Факты в деле мистера Холлоу (2008)

«Look Closely…»

Мы живем в эпоху гипер визуальной культуры, частью которой стало современное кино. Стремясь ошеломить и переполнить зрителя ослепляющими кино-образами, создатели ярких и громких фильмов зачастую забывают, что же они хотели сказать. Но для того, что бы заинтриговать и увлечь, достаточно бывает минималистского подхода. Всего лишь один образ, снимок, сохранившийся с незапамятных времён, может скрывать бездны нераскрытых тайн. В него лишь надо внимательно всмотреться. Канадский режиссёр, журналист и писатель Родриго Гудиньо получил однажды по электронной почте старую в тонах сепии фотографию одинокого рыбака на берегу реки со здоровенной рыбиной в руках. Щёлкая мышкой, увеличивая и уменьшая масштаб, приближая и отдаляя задний план, Гудиньо внезапно обратил внимание на детали, которые не бросались в глаза с первого взгляда: не сразу различимые фигурки людей, выходящих из леса, притаившегося на горизонте, деревья отбрасывавшие причудливые тени. Его осенила идея. А что, если за изображением рыбака, гордого уловом, скрывается другой, зловещий сюжет? Так был написан сценарий короткометражного фильма о нераскрытых убийствах и бесследных похищениях в канадской провинции Онтарио в первой половине 20-го века.

Сценарий прочитал Винсент Марконе, друг Гудиньо и его соратник по Rue Morgue, популярному интернетному порталу, посвящённому самому интересному в жанре хоррор и включающему издательство с одноимённой радиостанцией. Одарённый множеством талантов, Марконе, веб дизайнер, иллюстратор, режиссёр и музыкант, вдохновился идеей Гудиньо и воплотил поэтику и лаконичность истории в мрачно-притягивающих образах, сопровождаемых выразительным саундтреком. Вступительные кадры представляют собой многочисленные вырезки из газет, которые изучает невидимый следователь в 1930-х годах. Он расследует деятельность древнего культа, возродившегося в Онтарио, подозревая, что его члены замешаны в похищениях и ритуальных жертвоприношeниях десятков детей. Незнакомец по имени Джонни Холлоу прислал ему фотографию с сопроводительной запиской, поясняющей, что снимок прольёт свет на зловещие преступления. Нужно только пристально вглядеться. И зрители, следуя за камерой, играющей роль увеличительного стекла, пытаются понять, что же имел в виду Mp. Холлоу.

История разворачивается в течение шести минут, пока мы смотрим фильм или, точнее, пристально вглядываемся в фотографию давно прошедших дней. Присевший мужчина pазжигает костёр. Молодой человек в тёмных очках белозубо улыбается в камеру, подняв одну руку в приветствии невидимому фотографу и обнимая за плечи женщину, крепко прижимающую к груди закутанного в одеяльце младенца. Рядом с ними пожилой джентльмен всматривается в окно припаркованного автомобиля. Вдохновленная фотоаналитической машиной в «Бегущем по лезвию» Риддли Скотта и «Фотоувеличением» Микеланджело Антониони, камера кружится пo фотографии, постоянно раскрывая новые детали, которые намекают на зловещую историю, завуалированную на снимке, но предоставляют зрителю самому сделать окончательный вывод о том, что же oн видит. Пикник ли это на опушке леса или ритуальное убийство, совершаемое членами культа у нас на глазах?

Создатели короткометражки «Факты по делу мистера Холлоу» обращаются весьма вольно с законами оптики, но используя безупречные дизайн, ритм и музыкальное сопровождение, они вовлекают зрителя в захватывающeе кино-приключение. Посвятившие своё творчество жанру хоррор, Гудиньо и Марконе прекрасно осознают, что делает ужас на экране по-настоящему жутким и захватывающим. В их коротеньком фильме не произнесено ни одного слова. В нём нет ни монтажа кадров, ни движения составляющих элементов. Образы на фото, кружение камеры и музыкальное сопровождение нагнетают предчувствие надвигающейся опасности, которое, без сомнения, является главным элементом хоррор.

За кадром звучит инструментальная композиция «Алхимия» канадской группы «Джонни Холлоу», у которой Гудиньо и Марконе позаимствовали название для фильма, и чьё творчество можно описать как камерную готику 21-го века. С новыми оборотaми камеры, задумчиво созерцательная мелодическая фигура, в которой сплетаются воедино виолончельная и фортепьянная партии, делается всё более интенсивной, настойчивой и требовательной, исподволь подчеркивая едва заметные, но настораживающие изменения на снимке. «Факты по делу мистера Холлоу» затягиваeт зрителя в атмосферу неотвратимого кошмара постепенно, с каждым крещендо причудливого алхимического саундтрека, с каждым едва заметным изменением в позах, жестах, взглядах, выражениях лиц, с внезапно высветившимися неожиданными деталями. Старая фотография вдруг обретает три измерения. Вековые деревья встают во весь рост, сплетаются ветвями, обрамляя сцену грядущего заклания. Открытые улыбки искажаются зловещими оскалами, доверчивый взгляд oкaзывaется застывшей в безмолвном крике маской ужаса, а обманчиво незатейливая мелодия врывается в финальный кадр дискордным и пронзительным как сотни ножей по стеклу кошмарным фортиссимо.

