой в ее знаменитой «Ошибке»: «Нельзя мечту свою хватать руками, //Нельзя мечту свою держать в руках!» И ловить зеркалом тоже…

P.S.

«Лучшая победа над временем и тяготеньем — это вычеркнуться из зеркал…» Марина Цветаева.

P.P.S.

Во всех неподписанных кавычках — слова Марины Цветаевой.

Положи меня, как печать на сердце твоё,

как перстень на руку твою,

ибо крепка, как смерть, любовь…

/ «Песнь песней»/

Это кино в первую очередь интересно как описание основных переломных моментов в жизни Марины Цветаевой: 1911-й год — Коктебель, знакомство с молодым гимназистом С. Эфроном; 1922-й год -Чехия, приезд к мужу, знакомство с будущим любовником К. Родзевичем; начало 30-х — полунищее существование в Париже; конец 30-х — приезд в СССР с сыном, жизнь на даче НКВД; начало 40-х -эвакуация, переезд в Елабугу, смерть.

При этом стоит помнить, что «Сценарий фильма не противоречит фактам биографии поэта, но все сцены вымышлены», — как сказал режиссёр фильма в одном интервью.

Некоторые острые моменты в «Зеркалах» не выражены, например, трагедия Цветаевой из-за разрыва с Родзевичем, так красочно описанная в «Поэме конца», в фильме сведена до «попили кофе-разошлись».

Сцена, где муж застает жену и любовника, и последующий диалог видится сценарным «перегибанием палки», а рисованная вставка гигантского белого коня-видения, возникающего на горизонте (клишейный предвестник смерти), кажется грубой и нелепой.

Финальная сцена — самоубийство Марины, так и вовсе выглядит в контексте фильма как «рояль в кустах»: уж очень оно внезапно, суетно и поспешно.

Словами «Есть лишь убийства на свете, запомните. Самоубийств не бывает вообще» Е. Евтушенко заканчивает свое стихотворение «Елабужский гвоздь».

Создатели, желая акцентировать внимание зрителя на вышеуказанной мысли, спускают картину с «биографических рельс»: Цветаева получает известие о расстреле родных, что и толкает её к верёвке. Предсмертной записке сыну, той самой, места в фильме не нашлось. Может потому, что по факту в момент её написания муж и дочь ещё были живы.

Но на всё это ещё можно как-нибудь закрыть глаза и пропустить, ведь самое непростительное в «Зеркалах» — в другом.

Да, здесь попытались максимально достоверно показать жизненный путь Цветаевой, передать драматизм ее нелёгкой судьбы, но образ её самой получился плоским и однобоким.

Несмотря на хорошую игру актрисы Виктории Исаковой, в фильме нет Цветаевой-поэта, творца, хоть и непостоянного, но влекомого любовью, а есть Цветаева — деспот и самодур, тиранящая своих близких так, что весь фильм невольно сочувствуешь её окружению.

«По существу же действующих лиц в моей повести не было. Была любовь. Она и действовала лицами» — эти слова из «Повести о Сонечке» — по сути, эпиграф ко всей жизни поэта.

Любовь нитью Ариадны сшивает её Жизнь с её Поэзией.

И если её Поэзия в фильме изредка мелькает, то её Любовь всё время остается за кадром. Не разглядеть её здесь ни в отношениях с мужем, ни с любовником, ни с детьми.

Именно поэтому «Зеркала» выглядят неживым Големом, которого слепили вроде бы хорошо и правильно, но главное вложить забыли.

