Последняя ласка (2010)

В роскошный загородный особняк молодой успешной художницы Александры приезжают несколько гостей, включая ее двоюродную сестру Кэтрин. Дом оказывается пуст и ввиду таинственного отсутствия хозяйки гости решают начать развлекаться самостоятельно. Список их развлечений будет включать в себя спиритический сеанс древней ведьмы-девушки по вызову Габриэль Ваджды, сексуальные оргии с примесями БДСМ, а также участие в игре на выживание, ибо как тут не обойтись без маньяка в перчатках и черных очках.

Фильм-участник престижного международного хоррор-фестиваля в испанском Ситгесе, «Последняя ласка» 2010 года для малоизвестного режиссерского дуэта Франсуа Гэлларда и Кристофа Робина стал второй по счету и первой по-настоящему громкой их киноработой после дебюта шестилетней давности «Я — потрошитель», которая в кинематографическое пространство современного французского хоррора вписалась более чем интересно и адекватно. Впрочем, в отличии от ставших представителями мейнстрима Александра Ажа и Александра Аркади дуэт Гэлларда и Робина претендует, как и Элен Катте, снискавшая славу на волне своего дебютного постмодернистского стильного джалло «Горечь», на звание эстетов от мира ужасов, в картинах которых насыщенный кровавыми подробностями натурализм насилия равно уравновешен стильным, дребезжащим гламуром визуалом и флером странной притягивающей порочности.

«Последняя ласка» — камерная, сугубо малобюджетная картина — субжанрово определена своими создателями как Glam gore, и это едва ли не самое точное ее определение, без расплывчатости и невнятности, ибо фильм пронизан буквально от первой и до последней своей сцены многоцветастым стилем и классической мясной брутальностью, которая с легкостью компенсирует жанровую эклектичность ленты, поскольку в «Последней ласке» намешаны в терпкий сорокоградусный коктейль и джалло, и мистический триллер, и эротическое экспло, и арт, выдающийся в своей эфемерной бессодержательности. При этом фильм воспринимается как единое и актуальное целое, лишенное рваности повествования и имеющее в своей сюжетной основе главествующий элемент художественного скелета — интригу и загадку.

Гэллард и Робин насыщают сюжет своей картины, до определенного времени являющейся достаточно линейной и стилистически сдержанной, без избыточности, но и без марочного минимализма, массой кинематографических аллюзий и отсылок, заставляя вспомнить и традиции итальянского «Висконти насилия» Дарио Ардженто и его джалло-трилогию (образ маньяка в перчатках в ленте более чем ярок), и хоррор-эротические ленты на тему злобных озабоченных монашек Моктесумы, Франко и Д, Амато, и арт-произведения Алена Роба-Грийе, и даже трэш, снятый в период с семидесятых по восьмидесятые мэтром французских малобюджеток Жаном Роллином. Все это в той или иной степени присутствует в «Последней ласке», которая, начавшись очень тривиально и даже чересчур традиционно, в финале превратится в апофеоз галлюциногенных видений, инфернальности и гламура, окрашенного в густые багровые тона запекшейся крови, расчлененных тел с выпотрошенными внутренностями и духом неизбывного ритуального сатанизма, который станет главным деликатесом не только для всех без исключения гостей приветливой виллы, но и для зрителей, решивших вкусить эту картину.

И окажется, что не так-то уж и страшен сам злодей, облаченный во все черное, прячущийся в тенях и в отблесках ночной луны, ведь дом, милый дом и до этого был полон одними лишь садистами да психопатами от мира богемы, а также древней ведьмой, решившей в эту кровавую ночь отыграться сполна. Потому все будут удовлетворены: маньяк — актами смертоубийств с сексуальным подтекстом, богемные жертвы — полученными острыми ощущениями, ибо если вся жизнь — это театр, жизнь — это премьеры без конца, то почему бы и смерти не быть искусством, самой пафосной и величественной dernier, закрытием сезона, финальной выставкой, на которой славно погибнут все самые лучшие и порочные из нас.

