Ливан (2009)

Третьего дня посмотрел внезапно для себя посмотрел израильский (sic!) фильм под названием «„Ливан“». Картина рассказывает об экипаже танка, состоящих из неопытных зеленых юнцов, которых отправили прикрывать пехоту, которая идет на штурм какой-то деревеньки, потому что… А чёрт его знает, не знаток я Первой ливанской войны.

Главное это не сюжет (которого практически и нет), а его подача. Весь фильм нам показывают исключительно «„изнутри“» танка. Мы видим лишь внутренности стального монстра, испуганных потных пацанов, да и то, что можно увидеть сквозь прицел самого танка. Эффект присутствия достигается максимальный. Ты будто чувствуешь, как жарко и душно в этом танке, как страшно стрелять по людям, когда до этого ты шмалил максимум по картонным макетам.

Ужасы войны показаны именно с точки зрения молодого экипажа танка. Никакой романтики. Лишь грязь, жестокость, несправедливость, цинизм командования, для которого ты фактически лишь «„пушечное мясо“», неразбериха, паника… За что воюем? Кого убиваем? Показать всё это, не вылезая из тёмной кабины танка — задача нетривиальная.

Итого — фильм далеко не для всех, но если ты, весело гогоча, гоняешь в свои Танчики Онлайн, набивая фраги аки бог войны, советуем ознакомиться. Ссать приходится прямо в танке, а если кого убьют — будешь сидеть в говне и кровище. А ещё там жарко и воняет потными мужиками.

Интересующимся историей или танками — крайне рекомендуется.

Самуэль Маоз своим единственным фильмом делает удивительную вещь — переносит зрителей в 1982 год на передовую операции в Ливане, а начинающих израильских актеров превращает в настоящих солдат действующей армии.

Снимать хорошее кино о войне — сложная задача. Главная особенность в том, что разделение на «черное-белое» весьма условно, а порой определить «наши-не наши» становится весьма затруднительно («Я не «Фриц», меня зовут Питер», — скажет герой «Боевого коня» (Стивен Спилберг, 2011). Именно этой непростой темы касаются такие фильмы как «Счастливого рождества» (Кристиан Карион, 2005), «В белом плену» (Петтер Несс, 2012) и «Странные сады» (Жан Бекер, 2003).

Маоз занимает нейтральную (насколько это возможно) позицию — главные герои Герцель, Шмулик, Асси, Йигаль не рассматриваются автором как образцы борьбы и носители мира. Они лишь молодые ребята, оказавшиеся в экстремальной ситуации. И вдруг узнавшие, что война совсем не похожа на бравое действо и нет в ней ни чести, ни достоинства.

Выбрав столь трудоемкую тему, режиссер ставит планку еще выше и с блеском ее берет — все действие картины происходит в израильском танке и так изящно и умело использовать камерность действия и сюжета под силу далеко не каждому. Высшее проявление мастерства — способность рассказать свою историю в рамках условной театральной сцены. При этом визуальная составляющая также выполнена на высший балл — пропорция между тем, что можно показать мельком, а на чем стоит акцентировать внимание и держать план, соблюдена.

Для большей части актерского квинтета (Йоав Донат, Итай Тиран, Ошри Коэн, Майкл Мошонов, Зохар Штраусс) это единственная большая киноработа, но это не умаляет класса их актерской игры. Во многом сюжетная линия опирается на исполнительское мастерство, которое вкупе с прекрасной постановкой дает результат невероятной силы.

Операция «Мир Галилее» до сих пор не имеет четкого международного к себе отношения. И в качестве полномасштабной войны рассматривается не всегда. Однако, для Самуэля Маоза и тысяч его братьев по оружию это была именно война со всеми ее неприглядными истинами, которые неизменны во всех вооруженных конфликтах. Сторона неважна, это «No Man`s Land». Главная задача, которую должен преследовать каждый — остаться Человеком. И Самуэль Маоз прекрасно это знает. «Ливан» — один из лучших фильмов о войне, о той ее стороне, о которой трудно говорить, но и молчать невозможно. Фильм о том, что по большому счету ни победивших, ни проигравших не существует.

