Рейтинг фильма | |
Кинопоиск | 6.9 |
IMDb | 7.4 |
Дополнительные данные | |
оригинальное название: |
Лилии |
английское название: |
Lilies - Les feluettes |
год: | 1996 |
страна: |
Канада
|
слоган: | «Great passion and tragic betrayal» |
режиссер: | Джон Грейсон |
сценаристы: | Мишель Марк Бушар, Linda Gaboriau |
продюсеры: | Робин Касс, Анна Стрэттон, Арни Гелбарт |
видеооператор: | Дэниэл Джобин |
композитор: | Майкл Дэнна |
художники: | Сандра Кибартас, Marie Carole De Beaumont, Линда Мьюир, Марио Хервё, Соня Венн |
монтаж: | Андре Корривуа |
жанры: | фэнтези, мелодрама, драма, криминал, детектив |
Поделиться
|
|
Финансы | |
Бюджет: | 2200000 |
Сборы в США: | $301 548 |
Мировые сборы: | $301 548 |
Дата выхода | |
Мировая премьера: | 7 сентября 1996 г. |
Дополнительная информация | |
Возраст: | не указано |
Длительность: | 1 ч 35 мин |
Ничто не предвещало беды, и аннотация интриговала, но оказалось, что перед нами типадрама про юных (и уже не очень) мальчиков с ориентацией цвета замёрзшего зимнего озера. Фильм содержит столько штампов, что начинаешь путаться в героях и обстоятельствах. Католическая школа для мальчиков, отец-садист, как следствие — покалеченное юное тело (которое жалеет лучший друг, иногда медсестра и ещё чёрт знает кто), экзальтированная мамаша, предчувствие войны зачем-то впиханное для колорита и нагнетания обстановки, вечеринки в замки с фейерверками, любовные разборки, тема Бога (аналогично войне — для колорита и нагнетания обстановки), разорившаяся графиня-нимфоманка и много нескрытой эротики. Ах, да! Есть ещё сокурсник главных героев — Болидо — который периодически превращается в эмо-хомячка и посылает проклятия содомитам, но далеко не в глубине души страстно желает к ним присоединиться. В общем, жестокий пубертат глушит здравый разум.
Симона — главного героя — вообще хочет всё живое, так что к этому тоже стоит морально подготовиться. Ещё та самая экзальтированная мамаша Валье, умилённо смотрящая на сына, принимающего ванну вместе с лучшим другом, и умоляющая мальчиков не останавливаться в поцелуе, ведь она так опечалена, что они всегда на нём прерываются (!) Затем она вообще впадает в блаженную шизофрению и просит сыночка задушить её в лесу. Зачем? Но ведь грех самоубийства так тяжек, а сыночек может потом и в Гиене Огненной помучиться. За маму же ж!
Кончается всё тем, что уже взрослый Валье в конце исповеди признаётся, что это он виноват в поджоге, за который Симон сидел ХЗ сколько в тюрьме. Мольба на коленях простить, убить, приголубить. Слёзы из ушей, гордый Симон уходит на смертную казнь, апогей, катарсис, финал.
На самом деле в фильме есть несколько маленьких плюсиков, которые, к сожалению, не покрывают всей безнадёжности сценария. Во-первых, форма — спектакль-исповедь. Во-вторых, в этом спектакле все роли, как и в древней Греции, исполняли мужчины, весьма органично вписывающиеся в образы. Не выглядели они труппой из травести-шоу. В-третьих, неплохая музыка. В остальном картина — полный facepalm.
7 мая 2012
Странный фильм. Если начинать думать, то тут же запутаешься в тупиках логики. Сложно поверить, что история Симона так всех потрясла, что заключенные, охрана и даже священник сговорились помочь ему в реализации своего неординарного мероприятия. Не потому, что в ней нечему сочувствовать, как раз наоборот, но там, где Симон провел большую часть своей жизни, таких историй множество. Но именно любовь Симона и Валье привлекла почему-то всеобщее внимание настолько, чтобы реальные преступники вдруг облачились в женские наряды и разыграли чувственный спектакль на фоне импровизированного озера, залившего пол исповедальни.
Ну да ладно, это еще цветочки по сравнению с мотивацией матери Валье, которая попросила сына о небольшой милой услуге — задушить ее. Интересно, грех самоубийства она посчитала более тяжким, чем ломать психику и жизнь собственного сына, оставляя его жить со всем этим? И у зрителя серьезно должна была мелькнуть мысль, что после такого (на глазах Симона между прочим!) они преспокойно могли бы жить-поживать вместе до самой старости?
