Перемирие (1997)

10 февраля 1997 г. в Турине состоялась премьера исторической драмы Франческо Рози «Передышка» («La tregua», Прим. авт: известного в России под названием «Перемирие», но этот перевод не кажется правильным). Фильм имеет массу наград: Давид Донателло за лучший сценарий, за лучшую женскую роль второго плана, лучшему художнику-постановщику, за лучшую операторскую работу, за лучшую музыку, за лучший костюм; Золотая пальмовая ветвь на Каннском кинофестивале; Золотой Глобус и др.

Последняя работа Франческо Рози в его сорокалетней карьере политического художника, как бы подводящая итог в форме мудрой кинокартины, лишенной идеологических заблуждений, свойственных современному миру. «Передышка» стала также последней и для одного их величайших кинооператоров ХХ века П. Де Сантиса, поставившего свое мастерство на службу таким режиссерам, как Рози и Висконти.

Фильм является экранизацией автобиографической повести Примо Леви «Передышка» («La tregua», 1963 г.), получившей премию Кампьелло.

«Вы, что живете спокойно в тёплых своих жилищах, вы, кого дома по вечерам ждет горячий ужин и милые лица, подумайте, человек ли это — тот, кто не знает покоя, кто работает по колено в грязи, кто борется за хлебные крохи, кто умирает по слову «Да» или «Нет».

Подумайте, женщина ли это, без волос и без имени, без сил на воспоминания, с пустыми глазами, с холодным лоном, точно у зимней лягушки? Представьте, что всё это было: заповедую вам эти строки. Запечатлейте их в сердце, твердите их дома, на улице, спать ложась, просыпаясь, повторяйте их вашим детям. А не то, пусть рухнут ваши дома, пусть болезнь одолеет, пусть отвернутся от вас ваши чада», — эти пронзительные строки П. Леви произнесет главный герой фильма — Примо. Проживший в итальянском Турине половину своей жизни, только в Аушвице он узнал, «что значит быть евреем».

Примо Леви, химик по образованию, стал известен не своими достижениями в области химии, а тем, что искренне, справедливо и открыто описал свое существование в концлагере Освенцим (в Европе известном, как Аушвиц). Повесть Леви «Человек ли это?», изданная в 1947 г., потрясла мир и вошла в рейтинг «100 лучших книг по версии «Le Monde». Продолжение душераздирающей исповеди писателя, увидевшее свет спустя 16 лет, получило название «Передышка».

В фильме роль Примо исполняет Джон Туртурро. Стефано Дионизи — Даниэле, венецианец, потерявший семью после налета фашистов. Он остался в живых один из тридцати одного, и теперь мучается вопросом: почему и зачем? Но если ответа на этот вопрос в отношении себя ему не суждено отыскать, то в отношении Примо для Даниэле все становится понятно. «Ты должен это написать, потому что нельзя это забыть», — говорит он другу, видя его засунутую в карман тетрадь-дневник.

Так и родилась книга, рассказывающая о реальной истории итальянских евреев, возвращающихся домой из Освенцима после войны. Они объединились в небольшую группу и вместе пытаются преодолеть все тяготы долгой дороги домой. Если не подвергать критике странную интерпретацию «русских» в фильме — с их обращением полными именами, режущим слух акцентом, нарядами в псевдорусском стиле, бутылями мутного самогона и пр. — остается правда.

«Бога не может существовать, если есть Аушвиц», — в этих словах, сказанных Примо, выражена идея фильма. Серые стены, серые казармы, серый снег — все это окутает тебя, подобно ледяному туману, до дрожи и головной боли. Страшно видеть, как разбегаются, словно от чумы, люди на рынке от бывшего узника концлагеря. Никто не хочет знать, никто не хочет просто поверить в то, что рядом, совсем недавно сжигали людей заживо, трупы умерших сами узники сваливали в неглубокие ямы в снегу, как делились последним куском хлеба, зная, что он уже не пригодится.

Но в фильме все это остается за кадром. В кадре два друга — Примо и Даниэле. Странно, что критики, отметив женскую роль второго плана, обошли вниманием Дионизи, сумевшего сделать вторую роль первой. Его Даниэле выразителен, несмотря на сдержанность в игре. Присутствует маленькая дисгармония сложенности возмужавшего Дионизи и узника концлагеря: часто Стефано выглядит Гулливером по сравнению с группой окружающих его людей, даже не из-за его высокого роста, а развитой мускулатуры, как у спортсмена. Но все это делается неважно, когда камера выхватывает крупным планом его лицо. Вот, где по-настоящему заметен талант актера! Один единственный раз Даниэле повышает голос, в сцене дележки мяса, и после мудрых слов Примо: «Они уничтожили в нас способность к сочувствию», мы видим глаза Даниэле. В его молчаливом ответе другу можно прочесть так много… За один этот кадр можно бесконечно благодарить актера Стефано Дионизи.