Израильский режиссёр Самуэль Маоз снял фильм о ливанской войне 1982 года, во время которой он служил танкистом. Таким образом, личные воспоминания легли в основу этой картины.

Война — жестокая тётка. Два десятка часов, проведённых экипажем танка в брюхе своей машины — не меньший ад, чем тот, что испытал Иона во чреве кита. Четыре человека, запертые в грязной железной консервной банке, не понимающие, что вокруг происходит, и что они должны делать. Разрывы, беготня пехоты, вопли раненых. Сумбурные команды по рации. Истерики, споры, ругань между собой. Острое желание выспаться и справить нужду. Отмыться от крови, пота, грязи. Страх, беспомощность, паника. Отверзающийся то и дело люк, в котором появляется либо исчезает командир подразделения, отчего нарастает угнетающее ощущение клаустрофобии. Паралич воли от того, что человеческое протестует против приказов…

Всё, что происходит во время фильма, зритель видит глазами членов экипажа — либо в прицел танкового орудия, либо внутри самого танка — отчего возникает чувство причастности к происходящему. Наводчик в экипаже — новичок, это его первый бой. И оператор фиксирует прицел танка так, чтобы мы понимали, что и как видит этот далёкий от войны паренёк. Его потрясает то, что потрясло бы любого из нас. По силе воздействия этот приём намного сильней, чем в американских военных драмах типа «Чёрного ястреба» или «Повелителя бури» — режиссуры как будто и вовсе нет, вот они — эти четыре человека, рядом, только рукой дотронуться. Из фильмов о современных войнах более сильного мне видеть не приводилось. Не случайно он получил «Золотого льва» на Венецианском кинофестивале.

Первая ливанская война, которая длилась в промежутке между 6 июня по сентябрь 1982 года, долгое время не признавалась собственно войной, вместо этого именуясь военной операцией, наиболее известной как «Мир Галилее». Израильские войска вторглись на территорию Ливана в рамках гражданской войны с намерениями уничтожения пунктов дислокации Организации освобождения Палестины. В результате боевых действий был взят Бейрут, а базы ООП были вынуждены перебраться на территорию Туниса. Кроме того, после окончания войны израильские войска создали в Южном Ливане своеобразную зону безопасности, которую контролировали с Армией южного Ливана до 2000-го года.

Самуэль Маоз, взяв за основу этот военный фон, будучи сам в молодости танкистом на том боле боя, рассказывает о самом первом дне этой операции в рамках прицела отдельно взятого танка и его экипажа. Эта герметичная военная психологическая драма окунута в замкнутое металлическое пространство здорового движущегося агрегата, иной раз нагнетая такого триллерного саспенса вкупе с мрачным эмбиентом, который и в триллере-то не увидишь. И не зря внимание зрителя обращается на надпись внутри танка, которая написана на иврите: «Человек сделан из стали, а танк лишь кусок железа». Четыре героя этого танка — слабохарактерные невольники судьбы, впервые оказавшиеся на войне и сполна оценившие её давящее туманное напряжение. Они дышат воздухом вредных паров выпускаемых боеприпасов, а музыка для них — лязганье и скрежет.

В первый день войны 6 июня 1982 года в более-менее сложившийся экипаж танка прибывает наводчик. Теперь бригада машины во главе с командиром должна пройти и очистить один из городов, ранее подвергшийся бомбардировке с неба. Вся картина ориентируется исключительно на атмосфере внутри танка, на внутренней оценке членами экипажа окружающей обстановки сквозь прибор обзора. Оператор пытается явно акцентировать внимание зрителя на так называемых ужасах войны и психологизме героев — вот попавший в экстремальную ситуацию наводчик заколебался и не смог выстрелить в приближающийся автомобиль, вот мёртвые кровавые тела и куски мяса, вот кричащие гражданские и своего рода пробуждающая от смрада военного напряжения ситуация с голой женщиной, заставившей задуматься и сказать «чёрт подери, что же здесь происходит!» Крупные планы лиц, выражающие страх и усталость глаза, растерянность, в этом запертом и душном пространстве стоит жара, грязь и всех пронизывает что-то туманное, гипнотизирующее, шоковое, капитан в финале уже не в силах держать ситуацию под контролем (что ему, кстати, в течении всего фильма не удавалось ни разу), а познавший сути войны первым и без прикрас наводчик только наоборот начал принимать окружающее таким, какое оно есть. Периодически к экипаже спускается командующий всем этим вторжением, который создаёт глядя на этих не нюхавших пороху молодых танкистов впечатление прожжённого и тактичного вояки, на которого можно всегда положиться и который найдёт выход из любой ситуации, по крайней мере направление её разрешения. Словно экстремальная ситуация и напряжение — лишь факторы для наиболее целевого и качественного его действия.