6 из 10

Так уж случилось, что есть кино на котором зарабатывают деньги, и есть кино которое снимают во имя искусства, так сказать. К которой категории отнести этот фильм я не знаю. На артхаус не тянет по вполне понятным причинам — полотно в традициях реалистического кинематографа, с линейным повествованием, доходчивыми диалогами, обычными «жизненными» проблемами, ну и небольшими модными сюрреалистическими фишечками (вроде палача выходящего из зеркала, или огромной белой лошади над церковью). С другой стороны назвать этот фильм массовым тоже не получается — маловато экшена в кадре, есть несколько довольно нудных провисов по темпо-ритму, повествование организовано таким образом, что нужно быть хотя-бы в курсе биографии Марины Цветаевой, не говоря об остальных, не менее интересных исторических персонажах, что для массового зрителя является довольно специфической темой. Что же касается непосредственно того, что происходит на экране — нельзя не отметить выдающуюся игру Виктории Исаковой, также Роман Полянский не плох, остальные почему-то не запомнились то-ли играли скучно, то ли в сценарии не хватило драматурги для всех персонажей. Вообще, мне кажется, что самым слабым местом фильма является сценарий. Поскольку это в первую очередь драматургия давайте зададимся вопросом — как меняются герои фильма следуя по сюжетным коллизиям? Что мы видим в начале — инфантильных, неприспособленных к жизни Марину Ивановну и Сережу. Что видим в конце — тоже самое. Не вдаваясь в детали видно, что герои почти не меняются за 30 лет, только стареют. Однако благодаря хорошей актерской игре Исаковой, отлично подобранным — костюмам, гриму, хорошей выгородке в кадре, эти огрехи сценария не так бросаются в газа. Я смотрел фильм с интересом, и считаю что этот фильм стоит посмотреть, особенно женской части аудитории, которой кстати и было подавляющее большинство в кинозале где я смотрел этот фильм.

Каким должен был фильм о поэте? Биографически точным или вымышлено-прекрасным? Чем живёт поэт? Мужьями-детьми-любовниками или своими стихами? Зачем снимать о поэте? Чтобы все знали, в каком году он родился и умер, или чтобы снова начали читать?.. Пожалуй, в мире можно по пальцам пересчитать удачные картины о творцах, и поднять творческий путь Цветаевой было непосильной задачей для современного российского кино. Признаться, я никогда не обладала достаточными фактическими знаниями о жизни поэтессы — да и не хотела вмешивать весь этот сор в страстную, непостижимую лирику, которая не горит в горниле времени. Но любопытство взяло верх, надежда раззадорила духовный голод, и ностальгия по школьным временам обернулась наивным ожиданием чуда…

«Зеркала» — проект с говорящим названием, созданный не вскрыть, а отразить. Единственный ключ к сердцу поэта — его стихи, но Мигунову не интересовали закрытые двери, её манила лишь игра света и тени в кривых поверхностях окружающих Цветаеву людей. Эфрон, Родзевич, Аля, Мур — да, все они были в её жизни, все они видели её по-разному. Прекрасная возлюбленная, неверная жена, взбалмошная истеричка, безответственная мать, жестокий воспитатель, ржавый винтик ушедшей эпохи… Ах, зачем же?.. Да, история биографически верна: первая любовь, эмиграция, бедность и лишения, стихи «в стол», нерадостное возвращение на родину, суицид. Но где же?.. Да, Виктория Исакова обладает портретным сходством, и играет неистово, талантливо. Но играет женщину, а не поэта. Пусть женщину во многом необычную, свободолюбивую, увлекающуюся — но всего лишь женщину.

А зачем нам женщина в Марине Цветаевой? Марина Цветаева — не человек, она вечность, она сущее, она дух. Её земная оболочка, её мирская жизнь суть прах и пепел. По венам её стихов течёт кровь, а вот страницы биографии давно изъедены молью. Мигунова тратит два с лишним часа на хронологию событий, заставляет Исакову говорить с надрывом и раздеваться, обставляет главную героиню зеркалами второстепенных персонажей… Но всё это ни к чему, всё это пустое. Цветаева-поэт существует на экране лишь в двух сценах: «мой письменный верный стол», плахой распростёртый под головой, и «белая лошадь», дурным предзнаменованием выросшая на горизонте. Время от времени, конечно, звучат её стихи, но звучит не то и не так… Цветаеву вообще очень трудно прочитать вслух, и истеричный грудной голос Исаковой или грубый, некрасивый тембр Мошковой — не самое лучшее ей обрамление.

Что обидно — драматические составляющие картины неплохи. Актёры не позволяют в себе сомневаться, сценарий прописан от одной хлёсткой реплики до другой, к визуальному воссозданию эпохи не подкопаешься. Если забыть, что фильм посвящён Цветаевой, можно даже получить удовольствие от страстных речей, от непереведённых диалогов (пора доставать свой французский словарь), от страданий, живописуемых на экране. Но имя главной героини («Марина!», «Марина Ивановна!») каждый раз больно бьёт обухом по голове и возвращает к реальности. Если творчество вырастает кустом рябины на ржавой крыше, то незачем анализировать жизненные свойства дерева. В веках останется лишь горький вкус ягод и семена мыслей, а ствол надломится при первой же грозе.

6 из 10