Примо не выглядит настолько убедительным, насколько убедителен Даниэле. Джон Туртурро, по сценарию, имеет больше средств для передачи характера своего персонажа, чем Дионизи, но последний с этим справляется лучше. «Где ты был?» — спрашивает друга Примо в вагоне поезда, после разлуки. «В госпитале. У меня была пневмония», — отвечает Даниэле. И на следующий вопрос Примо: «А теперь, как ты сейчас себя чувствуешь?», Даниэле не отвечает, а лишь молча отводит взгляд к окну. Этот молодой человек, потерявший все — голубой дом в Венеции, всех своих родных, когда-то занимавших в нем три этажа, как он может себя чувствовать? Не желал ли он собственной смерти от пневмонии, потому что нет смысла возвращаться туда, где уже нет родного дома.

Все сцены с участием Дионизи крайне трогательны: и когда он отдает свой хлеб немецким солдатам, и когда бросается на Флору, и когда тихим голосом провозглашает цель жизни Примо — писательство. Одним словом, вновь перед нами доказательство того, как серьезно Стефано подходит к своей работе, как может интерпретировать свою роль, как проживает судьбы, доверенных ему персонажей.

«Когда я узнал, что Рози снимает «Передышку», решил, что должен там быть любой ценой, — говорит Стефано Дионизи, сыгравший одну из самых драматичных ролей в этой картине, — говорить о «Передышке» как о каком-то фильме слишком просто. Это была одиссея, путешествие тела и духа во многом бок о бок с Леви, насколько это возможно представить».

Съемки в фильме стали настоящим испытанием для актеров: Украина, где температура за месяц поднималась о пускалась от 30 и до 30, где вся еда казалась радиоактивной, и некоторые привозили из дома консервы, мыши, тараканы, отсутствие отопления и питьевой воды, но энергия Рози распространялась на всех. Как итог — фильм получил свои заслуженные награды.

«Перемирие» — последняя работа Ф. Рози в его долгой, сорокалетней карьере политического художника, подводящая ей итог в форме взвешенного, лишенного идеологических заблуждений высказывания мудрого человека. Картина стала также последней и для одного их величайших кинооператоров ХХ века П. Де Сантиса, умевшего поставить свое мастерство на службу таким разным режиссерам, как Рози и Висконти.

В «Перемирии» присутствие камеры почти незаметно, репортажная манера съемки эмоционально подчеркивает кульминационные моменты, но никогда не отвлекает зрителя от содержания изобразительно изощренными приемами. Экранизируя мемуары Примо Леви, выдающегося писателя-антифашиста, режиссер стремится выделить наиболее важные, по его мнению, моменты в истории долгого возвращения на родину освобожденного узника Аушвица.

Осознано выбирая суровый реалистический стиль, Рози превращает свою ленту практически в манифест, в демонстрацию художественных возможностей реализма. Четко определяя социальный фон, детально прорабатывая мельчайшие приметы эпохи, но не уходя в маниакальную реконструкцию, превращенную в самоцель (как Герман, например), режиссер намеренно лишает повествование драматизма, разворачивающегося по правилам классического сюжетосложения, подменяя его всесторонним описанием исторических реалий послевоенной Европы.

Выбор на главную роль Д. Туртуро, открытого комедиографами братьями Коэнами, был для Рози рискованным шагом, но разглядев в амплуа интеллектуала-неудачника трагическое ядро обуреваемого экзистенциальными терзаниями «маленького человека», режиссер не ошибся: Туртуро смотрится чрезвычайно убедительно в образе созерцателя-стоика, за хрупкой внешностью которого скрывается железная воля и выстраданный альтруизм.

Современная одиссея по разрушенной Европе становится масштабной экзистенциальной эпопеей постижения человечеством самого себя: эпическое дыхание картины при почти полном отсутствии острых сюжетных поворотов и проработанных характеров (которые подменяют колоритные эпизодические типажи) превращает ее в меткое наблюдение за жизнью в пограничной ситуации. Рози обнаруживает здесь удивительно чуткую к человеческим переживаниям, жизнеутверждающую интонацию, практически не заметную зрителям ранее, в его политических картинах, но уже пульсировавшую в таких этапных для него лентах как «Христос остановился в Эболи» и «Три брата», обозначивших переход от идеологической нетерпимости к всеобъемлющему, но конкретному в своих проявлениях гуманизму.

В «Перемирии» концептуальной доминантой становится осознание общности судьбы европейцев, абсурдности разделяющих их национальных границ, нелепости диктаторских режимов, не позволяющих людям жить в мире и радоваться простым, естественным вещам (таким как любовь, дружба, красота природы), именно они противопоставлены жестокости войны. Вторая Мировая, так как ее видит П. Леви, близка восприятию советских писателей-фронтовиков (Ю. Бондарев, В. Быков, В. Некрасов): в их глазах она до предела обостряет противостояние созидательных и разрушительных сил, творчества и бесплодной деструктивной ярости, того, что утверждает жизнь и того, что ее отрицает.