В Ливане разруха и мёртвые тела. Сирийские террористы готовят засады и берут гражданских в заложники. Под гусеницами танка остатки чьих-то жилищ, старые фотографии и издыхающие в жутких ранах животные. Видя окружающее и этот ужас, глаза некогда зелёных солдат (одному осталось вообще две недели до дембеля) приобретают глубины и видавшее. Герои словно проходят катарсис, очищаясь и обретая в итоге на поле из подсолнухов.

Я всегда считал, что про войну снимают в основном 2 категории режиссеров: большие мастера (Терренс Малик, Жан-Пьер Жене и т. д.) и прошедшие через нее (Оливер Стоун, Сергей Бондарчук и т. д.). В полку последних прибыло — в 2009 году израильтянин Шмуэль Маоз был отмечен премией «Золотой лев» Венецианского кинофестиваля за свою дебютную картину — «Ливан». Фильм посвящен первой ливанской войне 1982 года и рассказывает о произошедшем глазами экипажа танка. Прочитав эти строки, легко поддаться искушению и подумать: ну, все ясно — очередной фильм о страдании богом избранного народа. А вот здесь давайте остановимся и подумаем: погорячились ли члены жюри в Венеции, или впервые за несколько лет они приняли наиболее объективное и справедливое решение?

В основе фильма — личный опыт в то время 21-летнего танкиста Шмуэля Маоза, участника военной кампании 1982 года. Можно упрекнуть его в субъективности на уровне: «мысль изреченная есть ложь». Но перед нами — не писанный широкими мазками образ непобедимой израильской военщины, а короткая, но удивительно точная зарисовка людей в пограничной ситуации.

Режиссерское чутье Маоза и виртуозная операторская работа Джиоры Биача стирает для зрителя грань между fiction и реальностью: мы в танке, мы на войне, и так — до финальных тиров. Этим отчасти объясняется стопроцентное попадание в образ малоизвестных актеров, занятых в фильме. Волею сценариста и режиссера танковая броня на время становится своего рода ковчегом для предельно разных людей: бравый, но не слишком в себе уверенный командир, робкий наводчик, нахальный заряжающий и просто слишком добрый и наивный для всего происходящего связист. Одно их роднит: они молоды и хотят жить.

Начальная сцена фильма — безмятежное, залитое солнечным светом поле подсолнухов, символизирующее хрупкий мир, который в любой момент может быть нарушен. Она же символизирует прощание с молодостью, которой пожертвуют герои, чтобы сохранить жизнь.

Несколько пронзительных сцен сняты в фильме скупо, без лишних деталей, но вместе с тем невероятно выразительно. Маоз не давит на жалость, а отбивает желание судить героев простой мыслью: нам не дано знать, как мы поступим в той или иной ситуации — нажмем на курок или нет. Война, как и сама жизнь — река, войдя в которую, ты обречен измениться. Так и в «Ливане»: герой оказывается на грани безумия, трус — единственным шансом на спасение, а остальным просто страшно. Пройти через войну — геройство, а признать ее ошибки — мужество. Это я к тому, что складывается ощущение: фильм снимал не взрослый режиссер, а 20-тилетний мальчишка, жаждущий поделиться с людьми полученным дорогой ценой жизненным опытом.