Ну и наконец безумец Билодо. Никакой он не друг детства. Так, просто закомплексованый психопатичный паренек, над которым не грех подшутить. На свою беду Симон позволил себе поцеловать его и этим запустил часовой механизм этой бомбы замедленного действия. Но опять же, удивляют обрывки фактов о суде над Симоном. Такое впечатление, что все обвинение основано только на безумных фантазиях Билодо, а Симон, который прекрасно знал, кто и за что устроил пожар, ни слова не сказал в свою защиту.
В общем тем, кто любит складывать пазлы, в этом фильме перепадет достаточно нестыковочных кусочков в плане логики и здравого смысла.
Однако если пренебречь хрупкостью сюжетной архитектуры, то справедливости ради стоит отметить оригинальность методов повествования. Уже через полчаса удивление и непривычность видеть мужчин в женских ролях пропадает начисто. Здесь нет пошлости или каких-либо транс-тем, актеры смотрятся целостно и органично, ведь они не мужчины в платьях, а женщины в мужском исполнении.
Фильм скорее для эмоций, чем для мыслей
7 из 10
14 июля 2011
Большой тяжёлый автомобиль, грузный человек с епископским поясом — за тюремными воротами в ожидании мнётся священник в чёрной сутане, встречая гостя у церковных дверей. Внутри тюремной часовни у всё готово к кардинальской исповеди: друг молодости в кабинке, за решетчатым окном. В его глухих словах нет страха, и сквозит угроза, которую рождает гнев. В миг, угрюмый узник из исповедующегося каторжника превращается в исповедника нераскаявшегося грешника, вытягивая из того признание вины.
Ещё немного, и на месте разобранного алтаря возникает сцена, на которой арестанты, облачившись в одежду других времён, разыгрывают пред ликом преосвященства пьесу, напоминающую ему о давнем прошлом, когда он был совсем не тот, и поступал не так, оставив жизни груз сокрытого греха.
Спектакль в церковных стенах — это возвращённая юность нынешних стариков, наполненная бурными чувствами и особенными отношениями, когда пылкие свидания двух студентов шли вразрез с планами грезившего о семинарии неврастеника Биладо, в глубине, надеявшегося на отклик одного из них.
В театральных паузах меняются декорации, а переодетые в самодельные костюмы зэки входят в новую для себя роль, превращаясь в дам и кавалеров, в юношей и отцов семейств, возрождая в памяти кардинала старый Квебек и бурный роман молодых Саймона и Валие, который стоял на пути его греховных желаний. Там, в памяти, они видятся настоящими, живыми, как и город, восставший на месте тюремных стен.
Самодеятельная постановка становится реконструкцией событий, получая вёрткий, насыщенный сюжет и эффектное наполнение, составляя откровенную историю о нетрадиционной любви, о нетрадиционном любовном треугольнике, о смятении и нерешительности, обмане и сломанной судьбе.
Очевидно, близкая сценаристу гей тема реализуется внутри самой коллизии сложных отношений молодых людей, в полярной реакции на это их родителей и общества, касаясь самоопределения и личного выбора ориентации, вопреки насилию и предубеждениям иных людей. Она сквозит в разыгранном давними студентами фрагменте пьесы о жизни святого Себастьяна, в светской неприязни к разорённым аристократам, как параллели с отторжением других, в неловкой попытке одного убежать от своего запретного чувства, думая, что от него избавит обычная связь.
Камерный тюремный театр режиссёрским трюком свободно трансформируется в экранизацию истории, где актёры-мужчины выступают в женских ролях, отстаивая независимость любви от свойств человеческого платья, в связях, расширяя тему, придавая картине облик полновесной драмы с классическими страстями, настроенными на впечатляющий финал, подчёркнутыми предельно точным и глубоким исполнением ролей главных действующих лиц.
Актёры твёрдо следуют сути событий и характерам доверенных им персонажей, никто не боится правды, перерождаясь в жадного романтика или влюблённого скрягу, каждый сохраняет связь с образом, будь то заезжая дива или пожилая графиня, от горя выжившая из ума. Может показаться, что плачут они непривычно часто для мужчин, но — ничего — вспомним, ведь половина из них играет беззащитных женщин.
Концентрируя эротику в эстетике школьной постановки легенды о святом, авторы находят усиление в личной трагедии матери Валие, разорившейся графини де Тилли, доводя её до умопомрачительной развязки, где смешиваются ужас, боль и кошмар разрушенной души, которые не в силах превзойти даже пришедшее вослед торжество запоздалой мести — в этом равновесии разных страданий обнаруживается сверхзадача этой картины, редким случаем, представляющей нетрадиционный взгляд на историю нетрадиционной любви.
28 января 2010