Рози удается передать ощущение горькой победы, торжества уставших от многолетнего труда людей, видевших то, что невозможно передать. Возвращение сквозь руины идеологических иллюзий и ложных идеалов к личностному ядру, восстановление разорванных войной межчеловеческих связей, способность увидеть нерушимость мировой гармонии в пламени временного хаоса, неуничтожимость жизни в атмосфере тотальной смерти — все это постепенно раскрывается на разных этапах долгого пути главного героя, избавляя его от того удобного пессимистического, мизантропического и циничного самообмана, который свойственен людям, столкнувшимся с витальным многообразием, но не способным совместить его со своим узким мировоззрением.

«Перемирие» — удивительно трезвый взгляд на человеческую природу, лишенный как оптимистического тумана коммунистических заблуждений, так и нигилистического яда контркультуры, люди предстают в этой картине хозяевами своих судеб, мучительно, долго и трудно преодолевая последствия своих экзистенциальных ошибок, они не теряют надежды на духовное перерождение и внутренне готовы к нему.

«Вы, что живете спокойно в тёплых своих жилищах,

Вы, кого дома по вечерам ждет горячий ужин и милые лица,

Подумайте, человек ли это — тот, кто не знает покоя,

Кто работает по колено в грязи, кто борется за хлебные крохи,

Кто умирает по слову «Да» или «Нет».

Подумайте, женщина ли это, без волос и без имени, без сил на воспоминания,

С пустыми глазами, с холодным лоном, точно у зимней лягушки?

Представьте, что всё это было: заповедую вам эти строки.

Запечатлейте их в сердце, твердите их дома, на улице,

Спать ложась, просыпаясь, повторяйте их вашим детям.

А не то, пусть рухнут ваши дома, пусть болезнь одолеет,

Пусть отвернутся от вас ваши чада.» П. Леви

Итальянский еврей Примо Леви, химик по образованию, известен вовсе не достижениями в области химии, а тем, что искренне, справедливо и открыто описал свое существование в концлагере Освенцим, в Европе и на Западе больше известном, как Аушвиц. Повесть Леви «Человек ли это?», изданная в 1947 году, потрясла мир и вошла в рейтинг «100 лучших книг по версии «Le Monde». Продолжение выворачивающей исповеди писателя, увидевшее свет спустя 16 лет, получило название «Передышка», а фильм с Джоном Туртурро в главной роли, снятый в 1997 году, называется «Перемирие».

Уважаемый зритель, не бойся, никаких газовых камер и мрачных бараков ты не увидишь. Кадры пребывания Примо в лагере флешбэками мелькнут лишь пару раз, чтобы было яснее, откуда такой пустой и голодный взгляд у героев и почему их не страшит бесконечный путь домой.

На самом деле, фильм «Перемирие» — вовсе не горестное и тоскливое повествование человека, утратившего тягу к жизни и надежду, скорее наоборот. Сколько спокойного оптимизма и веры в будущее скрыто в глазах Примо за круглыми смешными очками! Бывший хефтлинг N174517 еще не до конца осознаёт, что он свободен и скоро увидит Родину, родных, но уже делает первые неуверенные шаги в стоптанных башмаках и повторяет «Италия, Италия!». Одиссея Леви, правда, похожа на путешествие Улисса: впереди у него преодоление трудностей находчивостью, добротой, встреча с новыми людьми, друзьями и временными союзниками, открытие неизвестных ранее территорий и культур.

Такой фильм не может не остаться в сердце, он совершенно особенный. Когда большинство кинолент о концлагерях и жертвах нацизма наносит душевные раны и вызывает слёзы, то « La Tregua» — это жизнетворный бальзам, лекарственный компресс на эти раны. И если оставить контекст и причины путешествия Леви и его спутников в стороне, то картина представляет собой рассказ от первого лица о том, что есть сущность человечности, дружбы, радости жизни и ничем не истребляемой надежды.

Кроме всего прочего этот фильм необычен еще и тем, что здесь снимаются славянские актеры, и можно слышать неискаженную русскую речь и великие песни войны «Синий платочек», «Клён кудрявый», «Москва майская». Радостно, что в «Перемирии» Советский солдат, реальный и единственный настоящий победитель фашизма, не оттеснен с постамента освободителя, как это принято в Европе и на Западе. Наши солдаты открывают ворота Освенцима и говорят несчастным, запуганным и потерявшим нормальный человеческий вид узникам лагеря «Вы свободны!». Не атомная бомба американцев положила конец бессмысленной бойне под названием Вторая мировая, не европейский Красный крест вывозил пленных, лечил их, одевал, кормил, а потом отправлял в родные края. Это делали русские добровольцы, простые мужчины и женщины, едва отложившие оружие.

Повторюсь, зритель, фильм «Перемирие» снят не для того, чтобы обличать, комментировать и судить. Это не анафема нацизму, не упрек или проклятие. Это песнь странствий, путь к самому себе, история возвращения, чтобы знали, чтобы верили и чтобы помнили.

8 из 10