Что примечательно — «Ливан» практически лишен саундтрека. Маозу удалось то же, что и Алексею Герману-старшему в фильме «Проверка на дорогах»: музыкой для военной драмы должны стать звуки самой войны. Это лишь добавляет повествованию драматизма и лишает пафоса, присущего многим — и не только голливудским — картинам о войне. Такие картины по определению должны вызывать палитру эмоций: от восхищения до неприятия. Лично я, закончив просмотр, вздохнул с облегчением: да, я живу в мирное время.

«Ливану» трудно избежать сравнения с «Повелителем бури»: 2 фильма о войне, 2 одинаковых приза кинофестиваля в Венеции. Важно одно: в «Повелителе бури» война — наркотик, упоение которым смертельно. В «Ливане» война — тяжелое похмелье, пережив которое, можно начать по настоящему ценить свою и чужую жизнь.

Первое десятилетие 21-го века прошло под знаком войн. Несмотря на разницу в менталитете и режиссерском стиле, и Кэтрин Бигелоу, и Шмуэль Маоз надеются — первая тайно, второй явно — что «десятые» смогут стать временем мира. Поле с подсолнухами где-то рядом, нужно лишь суметь найти к нему дорогу. Жаль одного: мир в истории наступает неизбежно, мир в душе — не всегда.

За то, что человек назвал вещи своими именами

10 из 10

После ошеломительного успеха фильма Кэтрин Бигелоу «Повелитель бури», рассказывающего об иракской войне, мне настоятельно рекомендовали посмотреть еще один современный военный фильм — «Ливан». Чтобы сравнить ощущения.

Что ж, сравнивать, действительно, есть что. Обе картины сняты предельно реалистично, но при этом показывают войну диаметрально противоположно. Хотя и в том и другом случае война показана глазами простых солдат. В «Повелителе бури» это саперы, разминирующие мины-ловушки, в «Ливане» — экипаж танка, сопровождающего отряд израильской пехоты.

Снят «Ливан» режиссером Самуэлем Моазом на основе своих личных воспоминаний о ливанской войне 1982 года, когда он бы молодым призывником и служил танкистом. Довольно сумбурное и тяжкое (видимо, для придания достоверности) зрелище. Главная черта фильма — почти все время мы вместе с актерами замкнуты в танке, очень часто мы видим мир сквозь пушечный прицел. От этого действие все время распадается на фрагменты, усиливается ощущение неразберихи и полного бессилия каждого конкретного солдата повлиять на ситуацию.

Война буквально довлеет над нами, диктует каждый шаг. И не все шаги, не все вынужденные поступки им нравятся. Всем известно расхожее выражение «победителей не судят». Но как вы воспримете такой вот прямой приказ своего командира:

- Напоминаю, по международному законодательству запрещено применение фосфора. Мы уважаем законы и больше чтобы слово «фосфор» я не слышал. Теперь фосфорные боеприпасы называть «взрывным дымом».

Хватит ли духу возразить? Прокричать в ответ:

- Ты знаешь, что такое фосфор? От тебя ничего не останется. Вообще ничего! Даже кусочка мяса для мух не останется и ни одной капли крови. Оставь меня в покое. Не вешай на меня жизнь и смерть всех, кто тут есть. У тебя тоже есть курок — вот и нажимай на него.

Если верить фильму «Ливан», у израильских солдат на это хватило мужества. Они не стали стрелять в безоружных и использовать «взрывной дым». Собственно ради одной патетической фразы весь фильм и снят: «Человек — это сталь. А танк — всего лишь кусок железа».