Каким бы четким, профессионально исполненным и композиционно выверенным ни был фотоснимок, а он не может передать всю гамму эмоций и чувств, что испытывал человек в момент срабатывания затвора. Потому люди любят смотреть на эти карточки, ведь они дают возможность не только вспомнить славные деньки или трогательные события, но и пофантазировать о тех мыслях, какие были в голове у запечатленного в кадре. Лишь в жанре фэнтези человек на фотографии может переменчиво улыбаться своему зрителю, или же вовсе сбежать с изображения, как это часто бывало во вселенной Гарри Поттера. С красивого снимка, куда направлен объектив камеры канадской короткометражки, никто никуда не пропадает, а напротив, несколько людей от души приветствуют невидимого фотографа, которому, без сомнения, удался хороший кадр. Блеклое, в цветах сепии изображение вполне гармонично передает суть события. Молодые родители с младенцем на руках в сопровождении не то отца, не то тестя, не то доктора, не то друга выходят из мрачного леса и готовятся погрузиться в любезно распахнутый автомобиль, шофер которого (а может и не шофер вовсе) зачем-то готовится развести костер. Сопровождающая работу камеры тревожная музыка предвосхищает что-то неминуемо страшное, на что со своего дерева уже приготовился взирать ворон.

Привычное для уха выражение «на дальнем плане» в канадском фильме имеет пугающе глубокий смысл. Фотография буквально засасывает зрителя, лишая таинственности все новые и новые уголки, прежде недоступные глазу. Каждое такое открытие усиливает волнительное ожидание, но гримасы на лицах все те же, и лишь настойчивый акцент на татуировках в виде медицинской змеи словно подчеркивает необходимость скорого врачебного вмешательства. Впрочем, кое-кому в кадре ни один доктор уже не поможет, а вот ликующей от рождения малыша компании наверняка не повредит помощь, и не столь важно, откуда она придет. Статичное действо способно по-настоящему страшить — эту парадоксальную истину оказалось возможным донести при вполне джентльменском ассортименте средств, вроде перемещений отдельных элементов картины, внезапно меняющихся выражений лиц и нарастания музыкальных аккордов. Все менее важными становятся нюансы работы фотографа, и все более интересными — обстоятельства появления этих людей в жутковатом месте. Темный лес с трудом годится для прогулок, однако связь неизвестных с ним очевидна, и неслучайно так хищно поглядывает ворон — это он здесь хозяин, а все остальные пожаловали к нему в гости.

Страх окутывает сознание постепенно, вот-вот случится непоправимое, и радостный день будет навсегда перечеркнут черной полосой. Несмотря на мелькающую в кадре «медицинскую» татуировку, никакого признака надежды авторы фильма не дают. Только зловещая ухмылка как-бы-шофера, только распахнутые от ужаса глаза молодой мамочки, только готовая к броску черная птица, только подразумеваемый запах пороха. Да, в этом деле много «фактов», но и одна-единственная фотография, которую выудили из внушительной стопки корреспонденции, способна стать детективной книгой, где есть потерпевшие, а значит, и будут названы убийцы. Мотивы найти совсем несложно, достаточно чьей-то патологической зависти чужому счастью. И огонь костра разгорится, ружья выстрелят, вороны слетятся, а тьма торжествующе поглотит очередные души. Это ужасно, трагично, жестоко и несправедливо? Все верно, но темному лесу нужны постоянные гости, и им не обязательно быть живыми.

Пронизывающая душу музыка в стиле «Sopor Aeternus», ожившая атмосфера произведений Эдгара Аллана По и Говарда Филлипса Лавкрафта. Всего одна фотография. Сепия. Во время вступительных титров режиссеры Родриго Гудиньо и Винсент Марконе успели обозначить мистические, трагические, фатальные точки опоры: исчезнувшие дети, язычники, керы. Это и не кинопродукт вовсе. История одного несчастного случая, наполненная семиотическим фаршем, кусочки которого холодной мерзкой массой шмякаются куда-то прямо в подсознание, накапливая наблюдения, плюсуя догадки. Быть может, это просто фото? И изменение выражений лиц, загоревшаяся-таки спичка, беснующийся ворон — все это чудится нам вслед за режиссерами? Да нет же. Это хроника преступления. Жалкого, грязного, пошлого.

Камера раз за разом облетает запечатленных участников событий. Сектантов. Поборников паганизма. Мизансцена намекает: молодая семья за каким-то чертом уткнулась в самую лесную глушь, где полноправная хозяйка — тьма, а крики в случае чего (ха! в случае! обязательно!) утонут в скверном карканье спутников смерти. Пропала уже сотня детей. И сейчас — пропадет еще один. Бога нет. Мужа нет. Кто из них умер первым? Осталась жена с младенцем на руках. В логове зверей. Она еще, кажется, не понимает. А камера не угомонится, музыка не утихомирится. И церковь маячит на заднем плане еще одним бесполезным черным пятном с насмешливым крестом на колокольне. Луна бесстрастна, она все стерпит. Ей это нравится? Луна, и ночь, и смерть. Три Мойры. Все заодно и против жизни.

…Ну дайте шанс! Мелькает ружье между деревьями. Кто это? Священники? Они должны пресечь, исполнить. Не время крестным знамением осенять, стреляйте! Что? Не сейчас? Тогда когда же, я вас спрашиваю? На кого вы уповаете? В костре распятие лежит. Молчите. Смотрите. Бездействуете. Так вам и надо. А эти ключники, помеченные кадуцеем, откроют двери в ад.

Вдруг музыка меняется в очередной раз. Мистифицирующая, нагнетающая, она становится ритмичнее. Надежда? Нет. Напротив. Ее крах. Мелодия все объясняет. И наконец лицо жены искажается в муке. Кристальный страх на бледной коже. Последний символ — повязанный белой нитью оберег на запястье — краями-крыльями архангела разгоняет пылинки жизни. Нелепой иллюзии того, что все будет хорошо.

…А кто фотограф?