Убитые молнией (2002)

Сильно авторское кино, похожее на дипломную работу студента ВГИКа, постоянно пребывавшего в изменённом состоянии сознания. Кажется, что оно понятно только самому автору…

Первые 20 мин просмотра труднопреодолимы. Арт-хаус, такой арт-хаус… Затем внимание привлекается и удерживается историей взросления учёной на изрядных порциях семейной лжи. В повествовании всё прочнее проявляется логика абсурда, и оно тем самым становится всё интереснее. «Научная теория», порождённая поехавшей крышей, и взаимосвязанный с нею финал сами по себе занимательны и представляют собой аллюзию на некоторые темы в творчестве Эдгара По. Вот почему он так неожиданно указан среди сценаристов соавтором Юфита.

В некрореализме последнего мёртвое прочно соотносится с коммунистической идеалогией. Так, камень в «Убитых молнией» назван высшей формой существования разума в природе (читайте — ленинское определение материи), но в финале разумнее всех оказывается бунтующий компьютер, производящий действия, помогающие понять причину у названия фильма.

Второй фильм «эволюционной трилогии Юфита». Если первый («Серебряные головы») и третий («Прямохождение») могут быть отнесены к сюжетному кино, то второй — однозначно нет. Данная трилогия — эдакий пирожок, содержащий совершенно несъедобную для массового зрителя начинку. Из чего же сделана эта начинка?

Вступление, как верно подмечено не мною, напоминает начало «Космической одиссеи» Кубрика, но, как и подобает юфитовскому кинематографическому почерку, снабжено толстым слоем некрореализма. Нашему взору предстают, то ли первобытные люди, находящиеся на стадии формирования коммуникативных навыков, то ли некие трупаки, сохранившие остатки жизненного задора. Антитезой им выступает компьютер-волюнтарист, намекающий своей хозяйке, что тварью дрожащей быть он не желает.

Первые минуты фильма служат своеобразным фильтром для случайного зрителя, который в этом месте отваливается и идёт материть современное искусство, где сплошь и рядом «обжоры, говнюки и геи». Надо отметить, что и у меня промелькнуло желание прервать просмотр, ведь, пожалуй, сцены с первобытными (послебытными?) людьми, действительно, затянуты.

Далее. Главная героиня вспоминает своё детство, родителей, главным образом — отца. Отец — подводник, под водой навсегда и оставшийся. После его смерти девочка начинает увлекаться палеонтологией, взрослеет, и приходит к выводу, что никакой эволюции не было и нет, а размножение — лишь патология.

По сюжету — всё, но начинка, как в плохом пирожке, так и не показалась. Так где же она? Она — в киноязыке; прячется между цветными и чёрно-белыми кадрами; мелькает в чередовании постановочных, документальных и шизоидных фрагментов фильма; ощущается в работе камеры; в ничего на первый взгляд не означающих психопатологических сценах. Например, сочетание направления движения персонажа и «заваленный горизонт» камеры, могут обозначать развитие (одновременно, понимая обусловленность данного приёма игрой режиссёра со зрителем, можно поставить большой знак вопроса на самом факте развития, превратить развитие в миф), а пьянка-сон или идиотическая игра с мячом моряков — приоткрыть дверцу в зашифрованную подсознанием плоскость запретных тем. Вывод? Готовой начинки, как таковой, вообще нет. Её должен приготовить сам зритель, используя видеоряд-материал.

Ведь отличие кинематографа от новостного репортажа и заключается, главным образом, в главенствующей роли изобразительной составляющей над повествовательной. И, если всё содержание фильма может быть исчерпано ответом на вопрос: «А о чём фильм?», то мы имеем дело с псевдоискусством, мультурой. Продолжает тему сам Евгений Юфит:

«В ситуации полной свободы зрители теряются. Тем более, что сложился определенный стереотип считывания кинематографических кодов, в котором навязывается конкретная история, очевидная линия восприятия кино в рамках заявленного жанра. Ушла культура, когда человек сам, в зависимости от интеллекта и эстетического опыта мог определить, как воспринимать данное произведение. Я стремлюсь делать кино изобразительно изощренное, более близкое к поэзии, к симфонической музыке. Большинство современных фильмов смотреть не обязательно. Можно выйти в соседнюю комнату и кино послушать, и в воображении возникнет гораздо более богатая картинка (смеется). Я добиваюсь обратного. Хочу, чтобы зритель мог заткнуть уши и разглядывать изображение».

Оценивать подобные произведения — настоящее кощунство, но:

8 из 10