Клайд

В прошлом году антивоенная риторика в кинематографе не то чтобы снова вошла в моду (это случилось еще давно), но получила некий новый импульс, вновь стала очень актуальной. Так, Кэтрин Бигелоу со своим фильмом про сапера-пофигиста («Повелитель бури») первенствовала на «Оскаре», а израильтянин Самуэль Маоз с «Ливаном» взял Золотого льва в Венеции. Не будем забывать и про «Вальс с Баширом» (тоже представленный и на «Оскаре», и на «Золотом глобусе»), хоть он и датируется 2008 годом. Чем это объяснить? Видимо, тем, что пришло уже, наконец, время осмыслить прошлые и нынешние военные конфликты, не руководствуясь при том какими-то псевдопатриотическими порывами. И тут как раз очень удачно подвернулись и Ари Фольман (постановщик «Вальса с Баширом»), и Бигелоу, и Маоз. Они ведь действительно вынесли всю эту геополитическую чепуху и высшие интересы своих государств за скобки, сконцентрировал всё свое внимание на войне как таковой (безотносительно к США, Ираку, Ливану или Израилю), на человеческом факторе в ней. Ведь воюют-то в конце концов не государства, не они сталкиваются лицом к лицу на поле боя. Воюют люди. Они — главные винтики этого беспощадного механизма. Они — те самые шестеренки войны.

Однако при несомненном сходстве генеральных линий фильмов Бигелоу и Маоза, они все-таки очень разные. И разными путями идут к своей цели. По сути, это две крайности. Если в «Повелителе бури» война для главного героя становилась развлечением, хобби, наркотиком, без которого не жить (что очень страшно), то в «Ливане» война — это бессмысленная бойня, бесцельное движение туда, куда прикажут, не развлечение, а настоящий ад, из которого герои мечтают выбраться больше всего на свете. Маоз, помещая всё действие фильма в тесную кабина танка, идет на зрителя лобовой метафорой. Танк — это и есть стальной механизм войны. Людей запихивают в этот танк, в это маленькое, душное, темное помещение, в котором из связи с внешним миром только барахлящая рация да маленький прицел у наводчика. Запихивают и ставят боевую задачу. Без дополнительных объяснений. Без возражений. Внешний мир ограничен этим самым прицелом. Больше ты не в состоянии увидеть. Тебе не по силам составить целостную картину. И потому, услышав приказ открыть огонь на поражение, ты открываешь огонь на поражение. Даже несмотря на то, что на прицеле у тебя в этот момент находятся женщины и дети. Ведь это вопрос жизни и смерти. Это война. И именно ты приводишь ее механизм в действие. Человек есть сталь, а танк всего лишь груда железа.

Кроме того, «Ливан» можно рассматривать не только как метафорический образ войны, но и как формальный эксперимент. Все-таки 1,5 часа внутри танка — не каждый день такое увидишь. Перед Маозом стояла довольно сложная задача обеспечить фильму нужную динамику и нужную эмоциональность в таких, прямо скажем, спартанских условиях. И он справился. Помог ему, наверное, и собственный опыт. Ведь Маоз сам когда-то был танкистом. Динамику фильму придает то обстоятельство, что в нем постоянно что-то происходит. То перепалка среди танкистов, то боевые действие, то постоянные взбучки от командира отряда. Ну а в моменты простоя режиссеру удается держать приличный уровень напряжения. Эмоциональность же слагается из двух составляющих: отменной актерской игры (перед съемками Маоз запирал актеров на несколько часов в таком же замкнутом душном помещении, чтобы те прочувствовали на своей шкуре, с чем приходится сталкиваться танкистам; результат налицо) и рада очень сильных сцен (убитая горем женщина, потерявшая только что своего ребенка; фермер, которого приняли за террориста и взорвали; бездушный, казалось бы, командир, который втихаря все-таки передает сообщение одного из танкистов к своей матери о том, что с ним всё в порядке). Словом, это тот самый случай, когда форма и содержание не просто находятся в равновесии, но и взаимно дополняют и обогащают друг друга.

Таким образом, «Ливан» еще раз доказывает, что военные фильмы это не обязательно пропагандистские безделицы. Иногда это еще и чистое искусство. Жаль, что у нас в России к этому еще не пришли. А то ведь и материал достаточный имеется. Но пока имеем то, что имеем. Но хотя бы порадуемся за других. Они молодцы.

