Барон (2011)

По каменистой местности грохочет пассажирский дилижанс. Внутри полумрак скрывает сосредоточенные лица — ночь близится, принося с собой тревогу. Мужчины нервно тянут густой сигаретный дым, ребенка от тряски рвет прямо на чью-то обувь, а замкнутое пространство кабины содрогается от истошной молитвы набожной старухи. Среди пассажиров сутулится небольшой человек — школьный инспектор, что держит путь с проверкой в места глухие, даже на картах не отмеченные. И пока полумрак окутывает безлюдные холмы, чиновник погружается в напряженный сон, в котором посреди затянутого дымкой болота, не в силах сдвинуться с места, он видит человека с кабаньей головой. Отмахиваясь от пугающего сновидения, инспектор сходит в забытой богом деревне, даже не догадываясь, что местный управитель, эксцентричный старый барон, держит в страхе всю округу.

«Барон» появился на свет благодаря рассказу Бранкиньо да Фонсеки и странной истории, возможно и вовсе мистификации, о съемочной группе, работавшей в сороковые годы над первой версией фильма и замученной в салазаровских застенках. Повесть о тщедушном человеке, встретившимся лицом к лицу с бескомпромиссным злом — «Барон» более всего напоминает знаменитую немую ленту Мурнау. Однако черно-белый фильм театрала и авангардиста Эдгара Пера отличается от прочих «стокеровских» историй столкновением вещей подчас плохо сочетаемых. Изящное обволакивает грубое — игра светотени в картонных декорациях, выверенные ракурсы среди павильонных стен. Союз авторского кино и малобюджетного триллера, как если бы Бергман и Эдвард Вуд, решившись на совместный проект, пришли к абсолютному творческому симбиозу. Нескрываемая симпатия господина Пера к фильмам ужасов тридцатых выливается в эстетику подражания кинолентам категории B, где подлинное достаточно сложно отделить от фальшивого. И ведь на содержательном уровне все так же — смешиваются в одну кучу тонкие страницы дешевого детектива и чуть ли не обрывки утерянных рукописей Кафки. В харизматичном образе барона уживается утонченный аристократ и грубый варвар, а метаморфоза происходит всегда внезапно — лукавую улыбку сменяет оскал, вкрадчивый голос переходит на крик. В лучших традициях хоррора зло не просто настигает инспектора, но сжирает его, делая частью себя самого. За ширмой дешевой метафизики прячется социальная драма о взаимоотношениях правителя и слуги, даже скрытая критика авторитаризма, причем весьма смелая, ведь упоминаемый в начале фильма Салазар по сей день является самой популярной исторической фигурой в Португалии. Но главное, что философская притча тут теснится легкомысленной мелодрамой, а потому и образ роковой женщины, единственно неподвластной барону, в конечном итоге выталкивает из кадра все прочее. Так сны о чем-то большем прерываются властным зовом гордой служанки, непокорной собственному хозяину.

Но все же визуальное в фильме Пера обращает на себя значительно большее внимание, во многом потому, что бывалый клипмейкер владеет достаточно ярким идиолектом киноязыка. «Барон» — наглядная демонстрация того редкого перерождения, когда влюбленный в кино ремесленник, под влиянием различных культурных пластов, сам становится независимым творцом, а совокупность заимствований обращается в индивидуальный почерк. Накладывая кадры друг на друга, режиссер совмещает параллельные события, снятые с разных ракурсов, при этом, благодаря выверенной визуальной калибровке, сцены не смешиваются в едва различимые образы. Постоянно используя кадровое наложение, Пера не чурается даже совершенно прямых метафор — скрывая за железную решетку окна невольно удерживаемого в замке ревизора. В «Бароне» нашлось место даже элементам комикса — субтитры тут неотъемлемая часть кадра, элемент действа и средство выразительности. Постоянные манипуляции с тенями, крупные планы и затягивающиеся паузы, готовые в любой момент прерваться истерией, звенящий шумовой эмбиэнт — фильм полон напряжения без явных элементов хоррора. Камерные диалоги сменяются надрывными монологами, а венцом экспрессии фильма становится зловещая капелла замковых артистов, да словно подсмотренный у Жулавского взвинченный танец, где в конвульсиях бьется женское тело, выступает испарина и обнажается все то, что было скрыто от глаз под длинной юбкой. Но любому кошмару рано или поздно приходит конец — фильм Эдгара Пера оставляет после себя вереницу образов, рассветное солнце рассеивает тьму, и ночь остается позади, а вместе с ней и животный страх перед жестоким бароном. «Барон» — кино штучное, похожее на все сразу и непохожее на что-либо вообще — Эдгара Пера можно попрекнуть разве только в том, что он слишком сильно влюблен в кинематограф, а потому вряд ли близок массовому зрителю.