Красная вишня (1995)

Ветер революционных перемен обдувает планету в надежде снять боль от застарелых болячек, терзающих очередную страну. Но вместо успокоения поддает в тлеющий очаг кислород коммунистических идей и теорий, сжигая попутно институт семьи, традиции рода, значимость личных чувств и привязанностей. Как быстро превращается милый маленький ребенок в объект постоянного страха за него: как бы ни сотворили враги что-то гадкое с ним, заставив родителей изменить Революции. Вот и приходится отдавать, тайно переправлять в далекую страну, на еще больший страх и неоцененный риск, на возможно вечную разлуку и неведомые испытания, но с надеждой, что так будет лучше. Лучше, поскольку с 30-х годов для сирот, полусирот, детей, чьи родители сидели по тюрьмам или занимались революционной борьбой в разных землях и странах, цитаделью добра стал Ивановский интердом. Именно там предвоенной зимой оказались двое китайских подростков — девочка по имени Чу-Чу и мальчик Сяо Ман.

Так начинается история, основанная на судьбе реально существовавших детей, которые неумолимостью эффекта обратной тяги попали из своего огня в пламя чужой войны. Прототипом персонажа Чу-Чу стала Чжу Минь — дочь основателя китайской народно-освободительной армии Чжу Дэ, которого впоследствии назовут «китайским Жуковым» и изберут заместителем Председателя КНР. Но это будет позже. А пока переправленная в Советский Союз девочка станет жить под именем Тины Астровой. Ее товарищем станет другой воспитанник детдома — Ван Ли Измайлов — сын Чжан Вэньтяня, сподвижника Мао Цзэдуна, талантливого журналиста и переводчика, работавшего после войны послом Китайской республики в СССР.

Дети больших родителей все равно дети. Они дружат, озорничаю, учатся, боготворят портреты отцов, плачут в подушку, влюбляются, говорят во сне на разных языках, взрослеют. Все они помнят о Родине и мечтают вернуться в свою страну, чтобы быть ей полезными. Но не проявляются мужество и смелость, доброта и милосердие, способность к самопожертвованию и героизм только в привязке к месту действия. Либо человек их имеет, либо нет. Либо ты на светлой стороне, либо мостишь дорогу в ад неблагими делами. Война уготовила для подростков разные дороги: Чу-Чу попадает в оккупированную немцами Белоруссию, где тысячу раз была на волосок от смерти и столько же раз просила судьбу избавить ее от боли и унижений. Милая, беззащитная, вечная жертва, для которой всегда находится кто-то, стремящийся оградить или изощренно мучить. Желание выжить, умение приспособиться к жутким обстоятельствам войны соседствует у Чу-Чу с судорожной готовностью подтвердить свое жертвенное назначение. Часто, очень часто девушка предстает на экране одетая кое-как, в легком платьице на морозе, полуобнаженная, дрожащая, вызывая долгую эмоциональную волну безграничной к себе жалости. Она обречена носить на себе символ вечного не снимаемого распятия. Другой герой картины — Сяо Ман переносит военные невзгоды в разоренном промерзшем городе, с редкой щедростью излучая душевное тепло на таких же бесприютных бедолаг. Внешняя мягкость облика прикрывает скелет характера, сделанного из легированной стали. Защищать, помогать, пытаться крутить Землю и время назад, принося матерям вместо похоронок собственноручно написанные письма, становясь папой для пятилетней малышки. Все его поступки — суть воина и спасателя — ничтожные капли, упавшие на пожар войны. Но разве океан не состоит из множество капель…

Совместный российско-китайско-белорусский проект, созданный в середине 90-х, без сомнения был ориентирован на международный прокат. Этому способствовали и беспроигрышный драматический сюжет, и международный интерес к постсоветскому пространству. Нетривиальный прием был использован создателями: герои картины говорят без дублирования на трех языках — русском, китайском, немецком, а связующим звеном этого лингвистического интернационала являются английские субтитры. С другой стороны, линейность поставленной для фильма задачи — быть понятым и принятым — сыграла отрицательную роль при написании сценария и прорисовки персонажей: слишком однозначное деление действующих лиц на хороших-отвратительных, виден порой предписанный прогнозируемый характер действий и диалогов. Но все же это кино не черно-белое, а больше красное — тревожное, кровоточащее, воспаленное. И вместе с тем чистое, певуче-розовое, потому что свет, идущий от хороших людей, смог разбавить густоту багрового зарева и пролиться алым утром.