8 из 10

Ливан, Самуэль Маоз, Израиль, 2009

Фильм-рефлексия войны. И здесь совершенно не важно, о какой войне идет речь. Вместо первой ливанской войны 1982 года, могла быть любая предшествовавшая или последовавшая война Израиля или любая другая война любой другой страны. Этот фильм — попытка показать глаза войны.

Слава Богу, я не могу написать, насколько кадры, показанные на экране, достоверно отражают реальную войну, однако война вполне походит на те картины, которые описаны скажем у Ремарка, Хемингуэя и множества других авторов, писавших о войне и снимавших войну.

Каждый ведет свою маленькую войну, которая совсем не похожа на войну, которую ведет генерал, или о которой говорит историк. Однако маленькая война солдата ничуть не менее настоящая, чем война генерала или мирного жителя. Ведь в маленькой войне солдата цена победы — его жизнь.

Танк становится символом этой маленькой войны и напрашивается параллель: солдат видит и знает о большой войне ровно столько сколько видит танковый бой каждый член экипажа танка.

Командир — у него есть специальная командирская башенка, которую можно крутить на 360 градусов независимо от поворота основной башни, а значит у командира самый большой обзор. Но видит ли командир все войну?

Далее стрелок — он видит в войну лишь в узком секторе прицела. Правда стрелок может повернуть башню, а значит, также может видеть поле сражения на 360 градусов. С другой стороны. Насколько мне известно, задача командира танка находить и определять цели, а стрелок лишь наводить орудие на цель и уничтожает ее. Получается, наводчик видит лишь то, что отмерил ему командир.

Механик-водитель. Для него вся война протекает в довольно узком секторе обзора — он видит только то, что находиться непосредственно перед танком, не больше.

И, наконец, четвертый член экипажа танка — заряжающий. По большому счету — война для него (в разгар боя) лишь монотонная работа по переносу снарядов от стеллажей к пушке. Пожалуй, у него нет даже времени чтобы посмотреть в смотровые приборы — для него война — тяжелые снаряды, пороховые газы и оглушающий звук выстрела. Однако можно ли сказать, что заряжающий не знает войны?

Взгляд войны.

Ливан — это фильм о глазах войны. Для меня в этом фильме было, прежде всего, три таких взгляда.

Все начинается со взгляда командира подразделения, который впервые залез в танк чтобы дать наставления экипажу боевой машины. Танк (насколько я понимаю, это английский «Центурион») наравне с десятком десантников будет находиться в его подчинении. И первый взгляд, которым он окидывает своих новых подчиненных — это анонс всего фильма.

В этом взгляде смешалось воспоминание о прошедших войнах и такая тоска-тревога от осознания того, что в танке — машине убийства сидят обычная парни, которые никогда никого не убивали. Этот взгляд предтеча всех смертей, который случаться в ходе фильма.

Второй взгляд — это взгляд стрелка-наводчика в конце фильма. После смерти, ударившей где-то совсем рядом, перед зрителями оказывается другой человек. Это не тот, наводчик, который не мог нажать на спуск в первом бою. Перед зрителями предстает настоящий солдат. Теперь можно не сомневаться, отныне для него нет понятия жалости — он выполнит любой приказ командира и выстрелит снарядом любого типа по любой цели. За фильм, стрелок-наводчик стал на одну ступеньку с командиром подразделения.

Еще одна сильная сцена — это сцена бриться командира танка. Кажется, что сбривая появившуюся щетину, избавляется от всего того, что мешало ему быть настоящим командиром. Теперь он тоже настоящий солдат.

Война

«Война — это цепь ошибок», кажется, эти слова принадлежат Наполеону. Война 1982 года не стала исключением. Быстрые перестрелки сменяются часами ожидания. Странные люди, странные ситуации. Кто-то куда-то приехал, кто-то куда-то выстрелы. Где враги, где свои? Это не учения, где противник находится на заранее установленных позициях и с удовольствием уничтожается после первого попадания. Здесь грязь и смерть.

С другой стороны, при попытке возвысится до понятия войны как таковой, в картине есть несколько моментов показывающих детали именно боевых действий 1982 года. Есть тут вполне конкретный намек на события, которые произошли в лагерях беженцев в Сабре и Шатиле.