В роскошный загородный особняк молодой успешной художницы Александры приезжают несколько гостей, включая ее двоюродную сестру Кэтрин. Дом оказывается пуст и ввиду таинственного отсутствия хозяйки гости решают начать развлекаться самостоятельно. Список их развлечений будет включать в себя спиритический сеанс древней ведьмы-девушки по вызову Габриэль Ваджды, сексуальные оргии с примесями БДСМ, а также участие в игре на выживание, ибо как тут не обойтись без маньяка в перчатках и черных очках.

Фильм-участник престижного международного хоррор-фестиваля в испанском Ситгесе, «Последняя ласка» 2010 года для малоизвестного режиссерского дуэта Франсуа Гэлларда и Кристофа Робина стал второй по счету и первой по-настоящему громкой их киноработой после дебюта шестилетней давности «Я — потрошитель», которая в кинематографическое пространство современного французского хоррора вписалась более чем интересно и адекватно. Впрочем, в отличии от ставших представителями мейнстрима Александра Ажа и Александра Аркади дуэт Гэлларда и Робина претендует, как и Элен Катте, снискавшая славу на волне своего дебютного постмодернистского стильного джиалло «Горечь», на звание эстетов от мира ужасов, в картинах которых насыщенный кровавыми подробностями натурализм насилия равно уравновешен стильным, дребезжащим гламуром визуалом и флером странной притягивающей порочности.

«Последняя ласка» — камерная, сугубо малобюджетная картина — субжанрово определена своими создателями как Glam gore, и это едва ли не самое точное ее определение, без расплывчатости и невнятности, ибо фильм пронизан буквально от первой и до последней своей сцены многоцветастым стилем и классической мясной брутальностью, которая с легкостью компенсирует жанровую эклектичность ленты, поскольку в «Последней ласке» намешаны в терпкий сорокоградусный коктейль и джиалло, и мистический триллер, и эротическое экспло, и арт, выдающийся в своей эфемерной бессодержательности. При этом фильм воспринимается как единое и актуальное целое, лишенное рваности повествования и имеющее в своей сюжетной основе главествующий элемент художественного скелета — интригу и загадку.

Гэллард и Робин насыщают сюжет своей картины, до определенного времени являющейся достаточно линейной и стилистически сдержанной, без избыточности, но и без марочного минимализма, массой кинематографических аллюзий и отсылок, заставляя вспомнить и традиции итальянского «Висконти насилия» Дарио Ардженто и его джиалло-трилогию(образ маньяка в перчатках в ленте более чем ярок), и хоррор-эротические ленты на тему злобных озабоченных монашек Моктесумы, Франко и Д, Амато, и арт-произведения Алена Роба-Грийе, и даже трэш, снятый в период с семидестях по восьмидесятые мэтром французских малобюджеток Жаном Роллином. Все это в той или иной степени присутствует в «Последней ласке», которая, начавшись очень тривиально и даже чересчур традиционно, в финале превратится в апофеоз галлюциногенных видений, инфернальности и гламура, окрашенного в густые багровые тона запекшейся крови, расчлененных тел с выпотрошенными внутренностями и духом неизбывного ритуального сатанизма, который станет главным деликатесом не только для всех без исключения гостей приветливой виллы, но и для зрителей, решивших вкусить эту картину.

И окажется, что не так-то уж и страшен сам злодей, облаченный во все черное, прячущийся в тенях и в отблесках ночной луны, ведь дом, милый дом и до этого был полон одними лишь садистами да психопатами от мира богемы, а также древней ведьмой, решившей в эту кровавую ночь отыграться сполна. Потому все будут удовлетворены: маньяк — актами смертоубийств с сексуальным подтекстом, богемные жертвы — полученными острыми ощущениями, ибо если вся жизнь — это театр, жизнь — это премьеры без конца, то почему бы и смерти не быть искусством, самой пафосной и величественной dernier, закрытием сезона, финальной выставкой, на которой славно погибнут все самые лучшие и порочные из нас.

9 из 10