Мелькнувшие в кадре Башни-близнецы напомнили про события 9/11.

Кроме того, фильм получился довольно самокритичный. В одном из эпизодов командир подразделения говорит примерно следующее:

«Применение фосфора запрещено. Мы уважаем международные законы, поэтому что бы слова «фосфор» в эфире я не слышал. Вместо этого говорить «взрывной дым». Откровенно, не так ли? (Белый фосфор можно использовать в снарядах зажигательного действия, он также используют в дымовых снарядах).

Если бы я сумел посмотреть этот фильм в рамках ММКФ, кино, очевидно, вошло бы короткий список моих лучших фильмов Фестиваля.

Собственно говоря, сей фильм — не о войне как таковом явлении, а о людях на этой самой войне.

Первые сутки войны. Экипаж танка. Вместе с ними мы весь фильм и проведём в машине, глядя на окружающий мир через прицел или (если мирная обстановка) через распахнутый люк.

Фильм идёт подобно танку: неспешно движется, сделает остановку, а когда прижмёт — неожиданно бешено срывается с места, начинается тряска. Те, кто в танке в бой не вступал, приблизятся к пониманию, что значит сидеть в машине боевой. И что танк действительно просто металл на гусеницах.

Для самого экипажа война — это просто грязная работа. Постепенно они и сами чернеют от всякой копоти, масла… Всё больше в воде по полу лежит окурков, а приборы залиты… То есть, грязь войны во всей своей нечистоте.

Пожалуй, интересней всего было наблюдать за новеньким по имени Игал. Ведь ему не просто смотреть за военными действиями — ему ещё и участвовать в них. И постепенно ожесточаться. Ведь война жестока и действует по своим законам, не считаясь с другими. И человеку, порой, нелегко это принять и осознать. А порой и невозможно.

И Иглу подбрасываются новые нечеловеческие уроки: то не стреляет, когда надо (отчего гибнут люди, чьей смерти он точно не желал), то стреляет в… этих же людей — ибо приказ такой.

Подача некоторых сцен войны напоминает «Повелителя бури» — словно наблюдаешь со стороны, словно просто смотришь документальную хронику. Если вам понравился «Повелитель бури» — «Ливан» тоже должен прийтись по душе. Если нет… То всё равно стоит просмотреть.

Война глазами солдата — но для художественного фильма несколько недостаточно.

7 из 10

Нельзя сказать, что вся многолетняя израильская кинорефлексия по поводу собственного притеснения, недопонимания и ущемления, из года в год путешествующая по фестивалям мира, не вызывает глухого раздражения — как будто не о чем больше говорить. Поэтому на просмотр Ливана, прочитав синопсис, я отправлялась с большим скепсисом и скорее по совету тех, кто уже, нежели из большого желания посмотреть очередную военную драму про Израиль и кого-то там еще.

И тем не менее, этот фильм — лучшее, что я видела не только на тему средневосточных конфликтов, но и о современных войнах вообще. Израильский танк в Ливане — это заданные обстоятельства, то, что когда-то пережил сам режиссер фильма, и не более того.

Ливан — фильм о войне, которая беспощадна, даже когда ты как ее участник соглашаешься на заданные правила: осваиваешь стрельбу по живым мишеням, пусть и зажмурившись, выполняешь приказы командира, пусть и болвана, защищаешь своих, пусть и от своих же. Даже победив в себе человеческое и вступив в войну, ты все равно оказываешься в дураках, потому что война абсурдна, потому что те, кому она мать-родна, заработают на тебе свои серебреники, и ты, вероятно, все равно погибнешь из-за чего-то, никак не связанного ни с героизмом, ни с победой, ни с долгом. Потому что в войне — в этом мире противоестественного — царит хаос, который подпитан душевным хаосом каждого отдельного нормального человека, втянутого в эту реальность. И очевидно, что победителей не может быть.

Стопроцентно заслуженный Золотой Лев Венецианского Фестиваля.

Стопроцентно заслуживающий просмотра фильм.

10 из 10